"О Царе-страстотерпце Николае" архим. Рафаил Карелин

I

История 30-х годов бывшей Российской Им­перии, названной Советским Союзом,— это исто­рия невидимого геноцида против своего народа, который можно назвать эрой мучеников. Ни один народ, ни в один исторический период не дал столько мучеников и исповедников за Христа, как православные всех наций, попавшие под тиранию коммунистической власти. Это было время духовной дифференциации народа, которое дало героев и предателей, мучеников и палачей;  которое как бы обнажило до дна демоническую сущность тех, кто подготовил и совершил революцию, кто отрицал всякую мораль и нравственность во имя победы... кого над кем — не понятно. Это время дало больше мучеников, чем гонения на христиан от Нерона до Диоклетиана. Но это было время страшной подлости и бесчестия, время великой лжи.

Уже в начале XX в. пресса и большинство учебных заведений были захвачены антихристианскими силами, которые отравляли сознание народа. Теперь, после революции, пресса стала концентрированным сгустком лжи. Людей, которых убивали за веру в Христа, хотели показать в глазах народа преступниками, врагами государства, людьми аморальными: низкими, недостойными или, по крайней мере, приписать их смертную казнь и приговоры трибунала каким-то другим причинам, а не стойкости в вере, преданности Церкви и нежеланию идти на компромиссы.

Для коммунистической власти нужно было не только физически уничтожить своего противника, но путем лжи опорочить его имя; им были нужны не только приговоры трибуналов, свирепствующие по всей стране, но и одобрение народа, хотя на судах народ представляли специально посланные туда красногвардейцы и матросы: смертные приговоры они встречали аплодисментами и криками: «Раздавим врагов революции».

Главой мучеников, как бы предводителем их, был Император, который не изменил своему долгу и вере, не пошел ни на какие сговоры с антихристианскими силами, не стал посмешищем в их глазах, как Людовик, который подписывал своим именем декреты революционного правительства, что не помешало его казни. Царь умер как солдат на посту, как мученик, распятый на кресте; он умер потому, что был и остался христианином.

Но революционным силам была нужна не только смерть, но и дискредитация Царя. Сколь­ко лжи, клеветы, подделок, бессовестных небы­лиц было сочинено в эти годы против царских мучеников; какие потоки сатанинской злобы об­рушились на безвестную могилу Царя. Суд Хама и его сыновей над Царем, который был отцом на­рода, продолжается.

К сожалению, к этому революционному суду, который продолжает дискредитацию мученика-Царя, в качестве обвинителя примкнул г-н Оси­пов. Его обвинение против Царя, в сущности, по­вторяет обвинения тех, кто объявил войну алта­рям и тронам, кто вместо царского трона постро­ил мавзолей, а храмы превратил в застенки и тюрьмы. Мы, разумеется, не ставим знака равен­ства между преподавателем Основного богосло­вия и пьяным матросом, танцующим в Смольном дворце, мы только говорим о традиции цареубий­ства: убивают не только пулей и штыком, но и

словом.

Каким-то силам до сих пор хочется нравст­венно уничтожить Царя, продолжить его убийст­во; им до сих пор ненавистен Царь-мученик; они до сих пор хотят скрыть характер смерти Импе­ратора и его Семьи как ритуальной жертвы, при­несенной сатане. И здесь г-н Осипов повторил нападки революционной прессы, разумеется, в дру­гой форме, но при одном и том же содержании.

Наглость революционных лжецов не имеет пределов. Так, например, Людовика XVI обвинили в безнравственности, а так как фактов не 6ыло, то  придали ему следующий вид: «Король обвиняется в том, что он хотел взять себе любовницу», что «пагубно повлияло» бы на нравственность французского народа.

К подобным обвинениям прибегает и г-н Осипов: он говорит, что в царском дворце занимались спиритизмом. Но г-н Осипов как будто забывает, что две сербские княгини, занимавшиеся спиритизмом, как раз включились в клевету против Царя, возможно под влиянием духов, которые действовали на спиритических сеансах. Г-н Осипов обвиняет Царя в том, что он вел тот образ жизни, который приписывал ему дворцовый этикет. Но разве святые императоры Византии поступали по-другому? Двор Иустиниана Великого поражал как соотечественников, так и иностранцев своим богатством, — но ведь царский дворец был символом Империи!

Господин Осипов упрекает Царя в политических ошибках. Но разве он не знает, что распоряжения Императора искажались, а часто вообще блокировались, что задолго до революции дворец был опутан сетью заговоров, что во время войны Царю лгали его генералы, которые хотели, как некогда декабристы, падения самодержавия? Г-н Осипов упрекает Царя в том, что он был сторонником синодального правления Церкви. Но ведь в начале заседаний Поместного Собора Русской Церкви в 1917 году значительное количество участников высказывалось за сохранение прежней синодальной структуры, и только революционные события заставили их переменить свою позицию. Синодальное правление Русской Церкви бы­ло согласовано с восточными патриархами, кото­рые объявили Синод своим «братом», так что церковная ориентация не являлась грехом против Церкви.

Последний византийский Император Константин XII совершил преступление, дозво­лив унию, хотя это дозволение было только фор­мальным и впоследствии отмененным. Но он по­гиб мученически, сражаясь за Царьград и вели­кую Софию, хотя его уговаривали оставить по­верженный город, и как мученик, был причислен Греческой Церковью к лику святых. Царь Нико­лай был убит как воин, сражаясь с силами куда более страшными, чем орды Мухамеда II.

Г-н Осипов хочет объяснить его смерть политической ситуацией; то же самое хотел сде­лать идеологический кабинет Свердлова. Госпо­дин Осипов, к сожалению, не имеет той рыцар­ской чести, которая требует уважения к сюзере­ну: ему больше импонирует роль Терсида, кото­рый смеется над могилами героев.

Народная душа почувствовала святость Царя; Царь стал народным святым, и этот образ не уби­ли ни ложь, ни гонения, ни заговор клеветы вокруг имени мученика-Царя.

II

Последним византийским Царем был Кон­стантин XII, который отказался покинуть осаж­денную турецкой ордой столицу, даже когда магометане ворвались в обреченный город и бои шли на улицах, залитых кровью. Он решил ос­таться до конца со своим народом и, сражаясь за святую Софию, умер как воин в бою. Константи­нопольская Церковь причислила его к лику свя­тых, а его могила стала местом тайного паломничества для православных жителей новой исламской империи. Впрочем, говорят, что его могила осталась неизвестной, а тело последнего Императора было настолько изрублено, что его невозможно было опознать.

Византия пала за грехи народа и ее царей. Но, смерть последнего Императора была не только подвигом героя, но также добровольной жертвой за грехи своего народа. В гавани Золотога Рога стоял корабль, который ожидал Императора, чтобы увезти его на Запад, но тот предпочел  мученическую смерть. Его последние слова, сказанные народу, были: «...пойдем, умрем за Софию», то есть за Православие.

Православный Царь является помазанником Божиим, поэтому монархия, в отличие от других форм правления, имеет свою мистику: Царь представляет в Церкви народ; он в этом смысле является избранником, а избранничество в мистическом значении — это жертвенное служение. Чем  полнее власть Монарха, тем выше его служение, тем более тесен мистический союз между народом. Монарх отвечает за грехи народ; отец — за грехи своих детей; но народ также  отвечает за грехи своих царей, как дети несут наказание за грехи своих отцов. Это могут быть политические потрясения, стихийные бедствия, несправедливость судей, жестокость господ. Монарх также несет на себе груз грехов своих предшественников; поэтому Монарх, исполняющий свой христианский долг, часто избирается Богом в жертву за грехи предшественников и народа. Чаще всего эта жертва совершается рукой богоборческих сил, и Монарх становится мучеником за Христа.

Крепость падает изнутри. Византия пала под тяжестью своих грехов так, как пал когда-то Иерусалим, взятый войсками Навуходоносора, а за­тем Тита. Российская Империя разрушилась по­тому, что отступила от Христа, и Царь-христиа­нин стал для богоборческих сил их врагом. Ари­стократия и интеллигенция были развращены; на­род подкуплен сказками о «царстве изобилия на земле», которое откроется после свержения мо­нархии. Войско нарушило свою присягу; Царь Николай остался более одиноким, чем Констан­тин XII во время осады Царьграда. Царь Нико­лай незадолго до смерти писал: «...везде измена, трусость и предательство». Константин XII умер в бою; он обладал исполинской силой, и перед своей смертью поразил в рукопашной битве мно­го врагов, пока не был убит и рассечен на части в кровавой сечи. Император Николай умер, про­щая своих врагов. Какой подвиг выше? Оставим это суду Божиему.

Судьба Российской Империи была еще более трагичной потому, что ряд ее царей, приняв по­мазание на Царство, разрушали саму Церковь, гнали Православие и продавали людей как скот. Двоих из них история назвала Великими потому, что они вели победоносные войны и расширяли границы государства. Но в духовном плане это были разрушители Православия, осквернители святынь народа, носители богоборческого духа; это были насильники над Церковью, поэтому их преступления, как черное облако, висели над страной.

Петр I стал первым революционером против традиций своего народа, против того, что называ­ется «святая старина». Он первый стал открыто развращать свой народ. Его преемники продол­жали это дело в течение почти столетия; оно должно было кончиться взрывом революции рано

или поздно, потому что инерцию зла остановить трудно, тем более, когда она направляется сверху вниз, не встречая удерживающей силы.

Царь Николай, как преемник монархической власти, должен был отвечать за грехи своих предков и в мистическом плане стать жертвой из-за их грехов и, в какой-то степени, жертвой за весь согрешивший народ. Константин XII до последних мгновений своей жизни не был покинут: около  него бились и умирали греческие воины. Царь Николай был покинут теми, кто его окружал. За него никто не бился и не умирал; он был оставлен своим народом.

Жители Византии рыдали о падении Царьграда; большинство жителей России радовались падении Империи. О Константине XII после его смерти стали слагать песни и легенды; Императора Николая, как при жизни, так и после смерти окружили стеной лжи и клеветы. Император Константин умер в царском венце с мечом в руках; Царь Николай сменил корону на терновый венец. Царь Константин был убит врагами; Царь Николай — своими подлыми рабами. Конечно, не до конца пала Российская Империя, Царь Николай стал первенцем и как бы вождем миллионов мучеников: с кровью Царя смешалась их жертвенная кровь.

После взятия Константинополя турки устроили побоище: храм Софии был наполнен трупам и кровью убитых христиан. Но затем это побоище было прекращено: христиане, несмотря на все притеснения, несправедливости и насилия, все-таки имели определенные права и защиту закона. А свержение Царя Николая было только началом кровавой вакханалии, которая продолжалась десятки лет.

 Число жертв Византии при взятии Константинополя исчислялось тысячами; число жертв после падения Российской монархии исчислялось десятками миллионов. Это говорит о том, какие страшные силы желали смерти Царя. Константин XI знал, что Царьград падет. Грозные предзнаменования предшествовали этой трагедии на берегах Босфора. Царь Николай знал, что его ожидает мученическая смерть — она была ему предсказана последними подвижниками Православия — и он до­бровольно шел на свою Голгофу. Ему пришлось испытать самые тяжелые и страшные для человека испытания: вместе с ним убили его детей.

Царь Константин носил имя святого равно­апостольного Царя Константина, основателя Ви­зантии; Константином началась и кончилась Византия, но все-таки она как бы пробудилась и ожила в своем маленьком уголке — древней Эл­ладе. Царь Николай носил имя самого любимого из святых Российской империи — святителя Ни­колая. Первая церковь, построенная на Руси еще до св. князя Владимира, была храмом святителя Николая; этим началась христианская Русь. Но имя последнего Царя говорит о том, что во време­на лютых гонений попираемое и гонимое Право­славие хранил святитель Николай. Теперь на не­бе Церкви взошла новая звезда — мученик-Царь с именем Николай.

Будущее знает только Бог; но святые сказали: кровь мучеников — это семена будущего всхода.

III

Глубину человеческого сердца знает только Бог, но в тяжелых условиях, которые принято называть экстремальными, на границе между жизнью и смертью,  раскрывается человеческая душа. У оружейников был обычай: изготовив меч, ударять им с размаху о камень, проверяя, притупится или сломается его лезвие, останутся ли на нем зазубрины. Если клинок выдержит испытания, то, значит, он пригоден к бою. Человеческая жизнь суммируется в глубине его сердца, а в минуту смертельной опасности или скорби обнаруживается, кем был человек. Если заключение и смерть Императора Николая можно сравнить с его Голгофой, то время отречения — с его Гефсиманией.

Он остался один перед лицом врагов; покинули все, даже те, которые были ему преданы, казалось погрузились в сон, как апостолы, у которых отяжелели веки. Христос должен был испить чашу страданий один. Император был оставлен теми, кому он доверял и любил. Господь перед Своими страданиями беседовал с Ангелом, явившимся Ему; у Царя был невидимый собеседник — Библия, с которой не расставался он в эти страшные для России дни. Господь окончил Свою молитву словами: Отче будет воля Твоя, а не Моя (Лк. 22, 42); Царь, как свой последний прощальный завет, подчеркнул слова Библии, сказанные пророком Моисеем: ...прости им грех их, а если нет, то изгладь меня из книги Твоей, в которую Ты вписал (Исх. 32, 33).

Царь хотел спасти страну от междоусобицы и кровопролития через отречение от престола; это было его жертвой. Те силы, которые хотели разрушить Империю, уничтожить Православие, жаждали крови Императора. Как будто какое-то безумие охватило людей: они во время бури ломали корабль Империи и большинство из них потонуло вместе с ним. Моисей стал между Богом и народом, и Господь помиловал народ. Царь тоже хотел встать между Богом и народом и умолял о спасении своих людей, но было поздно,— Господь взял Царя к Себе как мученика и наказал народ, отдав его под власть царе­убийц.

Те, кто играли с революцией, - играли с огнем и внезапно увидели себя самих запертыми в пы­лающем здании. Те, кто потакал революции, кто расшатал трон, думали, что играют с маленьким тигренком и хотели позабавиться с ним, но уви­дели себя в клетке с тигром.

Царь заранее знал о своей смерти; он также знал, что его отречение приблизит его смерть; он сделал все, что мог, даже больше — он пожертвовал своей семьей, своими детьми. Его жертва не была понята, но она не была напрасной; он не запятнал чести Монарха. Как святой он царству­ет не на земле, а на небе; как святой он стал не­бесным покровителем своей страны.

Сократ перед казнью беседовал с друзьями — это было последним утешением в его жизни. Царь беседовал со своим единственным другом, которым оказалась Библия, а чтение Священно­го Писания — это сокровенная беседа с Самим Богом. Царь подчеркнул своей рукой слова Священного Писания: ...Моисей был кротчайшим из людей, живущих на земле (Чис. 12, 3). Если можно говорить о главной добродетели Царя, то это была кротость, соединенная с мужеством. Трусы проливают чужую кровь, чтобы обезопасить свою жизнь. Царь прощал тех, кто жаждал его смерти; он принял заточение и смерть как волю Божию, и концом его жизни были последние слова молитвы Христа: Отче, да будет воля Твоя.

IV

В конце VI столетия Византийское государст­во стояло на краю катастрофы. Персы завоевали Сирию, взяли Иерусалим и грозили столице — Константинополю. Византийские войска терпели поражение за поражением, и многим казалось, что это начало конца, что двуглавый орел Визан­тии уже не расправит своих крыльев.

В чем была причина этих бедствий? В Визан­тии царствовал благочестивый Император Мав­рикий, которому, как и большинству византий­ских Императоров, приходилось отражать наше­ствия варваров на границах своей страны. Од­нажды во время неудачной битвы со скифами в плен попало десять тысяч воинов. Выкуп за них запоздал, в результате чего пленники были каз­нены. Это дало возможность врагам Маврикия, занимавшим крупные военные посты в государстве, вызвать недовольство, а затем бунт в армии против него. В Константинополе высадился отряд мятежников во главе с одним из стратегов-военачальников — по имени Фока. Маврикий не хотел кровопролития, которое было бы бесполезным, и не оказал сопротивления мятежникам. Когда мятежники приблизились к царскому дворцу, то Император спросил у приближенных: «Кто такой Фока?»— ему ответили: «Это отъяв­ленный трус». Император сказал: «Если он трус, то убьет меня».

Фока велел казнить не только Императора, но и всю его семью. Когда перед глазами Императора - отца казнили его детей, то он говорил: «Слава праведному суду Твоему, Господи». Кормилица младшего ребенка хотела заменить его своим сыном, но Император запретил ей сделать это.

Жители столицы, присутствовавшие на каз­ни, оставались равнодушными к смерти своего Императора и не пытались даже остановить это преступление. Фока воцарился через военный пе­реворот, но сам боялся своей армии, боялся, что с ним поступят так же, и поэтому начал свое царство с казней и ссылок. Он уничтожил лучшую часть своего войска и привел страну в бедствен­ное состояние. Один отшельник святой жизни вопрошал в молитве Бога: «Почему, Господи, Ты допустил казнь благочестивого Маврикия и отдал во власть тирана Фоки?» И был ему ответ: «По­тому что по всей земле Я искал человека хуже Фоки, чтобы наказать непокорный народ, но не нашел такого человека».

Фока известил Римского папу о своем воца­рении и получил ответ, где папа поздравлял его и называл своим «любезным сыном», надеясь на уступки Риму. Персидский царь Хосрой под предлогом мести за смерть Маврикия вторгся в пределы Византии. Казалось, что уже началась агония страны, которая должна кончиться смерт­ным исходом. Но в это время правитель одной из провинций по имени Ираклий прибыл с отрядом своих войск в Царьград, и Фока, как некогда Ма­врикий, остался покинутым. При виде Ираклия он стал громко кричать: «Да здравствует Импера­тор Ираклий!». На это Ираклий ответил: «Какую империю оставил ты мне!» — и велел казнить узурпатора.

За благочестивую жизнь и христианскую смерть Константинопольская Церковь причисли­ла Царя Маврикия к лику святых.

История повторяется. Император Николай, как Маврикий, был предан своим войском, остав­лен народом и отдан в руки палачей, — тех, которые, подобно Фоке, были худшими из всех преступников и подонков, которые были на земле. Император принял ссылку и смерть с покорностью воле Божией, подобно святому Царю Маврикию. Перед казнью он слышал смертный  приговор своим детям, что для сердца отца было более страшным испытанием, чем нравственные пытки, а затем пуля палача.

Народ прославил Императора Николая как святого. Церковь санкционировала это народное почитание, канонизировав его. Но есть силы которые до сих пор страшатся видеть в лице  императора мученика за Христа. Самое тревожное, что эти силы проникли даже в Церковь и в духовные школы и до сих пор стараются опорочить память святого Царя.

Царь представляет в Церкви свой народ, поэтому народ должен принести свое покаяние в соучастии убийства Царя, которое проявилось, как во  времена Маврикия, в равнодушии перед совершившимся преступлением. Народ должен принести покаяние в том, что верил клевете на Царя и продолжал верить ей, несмотря на то, что мог убедиться, что убийцы Царя, как древние скифы, купались в человеческой крови только — не врагов, а своего народа.

Господин Осипов, неужели в истории Византии вы не видите контуров современных событий?

V

Суд над Императором продолжается. Он начался задолго до его мученической смерти. Суд вели нравственные подонки из всех сословий. Приговор был исполнен новыми иудами - Голощекиным и Юровским. В подвале ипатьевского дома была принесена кровавая жертва сатане. Для этих людей Царь был символом России: рас­стреливая его, они считали, что метят в сердце России. Для них Царь был представителем хрис­тианского народа в Церкви, и, убивая его, они считали, что убьют Христа не только в истории, но и в душе народа.

Есть доказательства от противного: та нена­висть, которую вызывал Царь у антихристиан­ских сил, те потоки клеветы, которые лились на него со всех сторон и на которые он отвечал ве­ликодушным прощением своих врагов и молчани­ем, тот огонь демонической злобы, который не только испепелил его трон, но постарался выжечь имя его из памяти народа, уже косвенно свиде­тельствует о величии духа Императора.

Антихристианские силы знали, что он не спо­собен к компромиссам, что он не нарушит свой долг перед страной и верность Церкви в отличие от тех монархов, которые надевали на себя масон­ские фартуки. Поэтому в революционно-оккульт­ных кругах ему давно вынесли приговор казни. Чтобы не быть голословным, напомним, что в кон­це XIX века на съезде российских социал-демокра­тов было вынесено постановление, в котором вся семья Романовых была осуждена на смерть.

Чем ответил Царь? Уничтожил ли он своих врагов? Нет. Напротив, лидеры этой партии бы­ли неоднократно осуждены за политические и уголовные преступления, но Царь оказывал им великодушие, какое мог оказать только христиа­нин. Он не казнил тех, кто впоследствии убили его; но надо сказать, что большинство из этих лю­дей в дальнейшем сами перегрызли друг друга, как скорпионы.

Царя убивали еще при жизни: клеветой, из­меной, ложью, предательством, но его надо было убить и после смерти, надо было скрыть  преступление, которое, с одной стороны, свидетельствовало о сатанизме революции, а с другой стороны, — о святости последнего Царя. Могила Царя неизвестна, но на его безвестную могилу продолжали литься потоки самой чудовищной лжи и грязи. Народная интуиция чувствовала святость Монарха; его почитание началось задолго до прославления. Его иконы писали до его канонизации, его имя призывали в молитве. Только многие святые имеют такое свидетельство совершенных им посмертных чудес, как Царь Николай и его Семья.

Канонизация произошла. Церковь сказала свое слово. Но суд над Царем не прекратился.  Теперь хотят духовно убить Царя, вычеркнуть его  имя из числа мучеников. Его смерть хотят представить как результат ошибок, допущенных им самим, и как один из эксцессов революции.

К нашему глубокому огорчению, в приговоре над Царем вслед за Голощекиным и Янкелем Юровским поставил свою подпись профессор  богословия г-н Осипов, вернее, он не молча поставил свою подпись, а говорит и убеждает, что Царь — недостойный христианин и его канонизация — ошибка. Аудитория г-на Осипова — не читатели «Комсомольской правды», а студенты Духовной Академии, большинство из которых в душе возмущены этими выходками, но принуждены быть свидетелями того, как православный богослов, пользуясь своим положением, продолжает  революционное дело — дискредитацию Царя.

VI

Святой Григорий Богослов писал: «Человеку трудно перенести оскорбления, но вдвойне тяжело, если его нанес друг; самую глубокую рану мо­жет причинить только близкий нам человек». Когда на Юлия Цезаря в сенате напали убийцы и стали наносить ему удары мечами, которые они скрывали под складками плащей, Юлий Цезарь стоял безмолвно, считая своих убийц недостойны­ми его крика или стона; а когда увидел среди них Брута, которого он принял как родного сына и воспитывал с юных лет, то тихо сказал: «И ты, Брут?» Измена друга была самым тяжелым уда­ром для умирающего Цезаря.

Более страшную трагедию пережил Импера­тор Николай, когда те люди, которых он считал близкими себе, стали изменниками и врагами. Когда Цезарь был убит, то народ, возмутившись этим злодеяниям, умертвил убийц. А в России на­род остался безучастен к казни своего Царя; да­же более того, многие радовались свержению Им­ператора как освобождению, не понимая того, что происходит, и покорно подставили свою выю под иго самых подлых преступников.

Царь был одинок, потому что по духу своему был далек от развращенного общества «элиты» страны, которое было похоже на сгнивающий труп. Он не мог вдохнуть в него потерянную хри­стианскую веру, он не мог исправить порочную волю окружающих людей; он не мог быть таким как все, поэтому эти «все» объединились против него.

Что видел Царь вокруг себя? Заговоры, ложь, клевету, трусость и измену. Он был один из са­мых милостивых Государей в истории, а его на­звали «кровавым»; при нем страна достигла выс­шего расцвета в своей истории, а о нем говорили, как о не умеющем управлять. На клевету он от­вечал молчанием; тех, кто совершал преступление, достойное казни, он оставлял живыми, на­деясь на их исправление. Если можно его обви­нить, то только в доверчивости, доброте и мягкости, в том, что в нем христианин побеждал выс­шего судью народа. Тот, на чью совесть надеялся Царь, оказались подлецами; тот, кому он дове­рял, предали его; тот, кому он сохранил жизнь, осудили его на смерть. Господь сказал своим ученикам: Если мир Меня возненавидел, то и вас возненавидит (Ин. 15, 18). От своего коронования до мучениче­ской смерти Царь пил горькую чашу страданий. Поэтому 23 года его царствования были двадца­тью тремя годами его мученичества. В древней Ру­си особо почитали двух мучеников — князей Бо­риса и Глеба, которых убил их брат Святополк, (названный «Окаянным» ,что означает «отверженный, несчастный»). Тех, кто принял смерть от руки близких, называли страстотерпцами.

Царь был предан на смерть теми, кто окружали eгo трон, при молчаливом соучастии народа. Поэтому он является страстотерпцем, т.е. испытав­шем с покорностью Воле Божией особые мучения от своих близких. Царь был отдан в руки разбой­ников, отдан на убиение, и в этот «львиный ров» столкнули его те, кто стоял рядом с ним.

К 20-му году XX века в мире оставались только две монархии — Россия и Германия. Те­перь их столкнули друг с другом, как в море два огромных корабля. Но Вильгельм принял меры предосторожности: он вошел в союз с антихрис­тианскими и антимонархическими силами; он состоял в масонской ложе, где монарха называли «братом», и он занимал подчиненную роль к дру­гим, старшим по ложе «братьям». Таким обра­зом, Вильгельм уже не был монархом, а играл в монарха, что сохранило ему жизнь. Когда рухнул трон Габсбургов, то ему никто не мстил, его про­сто выселили из страны, и он нашел убежище у своих родственников в стране, с которой он формально находился в состоянии войны. Более того, он получал пенсию от Германского государст­ва, а Гитлер, придя к власти, увеличил эту пен­сию за заслуги разрушения двух империй.

Царь Николай остался православным христи­анином. Он не запятнал честь Монарха, не вошел в союз и сговор со своими врагами, поэтому он был казнен как христианин,  не отрекшийся от Христа перед лицом сатанинских сил. Здесь говорится не о формальном отречении, а о том, что он был христианином на троне и остался им в ссылке и заключении.

Подробности убийства Императорской семьи тщательно скрывались. Разумеется, власть в лица Свердлова-Ленина, подготовившая и санкционировавшая убийство Царской семьи, сделала все, чтобы уничтожить образ Царя в памяти народа, как Царя-мученика. Нас учили, что это решение было принято местной властью, не связавшейся центром ввиду сложной военной обстановки, центральная власть была оповещена об этом после, как уже о совершившимся факте. Таким образом, главным виновником смерти Царя оказался чехословацкий корпус, двигавшийся на Екатеринбург. Но если мы посмотрим на последующую историю революции, то увидим всплеск садизма, совершения таких грандиозных и бессмысленных преступлений, которые превосходят меру всякой человеческой жестокости. Уже теперь раскрывается роль тайных сатанинских союзов в подготов­ке революции, в ее совершении, в экспериментах массового уничтожения людей.

         Вся революция проникнута дикой ненавистью к Христу и христианству; она похожа на гимн сатане, который прозвучал над просторами империи «от тайги до британских морей». Мало кто знает, что идеологи коммунизма Маркс и Энгельс писали в молодости поэмы, посвященные сатане как своему другу и брату, так что атеизм  этих людей был только маскировкой. Уничтоже­ние церквей и монастырей, поголовное уничтожение священнослужителей, сопровождающееся пытками и истязаниями, свидетельствует о том, кто  был истинным «творцом» революции.

Монархия стояла на пути этих людей и демонов как удерживающая сила; ее олицетворял Император, поэтому он стал ее жертвой. Казнь Императорской семьи — это не столько политичес­кое событие, сколько оккультное явление. Силы, убившие Царя, затем стали расправляться не только со своими противниками, но и бывшими союзниками, но об этом уже написано достаточно много.

Блаженный Августин сказал: «Бог сделал больше, чем, если бы Он уничтожил зло; Он заставил само зло служить добру». Поэтому мы счастливы тем, что имеем своим небесным заступником мученика-Царя.

Уже не существует монархии. Но некоторым людям и по смерти страшен Царь-мученик. Они хотят не только уничтожить его могилу, но унич­тожить память о его подвиге. Вспомним, что на страницах журнала «Безбожник» рядом с кощун­ственными карикатурами на христианскую веру, печатались карикатуры на последнего Царя; они были написаны одной невидимой рукой.

Теперь существуют те же силы, которые не хотят видеть на троне истории мученика-Императора, а пытаются свергнуть его. Среди них не только внуки Маркса и дети Ярославского, но и почтенный профессор богословия г-н Осипов. Когда царственный прадед последнего Императора  Николая II допрашивал среди прочих декабристов князя Трубецкого, то первым его вопросом были словами: «Полковник гвардии, князь Tpyбецкой, как вы могли оказаться вместе с такой дрянью?»

 По какой-то ассоциации мне вспомина­ются эти слова.

Из статьи архим. Рафаила Карелина "Еще раз о еретических заблуждениях профессора МДА А.И. Осипова"