"О статье проф. Осипова "Особенности канонизации последнего Царя"" Капитанчук Виктор Афанасьевич

(Газета "НГ-религии" от 14.07.99).

Газета “НГ-религии” от 14.07.99 напечатала большую статью “Особенности канонизации последнего Царя”.

Узнав, что написана она таким известным и авторитетным человеком, как профессор Московской Духовной Академии А. И. Осипов, можно было не только заинтересоваться, но даже и обрадоваться. Наконец-то мы получим определенную объективную информацию серьезного исследователя, православного ученого, хорошо к тому же осведомленного о происходящем в церковных кругах, в частности в Комиссии по канонизации.

К сожалению, такая радость была преждевременной. Как только начинаешь читать статью, становится ясно, что написана она не объективным исследователем вопроса, а страстным противником канонизации Государя. Выражается эта страстность, прежде всего, в очевидно несправедливых обвинениях и порой приводящих в изумление отсутствием какой-либо логики умозаключениях. Это настолько неожиданно и странно, что… Нет, лучше судите сами.

1. Цитирую А. И. Осипова: “…последний царь не только уничтожил самодержавие, освященное Церковью, традицией, историей, но и собственноручно утвердил западные, демократические принципы правления в России, что уже прямо свидетельствует о характере его убеждений”. Сильно сказано. Оказывается Николай Второй был демократом, нет, убежденным демократом, и в соответствии со своими убеждениями уничтожил самодержавие.

Вот первое обвинение. Ясно, что оно могло быть написано только очень страстным человеком, настолько страстным, что ему уже все нипочем. Вроде бы и анализировать такое обвинение как-то нелепо. Но ведь профессор Осипов написал, а не какой-нибудь невежественный графоман. Придется разбираться.

Все это обвинение строится на следующих словах акта об отречении Николая Второго: “Заповедуем Брату Нашему править делами Государственными в полном и нерушимом единстве с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу”.

Раз “заповедуем Брату Нашему”, то есть представителю правящей династии, то ясно, что речь идет, прежде всего, о сохранении в России монархии. Спасение, а не уничтожение монархии – вот ради чего Николай Второй самоустранялся от власти. При чем здесь западническо-демократические убеждения? Да и не в конкретных словах акта отречения дело. Достаточно самого минимального знакомства с убеждениями и настроениями Царя, чтобы абсурдность подобного обвинения была очевидной. Что же касается конкретных слов о правлении “в полном и нерушимом единении с представителями народа”, так здесь не демократия, а четко выраженный принцип соборной монархии, отличавшей православное царство от западного абсолютизма. Что же касается заключительных слов: “…на тех основаниях, кои будут ими (т. е. представителями народа) установлены”, то здесь видимо ясно: Царь допускал и даже считал вероятным, что сохранить самодержавие в прежних формах народ не захочет, и силой заставить его это сделать тоже нельзя. Николай Второй, самоустраняясь, спасал в России православную монархию настолько, насколько это было возможно по его понятиям. Был ли он во всем прав? Не мне судить. Ну, а что касается обвинения, выдвинутого А. И. Осиповым, судите о нем сами.

2. А. И. Осипов как-то не совсем внятно обвиняет Николая Второго еще и в том, что он совершил некий сакральный акт уничтожения царского служения в России, отказавшись от дара помазания и не обеспечив наследования престола. Отметим, что “не обеспечить сохранения” и “уничтожить” – это все-таки вещи разные. Сам по себе “отказ от дара” Божьего ради высшей цели ничего сакрально-кощунственного не несет. Цари уходили перед смертью в схиму, супруги отказывались от даров, подаваемых в таинстве венчания, ради монашества… Множество примеров тому можно найти в Добротолюбии и житиях святых.

Ну, а что касается того, что Царь “не обеспечил” наследования престола. Да, но мог ли он обеспечить? Во всяком случае пытался. Поэтому обвинять его в сакральном уничтожении царского служения в России никак нельзя.

Интересно, к тому же, что это за новое догматическое учение о сакральном уничтожении монархии? Профессор Осипов пишет: “его (царя) отречение соответствует не уходу священнослужителя на покой, когда сохраняется право служения, и даже не просто снятию с себя сана, но уничтожению самого этого служения в России”. Это почему же? На каком основании из Священного Писания или Священного Предания делается это утверждение? Может быть, на основании личного откровения, полученного профессором Осиповым? К сожалению, А. И. Осипов не указывает этого, а мы сами не можем найти этому основание в церковной традиции. Существует ли такое основание вообще, или причина столь категоричного утверждения в страстном желании как можно сильнее и страшнее обвинить Николая Второго во всех возможных грехах? Если бы в Православной Церкви действительно существовало учение о том, что отречение от престола и необеспечение преемства есть сакральное уничтожение царского служения, то как тогда объяснить реакцию Синода на происшедшие события? Синод, как известно, отказал обер-прокурору в его просьбе “обратиться к народу и поддержать распадавшуюся монархию. Вместо этого Синод одобрил 17 марта решение Великого Князя Михаила передать вопрос о власти на усмотрение будущего Учредительного собрания, а 26 июля приветствовал наступивший час всеобщей свободы России, когда вся страна ликовала по поводу радостных новых дней ее бытия” (Цит. по: Д. В. Поспеловский, “Русская Православная Церковь в ХХ веке”).

А. И. Осипов прекрасно знает, как видно из его статьи, об обращении Синода по поводу отречения Царя и отказа его брата принять Российский престол, равно как и то, что в состав Синода входили тогда св. Владимир и св. Тихон, будущий Патриарх. Синод мог ошибаться в оценке текущих событий, но по Осипову получается, что он одобрил сакральное уничтожение монархии в России.

Царь не только не имеет власти уничтожить сакральное царское служение (откуда у него эта власть, кем она ему дана?), но более того, православная традиция говорит скорее о том, что, и отрекшись от царской власти, царь, именно в сакральном смысле, не перестает быть царем! Таковым и оставался Николай Второй после отречения от престола в глазах как преданных ему людей, так и в глазах его врагов, сколько бы они, не верующие вообще ни в какую сакральность, ни называли его “гражданином Романовым”. Он был расстрелян как Царь, в чем и не преминули они расписаться на стене Ипатьевского дома.

В том, что царственная особа не утрачивает своей царственности, свидетельствуют, например, следующие факты. Вдовствующая Императрица, некогда венчанная на царство, после смерти Супруга утрачивает престол, уступая его новой Императрице, но от этого не становится всего лишь Великой Княгиней, продолжая оставаться Императрицей. Или другой пример. Царь, перед смертью, как это бывало в истории, принимает схиму, и, следовательно, утрачивает права на престол, однако Церковь в своих молитвах продолжает поминать его именно как царя, а не как инока. Очевидно, в этом, как и во всем, что происходит в мистической жизни Церкви, выражается некая сакральная реальность, но отнюдь не парадное пышнословие.

Таким образом, утверждение об уничтожении в России сакрального царского служения Царем, сошедшим с престола, вообще, представляется не более, чем произвольным, надуманным и по существу глубоко ложным.

3. Далее проф. Осипов обвиняет Царя в сохранении антиканонического Синодального строя в Церкви, фактическую ее подчиненность светским людям, и в проведении либеральной политики по отношению к другим исповеданиям, законодательным признанием в России свободы совести.

Кто и в какой мере виновен в том, что в России со времен Петра Первого сохранялась Синодальная форма правления – это вопрос достаточно сложный. Но нужно отметить, что царь Николай Второй понимал необходимость изменения существующего положения, восстановления патриаршества, с чем даже не все иерархи соглашались, и созыва Поместного Собора. И если уж говорить о “неблагодарности династии” по отношению к Церкви, то надо же различать лица. Именно Николай Второй готов был содействовать возвращению канонического строя и свободы Церкви, отличаясь этим от своих предшественников. Ясно и то, что либеральные реформы были вынужденной мерой перед угрозой всеразрушающего революционного взрыва. Царь же этих реформ не хотел. Этим объясняется и затягивание с созывом Собора в той мятежной обстановке, когда значительная часть даже церковного общества была захвачена либерально-реформистскими и революционными настроениями. Правильную ли политику проводил Царь? Удалось бы создать Православное Царство, в канонически безупречных формах, в народе, отступившем, в подавляющем большинстве, от верности идеалам Православия, если бы Царь пошел не путем компромиссов, а путем жестких репрессий? Сомнительно. Но основная вина в отступлении от этих идеалов не на Царе. Грозящая катастрофа, как результат совершающегося отступления от православия, была видна святым людям в России уже более чем за сто лет до Николая Второго. В чем же причина того, что трагедию последнего Царя объявляют теперь его грехом?

4. Один из разделов своей статьи проф. Осипов посвящает религиозности Царской Семьи. Сыпятся упреки: больше надо было общаться со святыми, читать аскетическую литературу, а не светскую…

Николай Второй был человеком своего времени и своей среды. Наверное и рассматривать его религиозность нужно на этом фоне, а не на фоне патериков. Оторванность высших слоев общества в России от центров расцвета православной духовности началась не при последнем Царе. При нем она преодолевалась. И им непосредственно тоже. В этом немалая заслуга лично Царя и Царской Семьи. Достаточно вспомнить поездки Царя и его ближних в монастыри, роль Царя в прославлении великого святого – преп. Серафима Саровского, тот факт, что за время правления Николая Второго было прославлено больше святых, чем за весь ХIХ век. Это тоже говорит о религиозности Царя.

В девятнадцатом веке многими считалось, что чтение аскетической литературы, и даже Библии, вообще не для мирян. Начиная с оптинских старцев, этот предрассудок постепенно преодолевался. Не знаю, читала ли Царская Семья духовную литературу во время царствования, но то, что читала во время гонения на нее – это известно доподлинно. Во время же царствования своего Царь каждый день, по свидетельству духовника еп. Феофана Полтавского, бывал на литургии. Было ли это типично для просвещенных людей его круга?

На архиерейском Соборе, докладывая о выводах Комиссии по канонизации, митрополит Иувеналий говорил о личном благочестии всей Царской Семьи, “отличавшим ее жизнь как и от многих поколений царственных особ, так и от современного ей дворцового окружения” (“Русь державная”, № 5, 1996 г.).

Но вот в религиозности Царя А. И. Осипов находит то, что, по его убеждению, “принципиально не позволяет с христианской точки зрения ставить вопрос о канонизации Николая II”. Даже нельзя ставить вопрос. Сказано сильно. А.И. Осипов приводит выдержку из личного письма Царя к его матери: “Бог дает мне силы всех простить, только генерала Рузского простить не могу”. В этом личном письме Николай Второй говорит матери о том, какая внутренняя борьба идет в его душе. Он знает, что должен всем простить, этого хочет Бог, и хочет он сам, и Бог дает ему силы на это. Но вот одного человека он простить не может. Чем же закончилась эта духовная борьба? Мы могли бы этого и не узнать, но Промыслом Божиим до нас дошло свидетельство его дочери о том, что отец всех простил и просит не мстить за себя. Тут бы и обрадоваться, но А. И. Осипов не верит: “так как она ничего не говорит о главном в данном вопросе – простил ли он Рузского? Следовательно, она или не знала об этом, или предпочла по понятным мотивам молчать”. Читала ли дочь личное письмо отца к его матери? Неизвестно. Скорее всего, нет. И уж конечно она не знала, что это письмо будет прочитано кем-то еще много лет спустя, и как оно будет истолковано. Так почему же она о Рузском должна была говорить что-либо отдельно? Разве недостаточно ясных и драгоценных слов ее свидетельства о том, что отец ВСЕХ простил и просит не мстить за себя! Казалось бы с этим все ясно. Что же заставляет подозревать мученицу в лукавом “умолчании”, к тому же, в ожидании близкой кончины?!

Многое еще можно было бы сказать о том, как грубо, искаженно представлен в статье образ Царя и его Семьи. Но оставим, все же, это тягостное занятие и перейдем к главному вопросу. Последние дни жизни Царской Семьи сияют праведностью, кротостью, смирением так, что невозможно читать о них без волнения. Но, все же, вершина их праведности, венец ее – их мученическая кончина. В религиозном сознании церковного народа они, прежде всего, – Царственные Мученики, и именно это является основным мотивом их канонизации.

Профессор Осипов, прежде всего, отрицает религиозные мотивы убийства Царской Семьи. Он утверждает, что Царь пострадал “как политический деятель”. Для людей безрелигиозных или религиозно слепых, действительно, такая точка зрения была бы не удивительна. Причиной избиения вифлеемских младенцев было стремление Ирода сохранить власть. Более того, Самого Господа обвиняли в политическом преступлении: объявляет Себя Царем! Когда Пилат хотел отпустить Христа, “Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю” (Ин. 19, 12).

Для безбожных противников Богоустановленной власти уничтожение Царя есть дело политическое. Но иной взгляд Церкви. Для верующего человека соглашаться с таким пониманием распятия Самого Господа, или с убийством вифлиеемских младенцев или с казнью православного Царя богоборцами совершенно невозможно. Это означает самому встать на позицию богоборцев.

Вифлеемские младенцы были мучениками за Христа, ибо они пострадали потому, что каждый из них, в глазах Ирода, мог быть Христом. То есть каждый из них был образом, иконой Христа, за то и пострадал, за то и прославлен Богом и Церковью в сонме святых. Несмотря на то, что произошло это без проявления на то их личной воли. Но было на то их Божие избранничество. Как, почему, чем же они это заслужили? На эти вопросы мы, конечно, не дерзаем давать ответы. Не все тайны Божии дано нам знать. Достаточно смиренного и благоговейного признания самого этого страдания за Христа, о котором свидетельствует Церковь.

Православный Царь есть образ, икона Царя Небесного. И как богоборцы восстали против Царя Небесного, так же восстали они и против Царя земного. Страдающий и убиенный этими богоборцами Православный Царь есть икона страдающего и распятого Господа, именно в этом религиозная сущность его избранничества. И только совершенная духовная слепота может это отрицать, называя его лишь политической жертвой.

Было ли страдание Царя и его Семьи добровольным? Несмотря на многочисленные свидетельства того, что Царская Семья сознательно ждала своей участи, смиренно принимала ее и духовно к ней готовилась, проф. Осипов утверждает: “Полностью не соответствующими действительности выглядят… утверждения о добровольном принятии последним императором смерти… Имеются прямые свидетельства, что бывшая (?) августейшая семья стремилась уехать за границу”. Если бы даже это было и так, то стремление избежать смерти, не исключает добровольного ее принятия. Так было, например, со святым князем Глебом, который, как пишет Нестор, был захвачен Святополком в тот момент, когда пытался скрыться от него. Застигнутый убийцами, св. Глеб вначале умоляет пощадить его, и уже затем выражает смиренное непротивление убийцам: “Аще ли крови моей насытитися хощете, уже в руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю”. Все это нисколько не умалило в глазах Церкви подвиг святого страстотерпчества.

Но все же, где же эти “прямые свидетельства”? А. И. Осипов приводит только одно: дневниковую запись Императора от 10 (23) марта: “Разбирался в своих вещах и книгах и начал откладывать все то, что хочу взять с собой, если ПРИДЕТСЯ уезжать в Англию”. Вот и все. “Если придется уезжать…”. Речь идет о принудительном отъезде, где же здесь “стремление” или “желание”, о которых говорит Осипов? Можно думать, скорее, о высылке, о принудительном отъезде. Добровольный отъезд, после ареста Царской Семьи Временным Правительством, просто исключался. Как пишет судебный следователь Н. А. Соколов: “лишение Царя свободы было поистине вернейшим залогом смерти Его и Его Семьи, ибо оно сделало невозможным отъезд Их за границу”.

Но Царская Семья не только не хотела этого, но и считала эту возможность худшим из всего, что могло их ожидать. О желании Царской Семьи остаться в России и разделить судьбу своего народа действительно есть “прямые свидетельства”. Это – письма Царской Семьи из заключения и свидетельства их близких.

Вот одно из них. Дочь Е. С. Боткина, лейб-медика Государя, принявшего вместе с ним мученическую кончину, Т. Е. Мельник-Боткина писала: “Пожелай они (Царская Семья), намекни одним словом, и Император Вильгельм обеспечил бы им мирное и тихое существование на родине Ее Величества, но уже будучи в заключении в холодном Тобольске и терпя всякие ограничения и неудобства, Ее Величество говорила: “Я лучше буду поломойкой, но я буду в России”. Это – доподлинные слова Ее Величества, сказанные моему отцу”.

О том же свидетельствует и св. Патриарх Тихон в своем “Слове на убиение Царской Семьи”: “…мы знаем, что Он, отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения Своего положения, безропотно покорился судьбе…”

Но, повторяем, дело даже не в том, хотела или нет Царская Семья выехать за границу. Хотя желание остаться в России, несмотря на явную угрозу смерти, делает подвиг Царственных Страстотерпцев еще более высоким. Дело даже не в том, насколько праведной была жизнь Царя и его близких до ареста. Дело в том, что многочисленные записи, оставленные членами Царской Семьи, и их отношение к своим врагам и, в частности, к своим палачам, с несомненной ясностью свидетельствуют об их непротивлении смерти, и именно, о непротивлении, ради последования Христу. “Непротивление это, – как пишет Г. П. Федотов относительно подвига страстотерпчества, – по-видимому, сообщает характер вольного заклания насильственной кончине и очищает закланную жертву там, где младенчество не дает естественной чистоты” (Г. П. Федотов, “Святые Древней Руси”).

Отрицать же непротивление смерти в случае Царской Семьи, (если не внешнего, то, во всяком случае, внутреннего, как у св. кн. Глеба) – значит “идти против рожна”, а это может привести к слепоте – физической, как в случае с Савлом, или духовной, как, видимо, в данном случае.

Русская Церковь всегда с особым почитанием относилась к подвигу страстотерпчества, почитая русских святых страстотерпцев даже выше, чем русских мучеников за веру. Г. П. Федотов пишет далее: “Никто из них (русских мучеников за веру) никогда не мог сравняться в церковном прославлении с Борисом и Глебом – страстотерпцами. Это означает, что Русская Церковь не делала различия между смертью за веру во Христа и смертью в последовании Христу, с особым почитанием относясь ко второму подвигу.

Последний парадокс культа страстотерпцев – святые “непротивленцы” по смерти становятся во главе небесных сил, обороняющих землю русскую от врагов… Но этот парадокс, конечно, является выражением основной парадоксии христианства. Крест, символ всех страстотерпцев, из орудия позорной смерти становится знамением победы, непобедимым апотропеем против врагов”.

Статья проф. Осипова как бы поднимает вопрос: кто прославляет святых – люди или Бог? В Православии этот вопрос раньше, вроде бы, и не стоял. Считалось нормальным и единственно возможным только то решение, когда воля человеческая последует воле Божией, подобно тому, как во Христе Его человеческая воля последует “Божественному и всемощному хотению”. Главными свидетельствами Божией воли о прославлении святого всегда были или непосредственно факты мученической кончины за Христа, или чудеса, связанные с ним. Итак, чудеса были свидетельством святости.

В последнее время явлено множество чудес, связанных с Царственными Страстотерпцами. Как быть с ними противнику канонизации Царя? Проф. Осипов делает действительно оригинальное предложение: не чудо считать свидетельством святости, а святость считать свидетельством истинности чуда. Поскольку Царя А. И. Осипов святым не считает, то и все чудеса, связанные с ним, суть ложные. Очень просто. Вопрос только в том, что если отказаться от признаваемого во все времена свидетельства Божия – чуда, то каким же свидетельством тогда руководствоваться? Ответ ясен: своего ума достаточно!

Вот рассуждение автора статьи: “жизнь князей Бориса и Глеба была святой, чего нельзя сказать о последнем государе”. Не дерзаю что-либо говорить о том, была или не была святой жизнь последнего Государя, но можно сказать, что проф. Осипов явно не понимает, за что были прославлены князья Борис и Глеб, как не понимает и того, что страстотерпчество, непротивление смерти в последовании Христу, очищает жизнь страстотерпца, какой бы она ни была, о чем прекрасно говорит Федотов в приведенных выше словах.

Действительно, не всякое чудо истинное, бывают и ложные чудеса. Поэтому каждый отдельный случай требует осторожного и внимательного рассмотрения. Но автор статьи в такие подробности не вдается.

Единственную возможность принятия чуда как истинного дает, согласно проф. Осипову, “епископское удостоверение”. Представим себе на одну кошмарную минуту, что некто выбросил из истории Православной Церкви все чудеса, которые были приняты святыми и несвятыми “без епископского удостоверения”. Получилось бы что-то вроде “Евангелия” от Льва Толстого, который тоже повыбрасывал все чудеса из евангельской истории, как несоответствующие его разумению.

Автор статьи обвиняет почитателей Царственных Страстотерпцев в противлении церковной власти, даже в “открытом противлении Церкви”.

Например он пишет: “самовольное, без правящего епископа, без Собора объявление священником… кого-либо святым есть акт открытого противления Церкви… И икона – это образ канонически (то есть соборно во главе с епископом или епископами) прославленного Церковью, а не самовольно… Но, если это “икона” самочинная, то можно ли здесь говорить о чуде?”

Приведем в связи с этими утверждениями замечательный отрывок из “Жизни преподобного Симеона Нового Богослова”, написанной учеником его Никитой Стифатом.

“Старец его (Симеона Нового Богослова), Симеон благоговейник, духовный его отец и руководитель отошел ко Господу в глубокой старости, после сорокапятилетнего строгого подвижничества. Преподобный Симеон, зная его труды подвижнические, чистоту сердца, к Богу приближение и присвоение и осенявшую его благодать Св. Духа, составил в честь его похвальные слова, песни и каноны, и светло праздновал каждогодно память его, написав и икону его. Может быть, его примеру подражали другие в обители и вне обители, потому что он имел много учеников и чтителей среди иноков и мирян. Услышал об этом патриарх тогдашний Сергий и, призвав к себе преподобного Симеона, расспросил о празднике и празднуемом. Но, увидев, какой высокой жизни был Симеон благоговейник, не только не противился чествованию памяти его, но и сам стал принимать в нем участие, посылая лампады и фимиам”.

Далее Никита Стифат пишет, что нашелся некий митрополит Стефан, “очень образованный научно и сильный в слове”, который, движимый завистью к преп. Симеону, сначала презрительно отзывался о его писаниях, найдя их “ненаучными и не риторичными”, а затем обрушился на празднование памяти Симеона благоговейника и на икону его, написанную преп. Симеоном Новым Богословом. Началась, как пишет Никита Стифат, “война между правдой преподобного и ложью Стефана”. На обвинения преподобный отвечал: “Сам я не могу не чтить моего старца, следуя заповеди апостолов и св. отцов; но других никого не склоняю на это. Это дело моей совести, а другие, как им угодно, так пусть и действуют”.

Ясно, что действия Симеона Нового Богослова проф. Осипов должен расценивать как “открытое противление Церкви”, чего, однако, не усмотрел Константинопольский Патриарх.

Действительно, есть немало священников, считающих Царя святым, есть немало и икон Царственных Страстотерпцев, но не слышно, чтобы кто-либо принуждал кого-нибудь к их почитанию. Это, как и в истории с Симеоном благоговейником, дело совести каждого. Так, может быть, не стоит бросаться такими обвинениями, как “открытое противление Церкви”, чтобы не похулить заодно и преподобного. Противлением Церкви могут быть только действия, идущие против ее установлений или запрещений, например, почитать кого-либо, писать его икону и так далее. До соборного решения проф. Осипов может считать ошибочным почитание Царственных Мучеников и написание их икон. Но он объявляет это “открытым противлением Церкви”. Однако, его мнение – это еще, все-таки, не соборный голос Церкви, и не нужно предвосхищать его, тем более, когда предостерегаешь от этого других.

Много можно было бы говорить о почитании святых прежде их официальной канонизации. Приведем здесь только один, как нам кажется, наиболее яркий пример.

Очень чтимый в России преподобный “Нил Сорский вообще не был канонизован в Москве… Мы вообще не знаем, когда именно произошла его местная канонизация, – в конце XVIII или в XIX веке. Она совершилась неприметно, в силу возросшего его почитания в новое время, и санкционирована Синодом в “Верном месяцеслове” 1903 г.” (Г. П. Федотов, “Святые Древней Руси”). Бывает, что и так проявляет себя соборный голос Церкви.

Есть еще ряд более частных соображений А. И. Осипова, направленных против канонизации Царя. Все их рассматривать, наверное, не имеет смысла, хотя все они не столько убедительны, сколь удивительны. Вот, хотя бы, один пример.

А. И. Осипов утверждает, что никто из ныне прославленных Церковью иерархов, новомучеников, начиная со св. Патриарха Тихона, – никто из них ни разу не высказал мысли о Царе, как о святом страстотерпце, хотя они, считает Осипов, знали “значительно больше и лучше, чем мы теперь, личность бывшего Царя”.

Удивительно все-таки, что такое некорректное высказывание сделано ученым профессором. Ученый или человек, привыкший мыслить хоть сколь-нибудь корректно, мог бы сказать, что ему не известно ни одного такого высказывания. И только. Но это не значит, что таких высказываний не было.

Если бы иерархи высказывались о Царе, “как о святом страстотерпце”, достаточно открыто и широко, то это, несомненно, вызвало бы обвинение Церкви со стороны властей в политической нелояльности или даже враждебности. Известно, что на Поместном Соборе после расстрела Царской Семьи были голоса против даже открытого совершения панихид из опасений “реакции большевиков, которые-де обвинят Церковь в монархизме” (Д. В. Поспеловский, “Русская Православная Церковь в ХХ веке”). Тем более такую реакцию могли бы вызвать высказывания о святости Царя-Страстотерпца. Что же касается келейных высказываний на эту тему, то не удивительно, что они до нас не дошли.

Нельзя согласиться и с произвольным утверждением А. И. Осипова, что современники знали личность Царя лучше, чем мы теперь. Особенно это касается жизни Царской Семьи в заключении. Сейчас широко известно множество материалов, освещающих этот, самый важный для канонизации, период в жизни Царской Семьи. Конечно, тогда они известны не были, за исключением каких-то, может быть, доходивших до иерархов крупиц, и то, скорее всего, в виде слухов.

Заниматься анализом таких произвольных утверждений и возражать на них дело, в общем-то, неблагодарное. Пора, наверное, остановиться.

По вопросу о канонизации Царя и Царской Семьи ожидается решение Архиерейского Собора. Для подготовки этого решения трудится Комиссия Священного Синода по канонизации. Понятно, какое значение для выработки решения будут иметь выводы исследований этой Комиссии. Проф. Осипов сообщает нам немного: “Подводя итог изучению государственной и церковной деятельности последнего Российского Императора, Комиссия не нашла в ней достаточных оснований для его канонизации”.

Но ведь понятно, что почитание Царской Семьи прежде всего основано на их страстотерпчестве! О выводах Комиссии по этому вопросу А. И. Осипов ничего не говорит. Отчего же? Это становится ясным после того, как газета “Православная Москва” опубликовала материалы о посещении Святейшим Патриархом Алексием Вторым Валаамского монастыря в июле этого года.

Выступив перед монахами, Патриарх сказал следующее: “На Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, который будет созван в будущем году, будет вынесен вопрос о канонизации сонма новомучеников, в их числе предполагается канонизовать и Царскую Семью. Комиссия по Канонизации, изучая в течении четырех лет материалы по Царской Семье, нашла основания причислить Царскую Семью к лику святых, но не за святость жизни, а за мученическую кончину, за христианский подвиг во время заключения в преддверии мученической кончины. В будущем году Архиерейский Собор решит вопрос о канонизации в сонме новомучеников и членов Царской Семьи” (“Православная Москва”, №№ 27-28, 1999).

Аргументом против канонизации А. И. Осипов считает также и то, что канонизация “способна еще серьезнее осложнить ситуацию в нашем обществе и разделить его еще по одному признаку, ибо многими данный акт будет воспринят как принуждение их совести к почитанию того, в ком они не видят ни должного примера христианской жизни, ни тем более святости”.

Во-первых, в Церкви признание любой истины совершенно не должно зависеть от того, что эту истину кто-либо отвергает.

Во-вторых, неужели проф. Осипов думает, что его или кого-либо заставят (угрозой отлучения или иными прещениями) молиться или иначе проявлять свое личное почитание новопрославленных святых? Не думаю. В четырех епархиях Русской Церкви Царственные Страстотерпцы уже прославлены как местночтимые святые. О расколах или прещениях, связанных с этим, что-то ничего не слышно. Но вот отказ от канонизации, действительно осложнит обстановку в церковном обществе.

Это, несомненно, углубило бы разделение с Зарубежной Церковью, уже канонизировавшей Царскую Семью. Все возрастающее почитание в церковном народе Царственных Страстотерпцев как святых, конечно невозможно уничтожить отказом от их канонизации, но легко представить, какое духовное недоверие к священноначалию Русской Церкви это могло бы вызвать. Невозможно же не понимать этого.

Другой аргумент А. И. Осипова против канонизации – возможные искажения догматического сознания в связи с почитанием Царя-Мученика. Насколько такое опасение обосновано, не будем сейчас судить. Но разве не было искажений догматического сознания в связи с почитанием, скажем, св. Иоанна Кронштадтского? Более того, сколько многоразличных искажений догматического сознания знает история в отношении к самому Господу! Коль скоро есть искажения догматического сознания, с ними должно бороться. Но, надеемся, А. И. Осипов не предлагает все же упразднить почитание св. Иоанна Кронштадтского или отречься от Христа, чтобы не было никаких искажений догматического сознания.

Вызывает возражение со стороны проф. Осипова не только канонизация Царя, но и, как он сам пишет, “пропагандируемая сторонниками канонизации ответственность за “тягчайший грех цареубийства, довлеющий над всеми народами России”. Здесь он цитирует Обращение участников конференции “Царское дело и екатеринбургские останки”, представляя призыв к покаянию народа за грех цареубийства как нелепую, с церковной точки зрения, затею кучки сторонников канонизации Царя.

Снова приходится изумляться: что это – дремучая неосведомленность А. И. Осипова в церковных делах (но это – вряд ли), или “открытое противление” церковному священноначалию, замаскированное лукавым сокрытием фактов. Приведем здесь слова Послания Святейшего Патриарха Алексия Второго и Священного Синода, посвященного 75-летию убиения Царской Семьи: “Грех цареубийства, происшедшего при равнодушии граждан России, народом нашим не раскаян. Будучи преступлением и Божеского и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном самосознании.

И сегодня мы, от лица всей Церкви, от лица всех Ее чад, усопших и ныне живущих, приносим перед Богом и людьми покаяние за этот грех. Прости нас, Господи!

Мы призываем к покаянию весь наш народ, всех чад его”.

По поводу этого обращения митрополит Иоанн в своей книге “Одоление смуты” пишет: “Неужели не ясно, что главное – совершилось?! Принесено покаяние в грехе цареубийства, и страшное преступление сие не тяготит более соборную совесть народа русского. Это ли не принципиальный важнейший шаг в деле духовного оздоровления России? Это ли не веха на пути восстановления исторической преемственности русской жизни, разорванной страшными социальными катаклизмами ХХ века?”

В своей статье проф. Осипов восстает против этого призыва к покаянию, причем в иронически-издевательской форме. Одной из причин этого, как видно из его статьи, является полное неприятие такого понятия как “соборная совесть народа”. Во всяком случае он не имеет к ней никакого отношения. Что, отчасти, проясняет и его позицию в вопросе о канонизации Царя.

Статья проф. Осипова вызывает массу недоумений, чтение ее крайне тягостно. Но все же она, несомненно, имеет определенную объективную ценность.

Авторитетнейший и информированнейший профессор-богослов попытался собрать все мыслимые и немыслимые возражения против канонизации Царя-Мученика. Все они при сколь-нибудь внимательном прочтении оказались лишь собранием натяжек, искажений, тенденциозных толкований, умалчиваний или злонамеренных измышлений (вроде западнических, демократических убеждений Царя).

В католической процедуре причтения к лику святых действовало такое лицо, которое называлось “адвокатом дьявола”. Этому лицу поручалось возражать против канонизации. Тягостная обязанность. Эту неблагодарную роль взял на себя проф. Осипов и показал, вполне убедительно, что все возражения против канонизации абсолютно несостоятельны и рассыпаются в прах. Это и есть их главная особенность. “Адвокат дьявола” потерпел поражение. Можно было бы искренне поблагодарить А. И. Осипова за такой результат, если бы не произошло это помимо его воли.

17 октября 1999 г.

Капитанчук Виктор Афанасьевич

Источник