"Погибнут ли некрещеные младенцы? Ответ на брошюру Зайцева А.А" архим. Рафаил Карелин

Глава X. Погибнут ли некрещеные младенцы?

* Некрещеные младенцы, как не искупленные кровью Спасителя и не освященные благодатью Духа Стятаго через Таинства Церкви, находятся под властью первородного греха. Поэтому спасение, как процесс вечного богообщения и озарения Фаворским светом, которые делают душу человека храмом Божества, для них, к несчастью, невозможно. Еще раз повторим, без внутреннего рая человек не может войти во внешний рай, включиться в мистическое единство Ангелов и святых. Царство небесное начинается в душе человека на земле и раскрывается в вечности.

* Однако младенцы не совершили сознательного и волевого греха, поэтому они по высшей Правде Божией не заслуживают наказания. Они вовсе не будут уравнены с преступниками и злодеями, тем более брошены в адский огонь в сердце преисподней, где пребывает сатана с падшими ангелами. Они будут находиться в неком месте, подобным тому, где ветхозаветные праотцы веками ожидали Спасителя.
* Они не будут оставлены милостью Божией, утешением и даже некой отрадой. Но Бог будет для них не внутренним фактором жизни, а Светом, озаряющим издалека. И этот мерцающий Свет, делающий тьму тихими сумерками, таит в себе вечную красоту и приносит им некую радость. Они будут благодарить Бога за само свое бытие. Об этом состоянии - не в мучении и не во - славе пишет св. Григорий Богослов. Они не будут пасынками Небесного Отца, но внутреннее око сердца, пораженное грехом, останется слепым для видения и восприятия Божественного Света.
* Мои оппоненты приписывают мне дикую мысль, что эти младенцы - там, где сам сатана, в логовище духовных змеев, в огне, которого и демоны трепещут. В проповеди св. Григория Богослова "На крещение" можно найти ответы о том, что будет с людьми, не знавшими Бога. Не все они будут в вечных муках, однако спасение для них, как единение с Богом, невозможно.
* Господин Зайцев пишет, что мнение блаженного Августина о невозможности спасения для некрещеных младенцев, это мнение единственного из Отцов Церкви. Мы имеем свидетельство самой высокой достоверности. Это слова Иисуса Христа, Самой Истины, Который сказал в беседе с Никодимом, что если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божие (Ин. 3,5).
* Никто означает никто из людей, к какому бы возрасту, народу или сословию они бы не принадлежали. Свои слова Господь подтверждает словом аминь, что означает: истинно, твердо, непоколебимо, да будет так. Некоторые исследователи переводят слово "аминь", как "вот моя правая рука". Словом аминь Господь как бы ставит божественную печать на Свои слова; они являются истиной, смысл которых нельзя подменить софистикой и риторической манипуляцией. Церковь в течение почти двух тысяч лет понимала эти слова буквально. Заметим, что Господь не сказал, что некрещеные будут брошены в геенский огонь, а сказал, что не войдут в царствие Божие.
* Затем г-н Зайцев пишет, что символические книги (свидетельствующие о невозможности спасения для некрещеных младенцев) недостоверны, так как из их авторов "никто к Святым Отцам не причислен".
* Многие авторы вероисповедальных книг и основополагающих богословских трудов к святым не причислены, например автор "Духовной скрижали" епископ Вениамин, автор замечательной книги "Камень веры" митрополит Стефан (Яворский), авторы выдающихся книг по богословию архиеп. Филарет, архиеп. Макарий, епископ Сильвестр и другие, чьи труды до сих пор остаются непревзойденными. Однако в этих трудах воплотилось учение Церкви и широкая эрудиция авторов.
* В символических книгах, составленных восточными патриархами, мы видим проявление одного из главных свойств Православной Церкви - соборности. Эти книги были приняты всеми Церквями, в том числе Русской. Заметим, что г-н Зайцев тоже не причислен к лику святых, однако говорит гораздо с большей категоричностью, чем, например, свт. Григорий Богослов. Наверно он видит в самом себе такие богословские достоинства, которых я недостоин видеть, и предпочитаю верить больше восточным патриархам, чем господам Осипову и Зайцеву.
* Далее он пишет: "Как было показано выше, автор этого послания был только один патриарх Досифей Иерусалимский". Нам приходится снова вернуться к вопросу о символических книгах. Господин Зайцев уверяет, что ряд богословов XX века оценили бы "Послания восточных патриархов" на двойку или тройку (значит соборное самосознание Православной Церкви признавшее "Послания" как свои символические книги образом вероисповедания, стояло на уровне двойки или, в лучшем случае, - тройки).
* Не будем решать за этих богословов, что бы сделали они, но вопрос в том, кто кому имеет право поставить отметку. Надо ли рассматривать творения модернистов в сравнении с "Посланиями", чтобы узнать степень их Православия или, напротив, рассматривать догматические "Послания" через рефракцию модернистических догадок и находок, чтобы оценить степень Православия вероисповедальных посланий? Здесь столкнулись два метода: православный традиционализм и протестантская "свобода исследования" (т.е. индивидуализм и субъективизм), здесь выбор: твердость и константа преемственности или мимолетная прелесть новизны.
* Обычно такие послания составляются коллегиально. Патриарх Досифей был соавтором, а может быть главным автором "Посланий восточных патриархов". Митрополит Петр Могила тоже был соавтором "Исповедания веры", который привлек к этому труду ряд выдающихся богословов. Если бы даже Досифей Иерусалимский единолично составил бы "Послания", то надо было бы сказать, что восточные патриархи, с их синодами одобрившие "Послания", выразили через патриарха Досифея свое исповедание веры, и поэтому "Послания" принадлежит им всем, а вернее, Православной Церкви.
* Что же касается критерия святости, то митр. Филарет Московский, причисленный к лику святых, являет собой пример богослова, философа и подвижника, глубоко проникшего в дух Православия, однако это не мешает г-ну Зайцеву критиковать его хотя бы словами архиепископа Василия (Кривошеина), и в этом отношении замахнуться на льва. Г-н Зайцев пишет, что патр. Досифей Иерусалимский "не является выдающимся богословом". Но если он являлся соавтором "Посланий", а по мнению г-на Зайцева, единственным автором, то как творение богословской посредственности могло стать вероисповедальным образцом Православия, хочет этого или не хочет г-н Зайцев?
* Далее г-н Зайцев сообщает нам, что патр. Досифей "не являлся знатоком творений Святых Отцов". Откуда об этом знает г-н Зайцев? Неужели он принимал у него экзамен по патристике и, как говорится, "срезал" его, задавая вопросы настолько глубокомысленные, что патриарху Досифею оставалось только, понурив голову, молчать, бледнея и краснея от страха и стыда? Или же г-н Зайцев сидел под аналоем в келии у патриарха Досифея, когда тот читал Святых Отцов, и отмечал ошибки, допущенные патриархом?
* Вот пример того, как можно полемизировать, упрекая своего оппонента в незнании и невежестве. Это метод, характерный для антирелигиозной литературы: за неимением доводов - употреблять словесные плевки. Аргументы со временем забываются, а хлесткие словечки дольше задерживаются в памяти. Г-н Зайцев как будто хочет сказать своим читателям доверительным тоном: "Этот Досифей Иерусалимский творений Святых Отцов не знает, а что знает - того не понимает, а я, Алексей Калужский, знаю их, как пять своих пальцев, и пишу только от переизбытка понимания".
* Но вернемся назад к вопросу о некрещеных младенцах. Г-н Зайцев спрашивает: "Неужели святитель Илларион (Троицкий), патриарх Сергий (Старогородский), митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Василий (Кривошеин) и т.д - эти выдающиеся иерархи и действительно выдающиеся богословы своего времени - не знали учения Православной Церкви и творений Святых Отцов?"
* Но эти иерархи не говорили того, что говорит за них г-н Зайцев. Неужели эти иерархи в посмертном видении явились г-ну Зайцеву и велели ему от их имени сообщить людям то, что они сами не успели сказать, как преподобный Нил явился афонскому монаху, и из его беседы тот составил книгу "Посмертные вещания"? Прошу простить читателей за мой дерзновенный пример, но, если сравнить этих богословов и патрологов с богословами прежних веков, вплоть до конца XIX столетия, то каждый из них покажется Гулливером в стране великанов. А если сравнить их с теологами начала XXI столетия, то они покажутся тем же Гулливером, но в стране лилипутов. Рост Гулливера один и тот же, но зато ориентиры меняются.
* Из четырех указанных лиц только один архиеп. Василий (Кривошеин) критиковал "Послания восточных патриархов", в которых ясно сказано от лица представителей всех восточных поместных Церквей, (к ним присоединился и Святейший Синод Российской Церкви), о том, что некрещеные младенцы не спасаются. Модернисты стремятся путем волюнтаристических ухищрений уничтожить авторитет "Догматических посланий". Мне вспоминаются стихи Маяковского:
* Люблю я наших планов прыть,
* Для стройки не жалко ломаний,
* Если даже Казбек помешает - срыть,
* Все равно не видать в тумане.
* Итак, за патриаршие "Послания" - эту непоколебимую скалу Православия - схватился руками архиеп. Василий (Кривошеин), чтобы сдвинуть ее; взявшись за Кривошеина, тянет вместе с ним Осипов; схватившись за сюртук Осипова, им помогает г-н Зайцев. Кто перетянет - неизвестно; поживем,- увидим.
* Теперь нам хочется сказать несколько слов о монографии архиеп. Василия (Кривошеина) о прп. Симеоне Новом Богослове. Она написана неплохим литературным языком, но вместе с тем, в каком-то напряженном, страстном тоне, как будто архиеп. Василий хочет поразить читателей высотой мистических переживаний преподобного Симеона. Но, простите меня за дерзость, лично мне эта книга напомнила конкурс красоты, который уже давно проходит в странах Запада. Девушку заставляют раздеваться на глазах публики. Эта книга показалась мне нецеломудренной: архиеп. Василий решается показать своим читателям интим мистической любви прп. Симеона к Богу. То, о чем молчали как о тайне, мистике Православия, зная, что без соответствующего переживания и личного мистического опыта человек не может понять творения прп. Симеона, архиеп. Василий вынес на книжный рынок.
* Это тем более странно для афонского монаха, который должен был знать, что проповеди и гимны прп. Симеона Нового Богослова написаны для аскетов и монахов, они обращены к ним, а не к людям, ведущих мирской образ жизни. Творения прп. Симеона Богослова - это не эзотеризм Православия, а тот мистический свет, который, преломляясь через призму неподготовленных душ, может принять в своем отражении другие, изломанные и даже уродливые очертания.
* Духовно неподготовленные люди получат от этого только вред: одни решат, что, может быть, существует другой путь параллельно Церкви, - путь экстатики; иные обвинят прп. Симеона в мистической эротике; а третьи решат, что это поэт-суфий в христианском варианте. То, о чем пишет прп. Симеон Богослов, принадлежит или молчанию или узкому кругу сотаинников. Творения прп. Симеона похожи на яркие прекрасные цветы с терпким запахом, которые могут, как цветы лаванды, вызвать головокружение и боль.
* Святые Отцы Фиваиды и Нитрии переживали состояние, которое называется восхищение (благодать как бы похищает человека из земной жизни и вводит его в созерцание духовного мира), но эти Отцы остерегались рассказывать о том, что они переживали и видели в это время, чтобы не повредить не только мирянам, но и новоначальным в монашестве. Поэтому книгу архиеп. Василия (Кривошеина) я считаю десакрализацией мистики: входи в алтарь, трогай престол, мни в своих руках священное покрывало - все можно, когда в душе Бог пишется с маленькой буквы, а человек - с большой.
* Господин Зайцев пишет: "Для опровержения мнения арх. Рафаила о том, что некрещеные младенцы якобы неизбежно погибнут, достаточно уже тех свидетельств святоотеческого предания, которые мы приводили выше".
* Здесь слово "погибнут" семантически не дифференцированно. Между тем, я неоднократно говорил, что некрещеные младенцы не смогут стать причастниками Фаворского света - славы святых, но их жизнь не будет лишена некой отрады, и неизвестной нам милости Божией, поэтому их бытие будет лучше небытия. И здесь на земле люди, неспособные видеть "Лицо Божие" - Свет Его благодати, не лишены определенных душевных утешений и вряд ли согласились бы променять свою жизнь на небытие, поэтому говорить о какой-то неудаче замысла Божия - это значит проявлять верхоглядство в главных онтологических вопросах мироздания.
* Мировая история - это борьба за Логос, которая часто принимает драматические формы; конкретно - это выбор души между светом и тьмой. Добро неуничтожимо, даже капли добра, таящиеся в сердце злодея, не будут забыты Богом. Каждый получит по своим делам, но не каждый войдет в область Божественного света, в ту высшую и совершенную степень бытия, которая названа царствием Божиим. Те, кто находятся вне Церкви, могут получить за свои добрые дела награду от Бога, но не Самого Бога. Для них достаточно самого факта бытия, когда по воле Божией "ничто" превращается в "кто".
* Еще раз повторю, что наши либералы стараются довести мысль о том, что не верующие во Христа и не получившие залог благодати не способны к богообщению, до абсурда, то есть они приписывают нам утверждение, что некрещеные младенцы находятся в том геенском пламени, от которого трепещет сам сатана. Нам приписывают схоластический стиль мышления. Но одним из полиместических методов схоластики, на который указывал Шопенгауэр, была искусственная гиперболизация суждения оппонента, т.е. превращение его слов в бессмыслицу.
* Что касается второй половины фразы г-на Зайцева, будто бы он привел достаточно свидетельств святоотеческого предания о спасении некрещеных, то это прием уже не схоластов, а Остапа Бендера, который начал свой бессмертный диспут с польскими ксендзами, также ссылаясь на медицинские факты. В общем, г-н Зайцев по сути дела ничего не привел, но зато наградил самого себя аплодисментами. Вообще я хотел обратить внимание читателей на саморекламирование г-на Зайцева в форме: "уже доказано", "все ясно" и т.д. Ничего по сути дела не доказав, кроме своей нечестности, как полемиста, он утверждает, что его аргументы настолько ясны и понятны, что только глупец может не понять или отвергнуть их.
* В общем, оставив в стороне все церковные предания, все вероучительные книги и катехизисы, все богословие прежних столетий, г-н Зайцев утверждает, что несколько выдернутых из текста и семантически извращенных цитат являются как раз истинным церковным Преданием. Г-ну Зайцеву не пришла мысль, что цитата из Св. Отца может быть аргументом в догматических вопросах только при согласии с этим мнением всех или большинства Отцов.
* Дальше г-н Зайцев продолжает: "Имеется в виду учение о духовном тождестве двух форм Ветхого Завета - естественного и написанного законов, учение о вневременном значении сошествия Христа во ад, учение о сосуществовании Ветхого и Нового Заветов после пришествия в мир Спасителя и, как итог всех перечисленных положений, учение о возможности посмертной встречи со Христом и соединения с Ним для всех людей, не имевших такой возможности при жизни".
* Опять обычная путаница в понятиях. Духовное тождество может быть только лишь в случае, если естественный закон будет исключен из поля действий первородного греха и страстей, живущих в человеке, т.е. будет абсолютно автономен по отношению к человеческой душе. Между тем, естественный закон, как и все психологические силы человека, в большей или меньшей степени деформирован грехом.
* Только благодать Божия может очистить закон совести от коррозии страстей в зависимости от веры и подвига человека. Однако здесь на земле не достигается совершенство. Повторяю, что прп. Макарий пишет, что даже у великих подвижников в душе остаются некие темные пятна. Что касается писаного закона, то он может быть понят только в своем раскрытии в Евангелии. А сам по себе закон Моисея является приготовлением к принятию Христа, как бы еще не распустившимся цветком. Поэтому о тождестве совести и закона мы можем говорить в идеальном, а не реальном смысле.
* Далее: "...учение о вневременном значении сошествия Христа во ад...". Это не святоотеческое учение, а фантазия модернистов. Господин Осипов, еп. Илларион (Алфеев) и др., идя навстречу либерально настроенной современной интеллигенции, решили вместо скомпрометировавшей себя системы Оригена создать новую "Апологию" в духе апокрифов, при этом они смело оперируют метафорическими образами, взятыми из гимнографии, и омилиями, хотя понимают различие между поэтическим и философско-богословским языком. К этому вопросу мы вернемся позже.
* Затем: "...учение о сосуществовании Ветхого и Нового Заветов после пришествия в мир Спасителя...". Здесь г-н Осипов или представляющий его г-н Зайцев, как мы уже писали, умышленно путают метафорические образы двух Заветов, которые должны условно олицетворять психическое состояние человека с историческими событиями, т.е. в данном случае субъективный психологизм с экклезиологией, раскрывающийся в хроносе.
* Цитата, взятая из прп. Кассиана Римлянина, относится к следующему эпизоду: некий благочестивый и монахолюбивый земледелец приносил в монастырь часть от своих доходов, а когда услышал о высшем духовном совершенстве (так называемые, "евангельские советы"), то оставил свое имущество и мир, чтобы отдать Богу не часть своего имущества, а себя самого. Иоанн Кассиан сравнивает этот самоотверженный поступок земледельца, ставшего монахом, с переходом от закона к Евангелию. А г-н Осипов строит на этом свою новую сотериологию. Ведь, я думаю, г-н Осипов согласится, что вполне дозволительно сказать бывшему наркоману, который переменил образ жизни, что он пришел из ада снова на землю, но можно ли строить из этого сенсационную теорию? Омар Хайям в одном из своих рубаи писал:
* Но мой наставник мудрый шепнул когда-то мне:
* И рай и преисподняя в самой душе твоей.
* Я думаю, любителям поэзии вполне понятно, что здесь говорится о добре и зле, которые Омар Хайям выразил в метафорических образах. Но господа модернисты, считающие себя интеллектуальной элитой, когда им нужно, перестают понимать простые вещи. Им кажется, что можно аргументировать свою мысль, умножая версты на пути.
* Господин Зайцев далее продолжает: "...и, как итог всех перечисленных положений, учение о возможности встречи с Христом и соединения с Ним для всех людей, не имевших такой возможности при жизни".
* Действительно, как итог ложных предпосылок, возникло ложное учение, не имеющее ничего общего с Православием - о соединении людей с Христом в аду.
* Господин Зайцев пишет: "Но, по мнению архим. Рафаила, лучше любых доказательств того, что ни о какой посмертной, как он выражается, "реанимации" некрещеных младенцев не может быть и речи, убеждает литургическая практика Церкви. Он пишет: "Не допуская литургического поминовения и даже христианского отпевания некрещеных младенцев, она свидетельствует о том, что спасение как приобщение к Божеству для них невозможно".
Должен признаться, что г-н Зайцев совершенно точно передает мою мысль о том, что догматическое богословие должно согласоваться с литургическим преданием. Более того, литургическое предание, существующее во всей полноте во Вселенской Церкви, отвечает главным условиям истинного Предания как божественного Откровения. Оно было всегда и действует везде.
Между тем, богословие в руках модернистов, стремящихся реформировать вероучительные книги, может оказаться оторванным от Предания и даже противостоять ему. Казалось бы, г-н Зайцев должен дать конкретный ответ, почему некрещеные дети лишаются христианского погребения и литургического поминовения. Но г-н Зайцев предпочитает прошмыгнуть мимо этого кардинального пункта и увести внимание читателей в сторону. По сути дела ему нечего сказать. Если он будет убеждать, что церковная литургика содержит в себе ошибки, и после новооткрытия г-на Осипова ее надо реформировать, то он сразу же вызовет возмущение православных читателей, и поэтому г-н Зайцев прибегает к следующему маневру: вместо ответа по существу он разражается целым потоком встречных вопросов и затем как ни в чем не бывало продолжает свою речь в надежде, что он создал впечатление, что уже ответил, и уже больше не возвращается к роковому для него вопросу.
Он спрашивает: "Но об этом ли свидетельствует подобная практика?" Она свидетельствует о том, что Церковь не может лгать и внушать людям ложную надежду; она свидетельствует о том, что земная и небесная Церковь - это единое мистическое Тело Спасителя, они неразделимы между собой благодатью Духа Святого, только земная Церковь продолжает миссию Христа Спасителя на земле, а небесная Церковь соцарствует с Христом на небесах.
Члены земной Церкви связаны с благодатью Божией акцедентально, в том смысле, что они могут приобрести и потерять благодать, а члены небесной Церкви - субстанциально: благодать принадлежит им навечно. Эта практика свидетельствует о том, что в Церковь небесную нельзя войти минуя Церковь земную, иначе Церковь не была бы единой, и слова Христа: то, что свяжете на земле, будет связано на небесах (Мф. 16,19) оказались бы ложными. Есть ли основание для такого заключения? Разве Церковь доказывается?
У г-на Осипова мы встречаем профанацию самой Церкви. Земную Церковь он называет организацией, а небесную Церковь - организмом, значит в земной Церкви г-н Осипов видит только структуру, а в небесной Церкви - полноту жизни. Это протестантский взгляд, который, однако, вписывается в контекст всей сотериологии г-на Осипова. Не Церковь доказывается, а Церковь доказывает, притом субъектом Божественных откровений для нас является земная Церковь. Заяц не всегда может убежать от волка, поэтому он иногда прибегает к маневру - путанию своих следов. Также делает лиса, когда за ней гонятся собаки: пока гончии останавливаются на месте, чтобы разобраться, в какую сторону ведут следы, лиса намного опережает погоню.
Господин Зайцев пишет: "Ни один источник, который хотя бы косвенно подтвердил эту догадку, архим. Рафаилом не приводится!" Что г-н Зайцев подразумевает под словом "догадка" - единство земной и небесной Церкви? - Это не догадка, а основа православной экклезиологии (то, что свяжете на земле, будет связано на небесах - Мф. 18, 18!). Или правила Церкви - не поминать людей, умерших без Крещения в литургических молитвах и не предавать их земле по чину христианского погребения? Но это уставное правило всей Православной Церкви.
Господин Зайцев спрашивает меня, где источник таких выводов. Неужели он никогда не имел в руках ни учебника по церковному праву, ни пастырского богословия, ни православного типикона, который был собран и составлен в Иерусалимском и Константинопольском монастырях и употребляется во всей Церкви? И сам этот типикон имеет своей основой церковное Предание, ведущее начало от апостолов в своих главных частях.
Итак, г-н Зайцев считает, что моя вера в единую Церковь, которая есть Тело Его (Христа - архим. Рафаил), полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1,23), в Церковь, существующую в двух аспектах - на земле и на небе - и соединенных вместе одной благодатью Духа Святого, так что в небесную Церковь можно войти только через земную Церковь, является необоснованной "догадкой", богословским неологизмом, не имеющим никакого основания, моим личным изобретением, и заявляет, что мое убеждение в том, что вне земной Церкви нет пути к спасению - какая-то антиправославная и антицерковная провокация. Употребляя манеру речи г-на Зайцева, я могу сказать, что эти голословные и популистские утверждения доказывают только одно: глубокую зависимость г-на Зайцева не от Ансельма и Фомы Аквинского, а от Ильфа и Петрова, так как он взял для себя эталоном полемиста Остапа Бендера с его невозмутимостью (я воздерживаюсь от слов "наглой невозмутимостью").
Далее г-н Зайцев продолжает: "Получается, что архим. Рафаил в очередной раз самочинно решает, чему Православная Церковь учит, а чему нет, не считаясь ни с авторитетом древних Отцов, ни с авторитетом подвижников недавнего прошлого".
Во-первых, я должен повторить, что вырванные цитаты ничего не доказывают. Свидетельства Святых Отцов - это общий взгляд всех или большинства Святых Отцов, а не отдельные подтасованные фрагменты. А во-вторых, куда г-н Зайцев девал диаметрально противоположные свидетельства, или их не существует? Куда он девал богословские сочинения XVIII и XIX столетий, неужели он послал их в архив вместе с "символическими книгами"?
Что значит фраза "...получается, что архим. Рафаил в очередной раз самочинно..." и т.д.? Похоже, что у г-на Зайцева ничего не получается, и он желаемое выдает за действительное. Непонятно слово "самочинно". Разве, как священник, я не обязан хранить, а если нужно, защищать Православие? Если г-н Зайцев, будучи мирянином, отстаивает свою точку зрения, то почему он при этом твердо верит, что я поступаю "самочинно", а он "благочинно"? Г-н Зайцев ссылается на Святых Отцов также голословно и беспардонно, как Остап Бендер на медицину.
Я уже говорил, что он приписывает мне совершенно неприемлемую для меня мысль, что некрещеные младенцы будут в геенском пламени - там, где сатана; приписывает с целью произвести психологический эффект. Это похожее на прием Остапа Бендера, который, патетически вспоминая о сожжении Джордано Бруно, пугал Козлевича тем, что и его могут сжечь кзендзы.
Что же касается ссылок г-на Зайцева на авторитет Святых Отцов и подвижников нашего времени, то это недалеко ушло от "латинских глаголов несклоняемой формы", которые процитировал Остап Бендер перед своими слушателями (после чего они прониклись доверием к его учености). Господин Зайцев повторил доводы Бендера, только, оговорюсь, он все же не процитировал неспрягаемые глаголы в своей брошюре, чтобы не засорить свой язык латинизмами, а также, видимо, потому, что считает глаголы неспрягаемой формы изобретением Фомы Аквинского.
Далее г-н Зайцев в подтверждение своих слов цитирует св. Феофана Затворника и епископа Феофана (Быстрова) об участи некрещенных младенцев. Оба советовали ограничиться тем, чему учит Церковь, и не допытываться о том, что мы узнаем в будущей жизни. Надо сказать, что цитаты взяты из переписки святителей, где они хотели утешить скорбящих по поводу смерти некрещенных младенцев но в то же время не обольщали их ложной надеждой. Остроумный г-н Зайцев из слов "не знаю" ухитрился сшить себе рубаху.
Приведем письмо арх. Феофана (Быстрова):
"О евреях и о воспитании детей
Многоуважаемая М. А-на!
Постараюсь ответить на Ваши вопросы, как могу. Бывают и среди евреев хорошие люди. Но и хорошие и дурные из них - все враги Христовы: одни сознательно, а другие бессознательно. Поэтому молиться о них, как о христианах, нельзя. Но можно молиться о просвещении их светом евангельской благодати и о даровании достойным из них физического благополучия. Житейское общение можно иметь с ними, но осторожно. По одиннадцатому правилу VI Вселенского Собора, христианам нельзя лечиться у евреев и брать у них подарки.
Что касается воспитания детей, то нужно при воспитании их избегать крайностей: и не раздражать их излишней суровостью, и не распускать излишней добротой. Любовь должна проявляться в отношении к ним в доброте, когда они того заслуживают, и в строгости, когда доброта на них не действует. Только нужно всегда иметь в виду, что строгость не есть раздражительность. Раздражительность есть проявление оскорбленного самолюбия, строгость же направляется против порочных наклонностей дитяти.
Наконец, спрашиваете Вы: что будет с умершими младенцами еврейскими и вообще с евреями? Нам не открыто это, и потому достаточно нам только веровать, что будет с ними так, как этого требует Божественная любовь и Божественная правда. Когда о вопросах подобного рода размышлял прп. Антоний Великий, ему не было открыто ничего по существу этих вопросов, а только сказано было свыше: "Антоний! Себе внимай!"- то есть позаботься о своем собственном спасении, а спасение остальных людей предоставь Промыслу Божию, который неполезно тебе знать в настоящей жизни. Этим откровением нужно ограничиваться и нам в пределах нашей земной жизни.
Желаю Вам всякого благополучия от Господа. Ваш искренний благожелатель,
Арх. Феофан.
София. 1929. III.5." <Сноска: Духовник Царской семьи. Феофан Полтавский, новый Затворник. М. 1996.>
Мы приводим полный текст данного письма, чтобы показать читателям, что дух и общая мысль его не только не отвечает позиции г-на Осипова, который ссылается на него, но противоположно его концепции о спасении некрещеных младенцев, чья вечная участь, как следует из письма, не может быть одинакова с участью умерших крещеных младенцев, являющихся наследниками небесного царства и причастниками благодати.
Из видения инока Григория в житии прп. Василия Нового следует, что некрещеные младенцы не спасаются (Господь отсылает их от Себя на запад), но получают некоторое утешение. В этом отношении архиепископ Феофан уговаривает свою духовную дочь не вдаваться в точное исследование места, куда попадут эти младенцы, но нигде не делает даже намека о возможности их спасения.
Надо сказать, что архиепископ Феофан (Быстров) до конца своей жизни каялся в том, что, будучи духовником Царской семьи, допустил в своем высоком служении ошибки, которые имели тяжелые последствия как для дома Романовых, так и для Российской Империи. Так что ставить его наравне со Святыми Отцами было бы, выражаясь языком г-на Зайцева, самочиннием.
Вызывает недоумение также вопрос, который был задан архиепископу Феофану (Быстрову) адресатом его письма: "Что будет с умершими младенцами еврейскими и вообще с евреями?"
Непонятно, почему евреи были выделены в особую группу и какие для этого были основания. На наш взгляд, долг архипастыря был бы объяснить адресату, что с евреями и их младенцами, разумеется мы говорим о новозаветном времени (а не манипулируем терминами "Новый Завет" и "Ветхий Завет", по примеру г-од Осипова и Зайцева), будет то же самое, в смысле их вечной участи, что и со всеми, не получившими Крещение.
Национальность не является ни признаком элитаризма, ни признаком отвержения. Хотя в некоторых богослужебных книгах (Постная Триодь, служба Страстной Седмицы) говорится о евреях как о силе, противящейся Христу, но здесь подразумевается не народ и национальность (сами апостолы были евреями), а "слепые вожди" - фарисеи и садукеи - с их учениками и последователями, объединившиеся в ненависти к Христу.
Характерно также, что в ряде ирмосов евреи времен Моисея и вавилонского плена служат синонимом монотеистов, противопоставляемых языческому миру. Надо отметить, что в богослужебных книгах слово "эллин" употребляется нередко как идолопоклонник (например "элилинская лесть"), но из этого нельзя вывести заключение, что авторы богослужебных текстов были грекофобы, тем более, что значительная часть их были по национальности греки.
Поэтому, на наш взгляд, ответ архиепископа Феофана (Быстрова) должен был быть дан в более широком ракурсе: кто оказался с Христом, кто без Христа, а кто против Христа. Архиепископ Феофан отвечает очень мягко, но в то же время осторожно, так что не дает возможности спекулировать на его словах современным "новооткрывателям" Православия.
Что касается ссылки на иеромонаха Арсения Афонского, то он также не является канонизированным святым; а то, что на Афоне могут быть монахи, не имеющие четких богословских воззрений, свидетельствует ересь имяславства (или, если угодно, бунт, названный "афонской смутой"), о чем мы уже упоминали, к сожалению, многие из монахов, прожившие десятки лет на Святой Горе, примкнули к этому в своих конечных выводах вздорному учению. Ряд лиц, преподававших в учебных академиях, пытались оправдать имяславство через неопифагорейство, евномизм и даже оккультные представления об автономной силе слова-заклятия.
Надо отметить, что иеромонах Арсений ссылается на Синаксар мясопустной субботы, в котором ничего не говорится о спасении некрещеных младенцев и пребывании их в особых небесных обителях, т.е. в небесной Церкви. Это такое же непонимание текста, как утверждение некоторых людей, что в Троицкую родительскую субботу можно поминать самоубийц. Иеромонах Арсений пишет, что родители могут молиться за некрещеных детей, но остается открытым вопрос: почему же Церковь, которая любит каждую человеческую душу больше, чем кто - либо из родителей может любить свое дитя, не молится за некрещенных младенцев, которые, по мнению иеромонаха Арсения, находятся "в неизвестных нам небесных обителях". Значит, земная Церковь противостоит небесной Церкви, или же она не едина с небесной Церковью, а является только одним из многих путей на небо?
Крупнейшие апологеты Православия, начиная с периода Вселенских Соборов до наших дней, были преимущественно монахи. Блестящая плеяда богословов-епископов IV столетия и последующих веков, - св. Максим Исповедник, св. Иоанн Дамаскин, св. Григорий Палама,- сочетали выдающуюся ученость с внутренним мистическим опытом. Это способствовало тому, что восточное богословие в отличие от западного приняло созерцательный характер.
Однако надо помнить, что немало еретиков: Несторий, Евстафий Севастийский, Полихроний ("Неистовый"), Диодор и другие вышли из монашеской среды. Тем более, когда монахи, не имеющие нужной богословской подготовки, берутся решать метафизические вопросы, могут произойти досадные ошибки.
Я вспоминаю речь царя Грузии Вахтанга VI, обращенную к монахам, которые занялись правда не богословием, а политикой: "Почему вы не сидите в своих кельях, славя Бога? Почему от вас повсюду брани, ссоры и тревога? Берегитесь, потому что зла наделали вы много".
Далее г-н Зайцев начинает абзац со своей обычной "дуды": "Ошибочность суждения архим. Рафаила...", словно г-н Зайцев боится, что читатель забудет, что моим главным свойством является умение постоянно ошибаться. Он не дает читателю право сделать выбор, а начинает свое доказательство с конца. Хотя г-н Зайцев начал свою статью с призыва корректности в диалоге, даже он показал пример собственной неккоректности.
Когда у человека нет твердых доказательств, то ему остается только одно - подхваливать себя самого и заявлять перед каждой фразой, что он давно доказал не только ошибочность, но и невменяемость своего оппонента. Характерно, что в полемике с православными миссионерами сектанты проявляли такой же прием. Они поднимали дружный крик: "Вот видишь, мы тебе доказали!" И это сектантское "доказали, доказали" без всяких аргументов, кроме апломба и силы легких, слышится в нервозной речи г-на Зайцева.
Раскройте любую энциклопедию, изданную в советское время, и в разделах, относящихся к религии или философскому идеализму, вы увидите, как перед глазами запестрят подобные словечки: ошибочность, невежество, обскурантизм, верхоглядство и т.д. Так что иной раз кажется, что стиль своего языка г-н Зайцев заимствовал из дешевых антирелигиозных брошюр. Обратите внимание, что в античной и древнехристианской литературе диалоги никогда не начинались со слов "мой оппонент ошибается, он недостаточно подготовлен, он не имеет нужных знаний" и т.д. Диспутирующие стороны предпочитали, чтобы их слушатели сами сделали вывод. Уверять, что оппонент плохо подготовлен, а затем получить от него "по носу" - весьма неумно; наоборот, древние и раннехристианские писатели или диалектики в дискуссии и полемике старались не унизить своего противника, не подскакивать вверх с криком: "Я победил!", а показать путем рассуждений ошибки, скрытые в его умозаключениях.
Аргументация включала в себя самый широкий спектр доказательств: исторических, логических, лингвистических и т.д. Начинать предложение со слов "я прав, а ты не прав" считалось признаком недалекого ума и отсутствия элементарного воспитания. Хороший товар не надо громко рекламировать - он говорит сам за себя; а когда товар невысокого качества, то продавец должен по необходимости напрягать голосовые связки.
Затем г-н Зайцев пишет, что моя ошибочность "становится еще более очевидной из крещальной практики древней Церкви". Позвольте спросить г-на Зайцева, а разве крещальная практика не учитывает самого главного - чина Крещения и крещальных молитв? Первые молитвы принадлежат к заклинательным молитвам, т.е. изгнанию демонических сил, которые обитают и властвуют в сердце человека. До Крещения человек, будь-то взрослый или младенец, как не искупленный Голгофской жертвой, принадлежит к царству сатаны. Священник молится, обращаясь к Небесному Отцу: "Изжени из него (желающего креститься) всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его". Сердце - сосредоточие всех духовных сил человека, и в сердце до крещения обитает диавол. Сердце некрещенного - гнездо темных сил. Г-н Зайцев считает, что в сердце автономно пребывает "естественная совесть", не подвергаясь тирании адского змия. Святитель Феофан Затворник, сравнивая крещенного и некрещенного, говорит, что на некрещенного сатана действует изнутри, из его собственной души, а на крещенного - снаружи, через помыслы и страсти. Все крещальные молитвы свидетельствуют о том, что без этого таинства невозможно освободиться от демонической силы и облечься во Христа.
Протестанты учат о том, что дети спасаются по вере общины и их родителей, и отрицают нужность Крещения для детей. Но если бы г-н Зайцев прямо заявил бы, что младенцев крестить не следует, то выявил бы свое неправославие. Поэтому он идет обходным путем: 1) объявляет, что дети спасаются без Крещения; 2) заявляет, что Крещение детей в Древней Церкви было редким исключением; 3) старается доказать, что практика Крещения взрослых доминировала в Византии по крайней мере до X столетия; 4) приводит примеры св. Василия Великого, св. Григория Богослова и св. Григория Нисского, которые крестились в зрелом возрасте, как доказательство того, что людей следует крестить после многолетнего оглашения, а практика Крещения младенцев не имеет под собой фактических оснований. Но что такая практика имеет исторические и канонические свидетельства, г-н Зайцев может прочитать в любом миссионерском противосектантском сборнике. Поэтому я считаю некорректным приводить в дискусии с г-н Зайцевым те доводы и свидетельства из Священного Писания, которые я привел бы в беседе с баптистом.
Господин Зайцев ссылается на то, что в Древней Церкви крестили преимущественно взрослых. Это не вполне верно. Для людей, переходящих из язычества в христианство требовалось знание основных истин христианства. Поэтому в Древней Церкви существовал особый чин оглашенных, т.е. людей, обучающихся главным догматам веры. Но когда крестились все члены семьи, то Таинство Крещения принимали и взрослые и дети, не исключая младенцев.
К тому же, катехизаторские училища, сосредоточенные главным образом в городах, не могли охватить всего количества новообращенных. Младенцев крестили преимущественно в семьях христиан, где на восприемников и родителей ложился долг христианского воспитания и обучения детей. Тогда сама община и семья становились малой катехизаторской школой. В IV веке христианизация народов Римской империи приобретает особый широкий размах, так как она поддерживается государственной властью. Поэтому существуют две параллельные практики: Крещение взрослых и младенцев.
Господин Зайцев пишет: "Это (Крещение взрослых) является еще одним прямым указанием на то, что древние Отцы Церкви не считали, что некрещеные младенцы и, вообще, некрещеные люди неизбежно погибнут, иначе такое их отношение к Крещению можно было бы расценить только как опасную, даже непростительную беспечность".
Господин Зайцев приводит в пример св. Василия Великого и св. Григория Богослова, которые крестились в 30 и 24 годы. Но сам св. Григорий Богослов другого мнения, чем г-н Зайцев об этом предмете. Во время путешествия Григория Богослова из Александрии в Афины на море разразилась буря и кораблю угрожала гибель. Григорий Богослов в эти часы перед лицом смерти больше всего скорбел о том, что он не успел принять святого Крещения. Вот его слова: "Когда же боялись смерти обыкновенной; для меня еще ужаснее была смерть внутренняя. Негостеприимно убийственные воды лишали меня вод очистительных, которыя соединили бы меня с Богом. Об этом проливал я слезы; в этом состояло мое несчастье; об этом я, несчастный, простирая руки, возносил вопли, которые заглушали сильный шум волн, терзал свою одежду и, ниц распростершись, лежал подавленный горестью". <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Т.II. С.353>.
Если бы на этом корабле вместе с свт. Григорием Богословом плыли бы г-н Зайцев или г-н Осипов, то они постарались бы успокоить свт. Григория своей уверенностью в то, что в аду стоит общая купель, и, пока на дне моря "безглазые" рыбы будут пожирать тело Григория, его душу покрестит в преисподней постоянно пребывающий там Христос или Его апостолы. Или же выдвинули бы гипотезу, что свт. Григорий уже покрестился собственными слезами. Но так как г-на Зайцева на корабле не было, то Григорию Богослову приходилось только горько рыдать о возможной погибели своей души без Крещения и горячо просить Господа, чтобы Он спас его для принятия этого Таинтства. Святитель Григорий Богослов далее пишет: "Все плывшие на корабле, забыв о собственном бедствии и, в общем несчастии став благочестивыми, со мной соединяли молитвенные вопли. Столько были они сострадательны к моим мучениям!" <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Тамже. С.354>.
Итак, спутники свт. Григория Богослова, которым угрожала смерть в пучине моря, знали, что его ожидала большая опасность, хуже смерти - разлучение с Богом, и поэтому скорбели больше о нем, чем о себе. Они понимали метафизический ужас: остаться в вечности без Христа, то, чего не может понять г-н Зайцев.
Далее г-н Зайцев пишет: "В отличие от архим. Рафаила, крепко усвоившего католическую идею об абсолютном примате благодати Божией над человеческой свободой, св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы, понимал, что Крещение само по себе, без встречного движения человеческой свободной воли, так и останется не воспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не усвоенным внутренне".
Во-первых, что значит "абсолютный примат благодати Божией над человеческой свободой"? Абсолютный примат, если понимать примат в смысле начала, - православная мысль, потому что всегда благодать Божия вначале пробуждает душу человека, а свободная воля или отзывается на зов благодати или остается чуждой ему. Если же примат понимать как довлеющую силу, то абсолютный примат уже не даст места человеческой свободе, что мы можем увидеть только в крайних уклонах кальвинизма.
Что касается католицизма, то он не содержит подобных утверждений, и любой более менее образованный католик удивится такому дремучему невежеству. Наверное г-н Зайцев спутал некоторые выражения блж. Августина, допущенные в антипелагианской полемике, с общепринятым учением католической церкви. Ни в одном католическом катехизисе подобную чушь не смогут найти ни г-н Зайцев, ни г-н Осипов.
Надо сказать, что у самого блж. Августина есть и другие высказывания о необходимом участии человеческой воли в деле спасения, и приближающиеся к Православию мысли о предопределении. Но главным течением в католицизме, которое затем было принято как официальное, является не августианизм, а томизм, где значительное место уделяется как человеческой воле, так и человеческому разуму. Г-н Зайцев или его учителя приписывают мне то августианизм, то томизм; видимо, они не вникали в этот вопрос, чтобы не замутить свою чистую веру "латинскими хитростями".
Если я действительно разделял бы вздорную теорию об абсолютном примате благодати Божией как отрицании человеческой свободы, то надо было бы назвать меня кальвинистом, но это не произвело бы психологического эффекта, так как с кальвинистами православные страны, в том числе и Россия, соприкасались очень мало. А так как католицизм представлял и представляет реальную опасность, то г-н Зайцев решил наэлектризовать свою аудиторию беспрерывным повторением: "Он - проводник католицизма, он - уста Фомы Аквинского, он - хвост Ансельгейма, он - рога Дункана Скотта. А я, ваш покорный слуга, г-н Зайцев,- защитник самого чистого и древнего Православия. Архим. Рафаил учит вас, что можно спастись одним внешним ритуализмом, без всякого участия совести, наверно потому, что у него самого совесть атрофирована. А я учу о том, что совесть очень хорошее дело, и она у меня на первом месте. Наше главное разногласие в том, что г-н Осипов говорит: можно спастись естественной совестью, а архим. Рафаил возмущается и негодует на это и говорит, что можно спастись без совести".
Господин Зайцев считает, что "св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы, понимал, что Крещение само по себе, без встречного движения человеческой свободной воли, так и останется невоспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не удвоенным внутренне".
Встречное движение человеческой воли подразумевает сознательное участие в Крещении. Свободный выбор Крещения как начало новой жизни подразумевает определенные знания о том, какие дары и блага открывает Крещение для человека, а также какие обязанности берет на себя человек, принимая Крещение. Без участия гномической воли, те способности выбора и решения, встречное действие человеческой воли (его природного хотения) невозможно. Значит, по г-ну Осипову, если его правильно передает г-н Зайцев, Крещение должно совершаться над взрослым человеком, прошедшим курс оглашения, или хотя бы знакомым с начатками веры.
Но, отвергая необходимость Крещения для детей, г-н Зайцев в таком случае может попасть под анафему Карфагенского собора. И хотя эта анафема ему не очень страшна, его удерживает другое, а именно, саморазоблачение в неправославии. Поэтому он должен жонглировать словами, чтобы скрывать под ними свою мысль. Он говорит, что "св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы", учил о встречном движении человеческой воли. Что же говорит св. Григорий Богослов? "...Дождавшись трехлетия, или несколько ранее, или несколько позже, когда дети могут слышать что-нибудь таинственное и отвечать, хотя не понимая совершенно, однако же напечатлевая в уме, должно освящать их души и тела великим Таинством совершения".
Воля - это средство осуществления поставленной цели. Свободная воля требует осознания цели, выбор средств достижения этой цели и деятельное участие человека в достижении того, что он считает благом. Какая встречная воля может быть у двух-трехлетнего ребенка? За него все решили родители с восприемниками, они как бы отдали ему свою волю, вместо его еще непробудившейся гномической воли: дали ему свой разум, вместо его еще нераскрывшегося рассудка; дали свою веру, вместо его еще неопределившейся в душе веры; они являются как бы его представительством перед Богом, обязавшись воспитать своего ребенка в христианстве.
Между тем, двух-трехлетний ребенок может сохранисть некие смутные воспоминания о внешней форме Крещения, но становится ли от этого Крещение ущербным, неполноценным, "невоспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не усвоенным внутренне"? Св. Григорий Богослов учит иному: двух или трехлетний младенец освящается душой и телом великим Таинством совершения. Само слово "совершение" говорит о законченности и полноте Таинства. Между тем, как г-н Зайцев считает такое Крещение лишь "внешним освящением, не усвоенным внутренне". Что такое "внешнее освящение" понять невозможно, такого освящения нет; может быть внешнее освящение от лампочки, а не от благодати Божией. Благодать или освящает всю личность человека, его душу и тело или не освящает его совсем.
Господин Зайцев пишет: "Если бы мнение, что все некрещенные не имеют никакой надежды, действительно было учением, то на протяжении всей своей истории она устами своих святых свидетелей должна бы буквально трубить во всеуслышание: "Креститесь все немедленно, не откладывайте Крещение ни на мгновение, ибо не знаете, в какой час будете похищены смертью!"
Но об этом свидетельствует св. Григорий Богослов в проповеди на Крещение: "Оградиться им (младенцам) Крещением без сомнения гораздо полезнее, по причине внезапно встречающихся с ними, и никакими способами не предотвращаемых опасностей" <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Т.I. С.562> - и далее: "...для тебя немалая опасность, если умрешь, родившись для одного тления, и не облекшись в нетление". Из этих слов видно, что св. Григорий Богослов вовсе не считал Крещение детей необязательным и не питал ложной надежды, как г-н Осипов, на неведомое Церкви посмертное Крещение для тех, кто не принял его при жизни.
Господин Зайцев утверждает, что Крещение младенцев это только "внешнее освящение", но св. Григорий Богослов рассуждает по-иному: "У тебя есть младенец? Не давай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу" <сноска: Там же.>
Похоже, что г-н Зайцев упрекает меня в католицизме для того, чтобы незаметно провести протестантскую мысль о ненужности Крещения младенцев, а так как подобные господа редко говорят прямо, то он подготовляет внимание своих читателей рассуждениями о том, что такое Крещение ущербно, так как ребенок не может встретить его "всречным движением свободной воли" и для младенца оно остается "невоспринятым Божиим даром".
Однако самым важным документом, относящимся к Крещению младенцев, мы считаем постановление Карфагенского собора 418 года, который вошел в число соборов, названных каноническими, постановления которых обязательны для всей Православной Церкви.
"Кто отвергает нужду Крещения малых, новорожденных от матерей утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительского Адамова греха не заимствуют ничего, что надлежало бы омыть банею пакибытия (из чего следовало бы, что образ Крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема. Ибо реченное апостолом: одним человеком грех вошел в мир и грехом смерть: так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим.5, 12) подобает понимать не иначе, разве как всегда понимала кафолическая Церковь, повсюду разлиянная и распространенная. Ибо, по всему правилу веры, и младенцы, никаких грехов сами собою соделовать еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, да через новое рождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения" <Правило 124>.
Карфагенский собор устами его Отцов говорит, что отвергающий нужду в Крещении младенцев подлежит анафеме, даже больше,- он уже произносит над таковым анафему. Но г-н Зайцев, по-видимому, считает, что в аду есть комиссия, которая анафемы снимает.
Постановления Вселенских и поместных соборов и правила Святых Отцов, вошедшие в правило Церкви, являются важнейшей частью священного Предания. Вероучительные книги, богослужение и традиции проверяются через сравнение с постановлениями этих соборов; они не могут быть упразднены или заменены другими постановлениями, особенно вероисповедального и вероучительного характера. Если бы мы имели только одно это правило Карфагенского собора о необходимости Крещения младенцев, огражденное анафематизмой против тех, кто его не принимает, то этого было бы достаточно для подтверждения и свидетельства, что таково учение всей Церкви, принявшей в свое законодательство правила Карфагенского собора. Если бы даже некоторые Святые Отцы вошли в разногласие с правилами канонических соборов, то надо было бы отдать предпочтение собору, в данном случае Карфагенскому собору.
Далее г-н Зайцев упрекает меня в "преднамеренной софистике". А именно, он не согласен с тем, что нельзя быть в раю тем, кто не стяжал внутреннего рая в душе и что ветхозаветные праведники, находящиеся в аду, не были в огненной геене вместе с грешниками и злодеями.
Знает ли г-н Зайцев, что означает слово "софистика"? Если да, то почему он отказывает в удовольствии себе и читателям поймать меня в софистике, а только приклеивает это слово как ярлык на спину. Если же это слово остается для него туманным и неопределенным указанием на что-нибудь плохое, то позволю обьяснить или напомнить ему, что софистика - это рассуждение, основанное на сознательно построенных логических ошибках, употребленных для доказательства заранее поставленных целей. Почему-то г-н Зайцев не пытается вскрыть логические ошибки в моих умозаключениях, а сам совершает логическую ошибку, подводя "итог из ничего".
Затем г-н Зайцев пишет о "преднамеренной софистике." А позвольте спросить, какая софистика бывает непреднамеренной, ведь сама по себе она является искусственным приемом - имитацией логики? Привычку ставить оценки, не утруждая себя доказательством, я назвал бы "синдромом старого экзаменатора".
Господин Зайцев упрекает меня, что я пытаюсь решать вопросы, "не исходя из целостного контекста, а с помощью малоубедительных силлогизмов". Слова "малоубедительные силлогизмы", на наш взгляд, представляются малограмотными. Силлогизм - это логическое построение, он может быть правильным и неправильным. Если он правильный, то заключение его истинно, значит он объективно убедителен; если он неправилен, то заключение его ложно, значит о убедительности говорить не приходится. Слово "малоубедительный" может подходить к аргументу, а не к силлогизму как логическому построению. Это такая же филологическая и логическая беспомощность, как если бы сказать "малоубедительный закон".
Почему же г-н Зайцев все-таки не захотел на конкретных примерах показать "неправильность" многих силлогизмов, тем самым не декларировать, а доказать их ложность? Наверно г-н Зайцев считает, что в этом отношении достаточно поверить в его эрудицию или в его честное слово, а не "сушить мозги" аристотелевскими хитростями.
Далее г-н Зайцев продолжает: "А свт. Григорий Богослов, как известно, допускал возможность посмертного спасения через ад или, как он сам выражался, посредством крещения в огне для тех людей, которые умерли вне границ исторической Церкви: "Может быть, они будут там крещены огнем - этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха".
Теперь обратим внимание на то, как г-н Зайцев исходит из "целостного контекста" учения "самого святителя" (Григория Богослова). Св. Григорий Богослов в слове "На святые светы явления Господне" обличает лжеучение раскольника Новата, который произвел великий соблазн в Церкви тем, что считал, что чистота Церкви может быть соблюдена только при вечной анафеме грешников - отсечении от Церкви людей, впавших в тяжелые преступления.
Учением о неисцеленности грехов Новат лишал грешников надежды и приговаривал их к духовной смерти, как бы живыми посылая в ад. Такое учение могло привести грешника только к одному исходу - отчаянию, которое является хулой на Духа Святаго. Последователи Новата считали себя чистыми (катарами) и превзошли в духовной гордыне древних фарисеев; поэтому св. Григорий Богослов на примерах Священного Писания показывает гибельность и демоническую жестокость этого учения, превратившегося в человеконенавистническую секту. Здесь св. Григорий Богослов употребляет свойственную ему гневную иронию, он говорит, обращаясь к Новату: "Как блаженна была бы твоя высокость, если бы она была чиста, а не надменность, дающая законы неисполнимые для человека, и исправление оканчивающая отчаянием!"
Святитель Григорий называет учение раскольничьей секты "человеконенавистничеством Новата". Он продолжает: "Никто из вас (новациан), хотя бы и слишком на себя надеялся, да не дерзнет говорить: "Не прикасайся ко мне, ибо я чист (Ис. 65, 5); и кто чист, как я?" Сообщите и нам такой светлости".
Неужели г-н Зайцев не понимает, что свт. Григорий Богослов не просит у Новата частицу его "чистоты и светлости", а иронически говорит о безумной гордыне этих раскольников. Далее св. Григорий Богослов продолжает: "Докажи мне свою чистоту, и я одобрю твою жестокость. А теперь опасаюсь, не потому ли доказываешь неисцельность, что сам покрыт весь ранами".
Какая участь может постигнуть противника Церкви, безумного гордеца, ерессиарха (имеется в виду нравственная ересь), ввергающего грешника в отчаяние, безнадежность - в этот грех Иуды? Ответ может быть один - вечное отвержение от Христа. Об этом говорит св. Григорий Богослов: "Итак сии (новациане) если хотят, пусть идут нашим путем и Христовым; если же нет, то своим", т.е. путем от Христа, так как основой этого раскола является гордыня - дух сатаны, неисцелимый в вечности.
Святитель Григорий Богослов метафорически говорит о вечных муках, которые ожидают их, с разящей иронией, в которой звучит не насмешка, а скорбь о погибели человеческих душ: может быть, она оставит какой-нибудь след на каменном сердце гордеца. Эта ирония похожа на жало, которым святитель хочет пробудить грешника, погруженного в свои гордые и темные сновидения.
Далее св. Григорий продолжает: "Может быть, они (новациане - архим.Рафаил) будут там крещены огнем - этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поядает вещество как сено, и потребляет легковесность всякого греха. А мы почтим ныне Крещение Христово..."
Надо сказать, что язык св. Григория Богослова - это язык, недосягаемый по своей красоте, не только для современных богослолов, но даже для писателей патристического периода. Но этот язык весьма своеобразный. Святитель Григорий Богослов одновременно мистик, созерцатель и мыслитель. Его язык во многом аллегоричен и метафористичен, причем аллегоричность может сочетаться с глубоким философским проникновением, а метафоричность - с тонкой бесстрастной иронией и таким же бесстрастным гневом мудреца.
Для тех, кто знаком с творениями свт. Григория Богослова, смысл его обличения как предупреждения будет понятен. Но так как г-н Зайцев, судя по его стилю, вряд ли принадлежит к ученикам, хотя бы риторики, св. Григория Богослова, то мы обратимся к святому Иоанну Дамаскину, который во многом основывается на творениях св. Григория Богослова.
Святой Иоанн Дамаскин пишет о восьми видах крещения, в которых выделяет как Таинства только два: церковное Крещение водой и Духом и мученическое - кровью. Остальные имеют преобразовательное или метафористическое значение. Он говорит о "карающем крещении грядущего огня" и пишет о последнем, восьмом крещении следующее: "Восьмое - последнее, не спасительное, но истребляющее порок (ибо порок и грех более не будут иметь места), наказывающее же бесконечно".<сноска: Творения прп. Иоанна Дамаскина. Индрик. 2002 г. С.295>. Это огненные адские муки, которые будут длиться бесконечно. Надо сказать, что св. Василий Великий "огненным крещением" называет испытание в день Страшного  Суда <сноска: Тамже. С.399>.
Если, по мнению г-на Зайцева и его учителей, это "огненное крещение" спасительно и соединит человека с Христом, то Страшный суд превратится в оригеновский суд, окончательную амнистию заключенных, в апокатостасис грешников и демонов.
Далее г-н Зайцев продолжает: "Отметим, что приведенный выше взгляд св. Григория Богослова на посмертную участь некрещенных людей не был в то время каким-то крайним исключением".
Здесь под некрещенными людьми подразумевается ярый враг Церкви Новат, духовный вор и разбойник, похищающий из Церкви человеческие души. Его учение св. Григорий Богослов охарактеризовал как жестокость,- грех, противоположный главной заповеди - любви. И, оказывается, этот человекоубийца, отрицавший прощение падших грешников и этим самым согрешивший больше, чем они все взятые вместе и умерший без всяких признаков покаяния, оказывается получит "новое крещение" в аду и будет в небесной Церкви, где, возможно, подружится с г-ном Зайцевым и его учителями.
Даже католики выдумавшие несуразный догмат о чистилище, т.е. прощении через временную муку как через епитимью, не допустили бы мысли, чтобы Новат попал в чистилище как в переходный пункт к раю, а не в ад. Опровергая учение католиков о чистилище, правосланые апологеты говорили, что огненное мучение не может заставить грешника полюбить Бога, а райская жизнь - это богообщение, основанное на любви. Поэтому грешник, пребывая в муках, ненавидит Бога; наоборот, в огненных муках будет еще более крепнуть ненависть грешника к Богу.
Об этом подробно говорил св. Марк Ефесский - "столп Православия", в своей антикатолической полемике. Трагизм грешника заключается в том, что он не только в аду, но ад - в нем. Он мучается, страдает, но не может переродиться и стать другим существом. Грешник в аду теряет способность любить и делается демоноподобным. А г-да Зайцев и Осипов считают, что, напротив, в адском пламени он может стать ангелоподобным. Сам г-н Осипов пишет, что грех против Духа Святаго, который не прощается ни в этой, ни в будущей жизни, - это сопротивление очевидной истине.
А разве Новат не сопротивлялся очевидной истине до самой своей смерти? Разве не оставался глухим к увещанию Церкви? Разве в сердце его были капли любви, когда он лишал грешников надежды на покаяние, т.е. не поднимал падшего, как милостивый самарин в притче, а наступал на выю его своей ногой? И теперь добрейшие г-да Осипов и Зайцев, от которых предусмотрительно прячется издатель, посылают этого хулителя Духа Святаго через "новое крещение" в рай!
Позвольте мне, перифразируя св. Григория Богослова, сказать: господа, уделите и мне частицу вашей доброты. Почему же тогда, милостивые государи, не послать вам в рай прежде Новата Иуду? Ведь Иуда сказал: "Согрешил, пролил кровь неповинную", т.е. сказал правду; а отчаяние г-н Осипов, кажется, не считает хулой против Духа Святаго, так как говорит, что единственная хула против Духа Святаго - это сознательное сопротивление истине. А г-н Зайцев уточняет это определение, указывая как на истину на лекции г-на Осипова.
Итак, определив хулу на Духа Святаго как сопротивление истине, г-н Зайцев, или по-научному псевдо-Зайцев (если Дионисий и Макарий - "псевдо", то почему Зайцев не "псевдо"? Теперь "псевдо" звучит также престижно, как во французском языке слово "де" перед именем собственным), хочет доказать это своим примером. Он пишет, что взгляд св. Григория Богослова, приведенный выше, т.е. фрагмент, вырванный из контекста, прочитанный глазами г-на Осипова и переданный языком г-на Зайцева, не является исключением, "скорее напротив". Другими словами, под "напротив" надо подразумевать общепринятое учение Церкви.
Г-н Зайцев продолжает: "Например, его современник преп. Ефрем Сирин высказывает даже убежденность, что все умершие младенцы, независимо от того крещены они или нет, получат всю полноту вечного блаженства".
Между тем, в нижеприведенном тексте из надгробных песнопений преп. Ефрема Сирина нет буквально ни одного слова, касающегося некрещенных младенцев, которых, по мнению г-на Зайцева, прп. Ефрем Сирин прировнял к крещенным детям. Но ложь похожа на шило, которое все равно высунется из мешка. Что за логический абсурд? Преподобный Ефрем Сирин говорит о младенцах и детях, а г-н Зайцев, не имея фактического подтверждения, начинает с бойкого утверждения, что прп. Ефрем Сирин подразумевал также некрещенных детей, но умолчал об этом. Таким образом г-н Зайцев берет на себя храбрость "досказывать" прп. Ефрема, вроде того, как одна спиритка в состоянии транса дописала недоконченный Диккенсом рассказ, утверждая, что писала под диктовку Диккенса.
Впрочем, я не думаю, что г-н Зайцев впал в транс, он просто за скудностью аргументаций прибег к подтасовке. Чтобы показать, насколько г-н Зайцев превзошел известного завхоза из "12 стульев", который поминутно краснел, приведем полностью читату из прп. Ефрема Сирина, которую г-н Зайцев с ловкостью рук преподносит своим читателям как неоспоримое доказательство, что некрещенные младенцы становятся святыми.
Преподобный Ефрем пишет: "Хвала Тебе, Боже наш, из уст грудных младенцев и детей, которые, как чистые агнцы в Эдеме, упитываются в Царстве! По сказанному Духом Святым (См. Иез. 34, 14.) пасутся они среди деревьев, и Архангел Гавриил - пастырь сих стад. Выше и прекраснее степень их, нежели девственников и святых; они - чада Божии, питомцы Духа Святаго. Они - сообщники горних, друзья сынов света, обитатели чистой земли, далекие от земли проклятий. В тот день, когда услышат они глас Сына Божия, возрадуются и возвеселятся кости их, преклонит главу свою свобода, которая не успела еще возмутить дух их. Кратки были дни их на земле; но блюдется жизнь им в Эдеме; и родителям их всего желательнее приблизиться к их обителям".
Читатель может убедиться, что прп. Ефрем Сирин в поэтической и, надо сказать, несколько гиперболической форме, что допускается в поэзии, говорит как раз о участи крещенных младенцев. Эта цитата взята из надгробных песнопений, написанных в форме религиозных эллегий.
Но давайте предположим, а вернее условно примем точку зрения г-на Зайцева о том, что прп. Ефрим Сирин уверен "в полноте вечного блаженства" как крещенных, так и некрещенных младенцев. Что же получается: Крещение для младенцев безразлично, крещенный с некрещенным в одном стаде, где их пастырь - Архангел Гавриил. Значит Крещение младенцев ничего не дает им, и, напротив, первородный грех, не смытый водой Крещения, ничего у них не отнимает. Если это так, то прп. Ефрим становится в этом вопросе предтечей протестантов всех толков. Но затем идет нечто чудовищное: "...выше и прекраснее степень их, нежели девственников и святых"!
Такая интерпретация г-ном Зайцевым песнопений прп. Ефрема Сирина объективно становится, хотят этого или не хотят г-да Осипов и Зайцев (я уверен, что не хотят), апологией детоубийства. Аборт из гнусного и мерзского греха, который убивает тело и оставляет невозрожденной душу, лишает младенца земной жизни и омрачает его вечное бытие неискупленным первородным грехом, становится неслыханным в Церкви способом сделать душу убитого эмбриона или плода выше, чем у святых в раю, то есть выше подвижников - этих добровольных мучеников; страдальцев, избравших пытки и смерть ради верности Христу; святителей, доблестно защищавших Православие от еретиков.
Значит мать-убийца, которую в народе называют душегубицей, в представлении г-на Зайцева и его учителей становится производительницей святых, которые выше всех обитателей неба, следовательно аборт является самой большой милостью для ребенка. Если бы он остался живым, то перед ним лежало бы два пути, и неизвестно, который бы он избрал: если бы даже он избрал путь Христов и стал бы святым, то не достиг бы такой степени блаженства, как если бы он умер после рождения некрещенным или его обрекла бы еще во чреве на смерть собственная мать.
И эта апология аборта преподносится нам как истинное Православие, как мнение Святых Отцов; иначе зачем бы цитировал г-н Зайцев песнопения прп. Ефрема Сирина в своей интерпретации? Вообще надо сказать, что гимнография имеет свой особый язык образов, символов, аллегорий, гипербол и метафор, и эти особенности языка надо иметь в виду. Но г-н Зайцев прямо приписывает прп.Ефрему дикую мысль, которая должна была бы перевернуть все наше представление о сотериологии. Святитель Иоанн Златоуст в проповеди, касающейся вифлеемских младенцев, выражает мысль, что степень их святости меньше, чем у тех, кто совершили подвиг добровольно и сознательно, хотя они объективно являются мучениками ради Христа и прославляются Церковью.
У прп. Ефрема Сирина написано о умерших младенцах, как о "питомцах Духа Святого" - это уже говорит о Таинстве Крещения. Но г-да Осипов и Зайцев считают, что и в аду можно "напитаться" Духом Святым. Далее г-н Зайцев продолжает: "Лишь исходя из уверенности большинства Св.Отцов, что и спастись и погибнуть человек может только добровольно, и можно объяснить столь спокойное отношение древней Церкви к крещению младенцев - как к чему-то не совсем обязательному".
Убеждение в том, что человек, не исключая младенческого возраста, может получить дары благодати: искупление и освящение, усвоить Голгофскую жертву и стать членом Церкви только через Таинства - это вера всей Церкви. Кто отрицает необходимость Таинств Церкви для спасения, тот попадает под анафему, которая находится в богослужебном чине в Неделю Православия. Если существовало отклонение от правила, то это было явлением, с которым боролась Церковь. Святые Отцы единодушно призывали не отлагать Крещение.
Приведу пример из жизни Российской Церкви последних веков. Как известно, цель Литургии - Причащение верующих. Следовательно, когда совершается Литургия, Церковь благословляет своих чад принимать великое Таинство Причастия. Однако на деле происходит нечто другое - безобразное и дикое: священники без всякого основания не допускают христиан до Причастия под различными предлогами. Они говорят: нельзя часто причащаться, а то потеряешь благоговение к святыне; теперь не время поста, чтобы причаститься и т.д. И это очевидная нелепость, очевидная, потому что Св.Отцы призывают к частому, по возможности постоянному Причастию. И эта нелепость, на которую мало обращает внимание иерархия, стала тоже своеобразным обычаем.
Но можно ли назвать болезнь традицией? Традиция - это связь с прошлым, а дурной обычай - уклонение от традиции. Поэтому нашим ориентиром являются постановления соборов, а не их исполнения. Если в Византийской империи мы видим Крещение взрослых, то это можно объяснить отчасти потому, что византийские миссионеры христианизировали огромное пространство не только в границах империи, но и в прилегающих к ней регионах. А Крещение младенцев производится в семьях христиан, где младенцы имеют уже своими первыми учителями родителей и восприемников.
Однако в данном случае мы говорим о другом: Святые Отцы, иерархи Церкви исправляли и должны исправлять обычаи по образцу церковного Предания, а не относиться к обычаям, как ко второй параллельной традиции, и тем более пытаться доказать что-либо на этом основании. В Болгарии существовал обычай: через некоторое время после погребения раскапывать могилу и одевать на череп освященную шапочку - скуфейку. Может ли этот обычай явиться горючим материалом для богословских вдохновений современных модернистов?
Далее г-н Зайцев продолжает: "С точки зрения архим. Рафаила, глубоко усвоившего чисто католическое понимание греха и спасения, практика многолетней подготовки к Крещению, рассчитанная на сознательное и свободное усвоение благодатного дара, может быть расценена только как абсурдное недоразумение".
Чтобы глубоко усвоить "чисто католическое понимание греха и спасения", нужно иметь, по крайней мере, звание магистра католической теологии, так как понятие греха и спасения это две кардинальные точки, через которые проходит вся ось сотериологии. Г-н Зайцев то с удивлением спрашивает, из какого леса я пришел; то говорит, что я глубоко понял и усвоил все тонкости католического богословия и его проблематики; то я невежда и неуч, с которым и говорить не стоит; то я опасный католический теолог, и поэтому г-н Зайцев бьет вовсю в набат, как били в колокол в Звенигороде при приближении татар.
Господин Зайцев уверен, что я считаю абсурдом "практику многолетней подготовки к Крещению, расчитанную на сознательное и свободное усвоение благодатного дара". Напротив, я считаю катехизацию не только до Крещения, но и после Крещения весьма нужной для христианина, но включаю в эту катехизацию обязательное посещение богослужений, а также самообразование в семье, а если возможно, в школе и в других учебных заведениях.
Я считаю катехизацию после Крещения даже еще более нужной для человека, так как сохранить благодать труднее, чем ее получить, хотя и не отрицаю того, что "богословский минимум", необходимый для спасения и осознания себя христианином, каждый человек может получить в храме, регулярно посещая хотя бы воскресные богослужения и слушая проповеди священника.
Но можете ли вы, г-н Зайцев и ваши друзья, отказавшись от религиозной "маниловщины", практически решить вопрос об открытии такой широкой сети духовных училищ, которая охватила бы всю страну, каждую деревню, каждый поселок? Пока что ваш план всеобщей катехизации остается только пожеланием и декларацией. Что вы прикажете сделать до этого: прекратить Крещение людей, не прошедших "многолетней подготовки к Крещению, рассчитанной на сознательное и свободное усвоение благодатного дара", т.е. практически навсегда лишить большинства населения страны возможности исполнить эти условия и, значит, остаться вне христианства? Может быть, вы разрешите довольствоваться им теми знаниями, которое дает Символ веры, храмовое богослужение, а также церковная литература, ставшая в настоящее время доступной?
Что касается утверждения, что Крещение ничего не дает младенцам, то это глубоко неправославная и неправильная мысль, осужденная, как уже было отмечено, Карфагенским собором, который г-н Зайцев с присущим ему остроумием хочет представить как западный, т.е. католический собор. Он не только повторяет, как Сципион: "Карфаген должен быть разрушен", но хочет, чтобы даже камни Карфагена - постановления собора - были бы брошены в море - преданы забвению.
Дорогой г-н Зайцев, вы родились человеком, не лишенным разума, даже способности широкого маневрирования им. Но предположите, что вы могли бы родиться с болезнью Дауна или глухонемым и слепым, тогда, по вашему же мнению, вас не надо было бы крестить, так как вы не могли умом понять и оценить Таинство Крещения (как будто самый великий философ может своим умом постигнуть и объять эту тайну!), и вас, не покрестив на земле, отправили бы креститься в ад.
Господин Зайцев, а разве в апостольские и постапостольские времена женщины, рабы и дети имели возможность проходить катехизаторские курсы или их крестили по их вере? А разве апостол Филипп потребовал у эфиопского вельможи предварительного обучения, или, преподав ему краткие сведения о том, что пророчество исполнилось в Лице Христа, тотчас крестил его?
Господин Зайцев упрекает меня в том, что я не признаю значения разума в приготовлении к Крещению, хотя это совсем не так. А я могу сказать, что г-н Осипов и г-н Зайцев сводят фактически на нет значения веры в деле спасения, заменяя ее посмертной очевидностью. Г-н Зайцев считает, что Крещение ничего не дает ребенку, а может только дать в будущем, и то при определенных условиях. А я считаю такой взгляд плоским и пошлым.
Ребенок получает очищение от первородного греха, из его сердца изгоняется свивший там гнездо темный дух. Ребенок рождается в новую жизнь, благодать освящает его душу и тело. А г-н Зайцев мыслит так, как будто он не верит ни в первородный грех, ни в демонические силы. Это рационалистическая вульгаризация религии.
Неспроста г-н Осипов не может или не хочет понять смысла и значения слова "мистика" и требует, чтобы оно было изъято из православного обихода. Господин Зайцев, спросите у любого священнослужителя, существует ли различие между крещеными и некрещеными младенцами, наблюдал ли он разницу в их поведении, хотя бы внешне? И вам ответят, что в тех детях, которые крещены и часто причащаются, чувствуется благодать Божия и какой-то особый мир; в день Причастия их лица принимают ангельское выражение, даже взгляд у них особый - ясный и проникновенный, как будто они видят то, чего не видим мы.
А у некрещеных детей или тех, кого редко приводят в церковь, наблюдается раздражительность, духовная дикость, чувствуется, что какая-то сила беспокоит их в храме. Говорить, что благодать Божия не действует в детях, забыть слова Христа: не препятствуйте детям приходить ко мне, это значит стать одним из тех фарисеев, которые не допускали детей славить Христа во время входа в Иерусалим, прикрываясь такими же рассуждениями, которые приводят г-н Осипов и г-н Зайцев, - что могут понять дети? Неужели они не слышат ответ для себя в словах Спасителя: Славлю Тебя, Отче,... что Ты утаил это от мудрых и разумных и открыл младенцам.(Лк. 10, 21).
Господин Зайцев считает, что "сознательное усвоение благодатного дара" я расцениваю как "абсурдное недоразумение". Я уже ответил, могу только добавить, что я не употребляю таких словосочетаний, как "абсурдное недоразумение" или "синяя синева".
Далее г-н Зайцев продолжает: "Поэтому не удивительно, что он (архим. Рафаил) был столь возмущен самой мыслью, что вечная погибель человека возможна только при свободном согласии самого человека".
Я возмущаюсь неправославными воззрениями г-на Зайцева и его учителей, которые преподносят свои богословские "открытия" как православное учение. А что касается "обвинения", представленного мне, то отвечу: я верю, что человек наказывается вечной мукой за свои личные нераскаянные грехи или, если угодно, за проявления первородного греха, с которым согласна его воля. Однако с одной младенческой невинностью при неочищенном в Таинстве Крещения первородном грехе душа остается неспособной к богообщению - к вечной жизни в Боге.
Это не моя личная вера, не мое частное мнение, не богословский теологумен, а вера Церкви, подтвержденная авторитетом таких отцов, как св. Афанасий Александрийский, св. Григорий Богослов, св. Кирилл Александрийский и другие. Еще раз повторю, что Карфагенский собор (IV в.) навсегда утвердил как церковный догмат учение о том, что ни взрослые ни грудные младенцы без Крещения не могут спастись.
Господа Осипов и Зайцев подталкивают мысль своих читателей, а первый - и учеников, к тому, что Крещение детей ничего не дает для них; они допускают, что со временем человек, придя в возраст, может "раздуть" искру благодати, которая не светит и не греет душу младенца, а дожидается того возраста, когда человек может осознать значение Крещения. Мысль о том, что благодать Божия, полученная в Крещении, никогда не остается потенцией (именно это слово употребляет г-н Зайцев), а действует с момента Крещения, г-н Зайцев со своими учителями считает католической, и поэтому г-н Зайцев, указывая в мою сторону пальцем, заявляет безапелляционным тоном, как председатель духовного трибунала: "Он католик".
Все-таки я прошу во время этого трибунала выслушать голос в мою защиту от св. Феофана Затворника. В книге "Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться" он пишет: "Мы Крещение получаем во младенчестве, и хоть не знаем что творится с нами, но благодать тем не менее сочетается с нами и тогда же начинает действовать в нас, помимо нашего сознания, по единой благости Божией, веры ради восприемников и родителей. Приходя в возраст, мы не можем хорошо различить в себе что у нас от естества и что от благодати, которая с самого Крещения не оставалась праздною (бездеятельною, как думают г-да Осипоов и Зайцев) а действовала свойственным ей образом".
Цитирую далее: "Пришедши в возраст и видя в себе добрые стороны, мы нередко тщеславимся тем или другие - нами, приписывая то себе самим, между тем, как все доброе, что есть в нас надо относить к благодати Божией, которая и все естественное в нас переделывает и многое дает прямо от себя. Благодать действует в нас с малолетства сокровенно. Ее подновляют в нас Причащением Святых Таин Тела и Крови (надо сказаать, что католики не причащают младенцев и даже детей до семилетнего возраста, а иногда и позже; так как г-да Осипов и Зайцев считают, что Таинства без встречного действия свободной воли человека недействительны, то они должны отрицать необходимость Причащения младенцев, т.е. в этом пункте они солидарны с католиками - А.Р.). Среда же, в коей мы растем, если она верующа и благочестна, дает простор действию ея в нас чрез христианское воспитание. И выходим мы из детства и отрочества при сих условиях совсем не то, чем выходят те, которые некрещены".
Значит, по мнению господ Осипова и Зайцева, св. Феофан Затворник, крупнейший из патрологов XIX столетия (а тем более XX!), бескомпромиссный борец с католицизмом, оказался завзятым католиком. Я хотел бы быть таким же "католиком", как св. Феофан Затворник, больше, чем таким православным, как г-да Осиповы, Зайцевы, Блюмы, Алфеевы и, как сказал Некрасов, "целая рать - не сочтешь".
Господа Зайцевы, сломав ориентиры вероисповедальных и символических книг, пустились в море патристики, а оказались в океане фантастики. Эти новые колумбы нашли вместо Америки другой материк, называемый "Псевдоляндией".
Господин Зайцев (и псевдо-Зайцев), в сущности, отвергает необходимость Крещения младенцев. Он пишет: "В случае Крещения младенцев благодать подается в священнодействии потенциально в состоянии возможности. ...Благодать Крещения не действует на младенцев сама по себе, помимо их свободного произволения, которое еще не проявлено".
Кому же нам верить: св. Феофану Затворнику, экзегету, истолковавшему все послания ап. Павла, давшему возможность великим византийским Отцам и не только византийским, заговорить на русском языке в пяти томах "Добротолюбия", эрудиту, ученому и подвижнику, принявшему один из труднейших аскетических подвигов - затворничество; или же г-ну Осипову со своими учениками зайцевыми? Что же, г-н Осипов для нас является своеобразным барометром, показывающим, насколько можно в наше время жонглировать цитатами из Святых Отцов для доказательства неправославия и насколько индифферентна среда, которая допускает это.
Господин Зайцев далее продолжает: "Не случайно, что в своем обосновании почти всеобщей погибели человечества он (архим. Рафаил) доходит до странного и страшного, совсем в духе Кальвина, заключения, что "все объективные причины", из-за которых большая часть людей не имеет возможноти познать на земле Христа, "сводятся к одной субъективной причине - неспособности людей поверить во Христа как Бога и Спасителя ни при каких обстоятельствах и внешних ситуациях".
Однако г-н Зайцев вряд ли понимает, в чем заключается главная ложь кальвинизма, доходящая действительно до странной и страшной нелепицы, а именно, Кальвин видит в Боге первопричину, обуславливающую погибель людей. Но, похоже, что г-н Зайцев не понял одну существенную разницу между предопределением и предвидением в кальвинистическом и православном понимании этих слов.
Очень жаль, что г-н Осипов не исправил своего ученика в таком важном и принципиальном вопросе, или, может быть, ученик отвлекся во время лекций г-на Осипова и прослушал его объяснения. Кальвин отнимает у человека гномическую волю - возможность выбора, заменяя это волюнтаристическим благоволением или неблаговолением (со строны Бога). Здесь человек детерминизирован; он как нравственная монада превращается в фикцию. Бог предопределяет, а в зависимости от предопределения действует Божественный помысл и предвидение. Этим предопределением человек еще до рождения фатально обречен на спасение или погибель.
Православное учение совсем другое: Бог - вневременен и внепространственен. Он созерцает будущее, прошедшее и настоящее как бы в едином поле. Господь - всеведущ, поэтому Он обладает совершенным видением того, как человек распорядится своей свободной волей - свойством, неотъемлимым от человека, а в зависимости от предвидения действует промысл Божий.
Здесь спасение и гибель души не является следствием предопределения, а само предопределенние вовсе не стесняет свободной воли, решений и действий человека. Преподобный Иоанн Дамаскин (которого должен был читать г-н Зайцев, так как цитировал его) приводит такой пример: человек видит, как конь несется к обрыву, он знает, что конь сорвется и упадет вниз, но падение коня не зависит от предвидения человека. Бог предвидит будущее человека, но это предвидение идет как бы параллельно свободной воле и деятельности человека, не детерминизируя его.
Господин Зайцев даже не сообразил, а рецезенты его не поправили, что субъективных причин, о которых я писал, в кальвинистической сотериологии вообще не существует: Бог по неизвестным причинам с момента творения души уже отвергает или принимает ее. Если г-н Зайцев ссылается на то, чего не знает, то это "грехи молодости", а если сознательно искажает позицию своего оппонента, то это - "грехи старости", долголетние грехи. Как же г-н Зайцев думает, что язычники могут спастись "естественной совестью", когда у человека, называющего себя христианином, она не всегда срабатывает?
Господин Зайцев, когда ему нечего сказать по существу, для того, чтобы обойти неприятные для него полемические моменты, отделывается броскими фразами, которые, в сущности, ни о чем не говорят: "малоубедительный силлогизм", "преднамеренная софистика" и т.д. Не лучше было бы г-ну Зайцеву, не забегая вперед, разобрать по конструкциям мои силлогизмы и показать перед читателями их порочность; не более убедительно было бы г-ну Зайцеву указать конкретно на ошибки моей софистики? Но он или считает это трудом ниже его достоинства, или убедился, что самоуверенный тон и повторение одного и того же чуть ли не на каждой странице, вроде вбиваемых в голову гвоздей, является лучшим из аргументов, на которые он способен.
Я повторяю: софистика - это подделка под логику, где незаметно нарушаются элементарные законы самого логического мышления и благодаря словесным манипуляциям, желаемое для полемиста утверждение, даже абсурдное, выглядит внешне доказанным. Почему же г-ну Зайцеву и его учителям на основании логических законов, посредством построения им правильных силлогизмов, не уличить меня в противоречиях? Тогда сами читатели смогут сделать вывод, с которым поспешил г-н Зайцев. Он постоянно забывает, что вывод - это окончание анализа и синтеза, вообще любых умозаключеий; итог - это как бы логическая точка. Г-н Зайцев часто не кончает, а начинает свое предложение точкой. Вот пример простого силлогизма, можно сказать, азбучного уровня:
1. До пришествия Христа на землю и Его искупительной жертвы и Воскресения души умерших праведников сходили во ад.
2.Праведники не были наказаны муками, а пребывали в ожидании Христа.
Итог: в аду есть место, лишенное мучений.
Другой силлогизм:
1.Невозможна вечная жизнь в раю тем, кто не имеет внутреннего рая в своем сердце (благодати Духа Святаго), т.к. рай - это единение с Богом.
2. У грешника, неискупленного Кровью Христа, живет в сердце неисцеленный грех (прародительский и личный), препятствующий единению с Богом.
Итог: Грешник не может быть в раю, так как он лишен способности богообщения, которое осуществляется через благодать Духа Святого.
Разумеется, богословие доказывается не логикой, а церковным преданием, но поскольку г-н Зайцев обвиняет меня в софистике, т.е. в аллогизмах, то мне пришлось предложить ему обосновать свои утверждения на этой же гностической плоскости, хотя бы в "буквальной форме".
Далее г-н Зайцев продолжает: "Но суждения Отцов о "последних вещах" сводятся, главным образом, именно к свободе разумного существа сказать своему Создателю не только "да", но и "нет". "Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем даст блага, ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приготовлял себя воспринимающим".
Слова о "последних вещах", хотя они взяты в кавычки, не совсем понятны. Мы знаем другое выражение: "последние события", "последняя участь". Судя по контексту, г-н Зайцев подразумевает здесь загробную участь человека и от имени Святых Отцов, представителем которых он почему-то считает себя, заявляет, что загробное существование души эти Отцы якобы сводят в своих суждениях к свободе разумного существа сказать своему создателю не только "да", но и "нет". Другим словами, грешники могут всегда освободиться от вечных мук, если они скажут благодати Божией "да", или остаться в муках, если только захотят этого сами.
Здесь явно путаются два понятия, - путаются злостно и настойчиво: земная жизнь грешника и его посмертная участь, которая зависит не от его желания, а от его грехов. На самом деле грешник говорит "да" или "нет" искушениям в его земной жизни. Здесь гномическая воля делает выбор между добром и злом, правдой и ложью, добродетелью и грехом, благодатью и страстями, Богом и сатаной. Здесь свободная человеческая воля находится в состоянии постоянной возможности выбора мотивов и решений, но после смерти начинается другой процесс - раскрытие того нравственного потенциала, который собрал человек. Здесь грешнику может помочь только сила со стороны - сила молитв и милостыня, и то при условии веры во Иисуса Христа, покаяния в грехах и добрых дел, которые он успел совершить до смерти.
Господин Зайцев передергивает карты так, что получается, что грешник сам хочет адских наказаний, сам желает пребывать в геенском пламени. Эта мысль похожа на бред. Впрочем, приведу пример, чтобы абсурдность новой концепции стала бы для читателей яснее: человек совершил преступление, он знал на что идет, но гнев или похоть победили чувство совести и долга; его присудили к наказанию, скажем, к сечению кнутом и ссылке на каторгу. Можно ли сказать, что он пребывает на каторге потому, что хочет этого или получает удары кнута, так как отказывается сказать "нет"? Напротив, до преступления у него был выбор, после преступления - необходимость терпеть наказание.
После смерти нераскаянные грешники будут детерминизированы собственным грехом, а г-н Зайцев утверждает, что они могут принести покаяние в аду, как люди на земле приносят покаяние в храме. Если г-да модернисты договорились до того, что в аду может быть Крещение, произведенное руками апостолов, то почему бы им не поставить в преисподней аналой с требником, чтобы любой грешник в любой миг мог бы исповедаться, получить прощение и затем выйти из ада. Интересно, г-н Зайцев верит ли вообще в реальное существование ада и сатаны, или для него это только образы средневекового католичества?
Далее г-н Зайцев приводит цитату из св. Иоанна Дамаскина, где содержится мысль о том, что Бог представляет всегда блага, а диавол - ложные блага, но за человеком остается возможность принять или не принять их. В будущей жизни человек получает от Бога блага настолько, насколько он способен усвоить эти блага, т.е. благодать Божию, буквально по цитате "насколько сам приуготовил себя".
Господин Зайцев утверждает, что младенцы получают благодать потенциально, как внешнюю печать, и актуализируется она впоследствии, в зависимости от свободных человеческих усилий. То есть в зависимости от свободных человеческих усилий крещенская благодать, которая сама по себе как нетварная энергия Божества совершенна и неизменна, либо раскрывается в человеке, "воссиявает" в нем, либо утрачиается им и "гаснет".
Разумеется благодать Крещения является нетварной энергией Божества, но г-н Зайцев и его учителя забывают о том что нетварная Божественная энергия, имманентная миру, это не "безликая" сила, а действие, свойство, атрибуты Божества, и поэтому в душе человека она производит различные целенаправленные действия, дает человеку различные дары, и в каждом Таинстве осуществляет определенный Божественный замысел. Поэтому каждое Таинство имеет свое предназначение и, если можно так сказать, свою специфику, иначе существовало бы не семь Таинств, а одно.
В силу того, что благодать одна "совершенна и неизменна", слова "утрачивается" и "гаснет" могут быть терпимы как метафоры, но на самом деле благодать, полученная при Крещении, навсегда остается в душе человека, ее невозможно уничтожить и искоренить, хотя бы человек даже отрекся от Христа, поэтому Таинство Крещения не повторяется. Но на Страшном суде эта благодать будет обличать вероотступлников и злодеев, поэтому христиане на Страшном суде будут обвинены и осуждены более строго, чем те, кто не получил Крещение.
Господин Зайцев приводит цитату из "Слова" прп. Симеона Богослова: "...Крещеные младенцами не чувствуют освящения, получаемого в Крещении, потому что такое чувство освящения есть умное дело, а младенцы еще не совершенны умом, чтобы уразуметь принятую благодать. Почему с продолжением времени они мало-помалу изменяются и переходят на сторону худа; и благодать Св. Крещения в иных погасает и совсем теряется, а иных сохраняется малая ее искра, из которой потом великая сия милость опять в них воспламеняется, если прибегнут к духовным отцам и покаются, как мы сказали, примут оглашение, восстановят веру, как следует, и возуповают на Бога".
Господин Зайцев, видимо, желает доказать, что прп. Симеон Богослов считает Крещение младенцев ущербным, но почему-то не доканчивает цитату, поэтому мы продолжаем: "В таковых скоро опять возгарается Божия благодать и явные дает о себе свидетельства. После этого, если они с усердием и ревностью станут подкладывать под нее рукояти (связки дров) смиренномудрия и милостивости, то в них возгорится пламя великое и просветит даже окружающих их, смиренномудрия, - помышлений и чувств, что испытываемое ими не есть плод их собственных усилий, а дар Божией милостивости, убеждаясь, что сподобленный такой милости должен и сам быть милостлив и действительно являл ее ко всем другим".
В другом месте прп. Симеон Богослов пишет еще более определенно, как будто отвечет г-дам Осипову и Зайцеву на их бесцеремонную маницпуляцию его именем: "Я верую, - пишет он в 4-ом Послании, - что младенцы, крещенные Святым Духом, освящаются и сохраняяются и, совершенно освобожденные от насилия диавола и запечатленные знамением животворного Креста, являются овцами духовного стада Христова и Его избранными агнцами".
Архиепископ Василий (Кривошеин), которого г-да Осипов и Зайцев считают величайшим патрологом XX столетия (за то, что он покритиковал "Догматические послания восточных патриархов"), пишет: "Он (Симеон Новый Богослов) полостью признает действительность и действенность крещения младенцев". <сноска: Архиепископ Василий (Кривошеин). Преподобный Симеон Новый Богослов. 1996 г. Нижний Новогород. С.158>.
Господин Зайцев пишет: "Как видим, благодать Крещения не действует на младенцев сама по себе, помимо их свободного произволения, которые еще не проявлены". Господин Зайцев цитирует также Игнатия (Брянчанинова): "Без такого приготовления какая может быть польза от Крещения? Какая может быть польза от Крещения, когда мы, принимая его в возрасте, нисколько не понимаем его значения? Какая может быть польза от Крещения, когда мы, принимая его в младенчестве, остаемся в полном неведении о том, что мы приняли?" <сноска: Святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. Т.2. 1993г. С.391>.
Здесь свт. Игнатий (Брянчанинов) вовсе не отрицает действенность Крещения младенцев, а говорит о том, что человек, принявший крещение в совершенном возрасте или во младенчестве, но затем возросши годами может по своему нерадению так и остаться в неведении о том, что он принял от Крещения как сакраментального акта. Однако, по мысли святого Игнатия (Брянчанинова), понять Крещение - это прежде всего понять свою греховность, свое падшее, растленное естество, увидеть, как мы далеки от Бога и что без благодати Божией мы не можем творить добро. Понять Крещение - это увидеть, от какой страшной беды ада, вечной смерти и демонского владычества, искупил нас своей Крестной жертвой Господь.
Господин Зайцев предусмотрительно не продолжил цитаты, и нам придется сделать это за него, чтобы понять, о чем говорит святой Игнатий: "Между тем мы приняли неоцененный Дар, приняли на себя страшное обязательство; ответственность по этому обязательству также неизмерима и бесконечна, как незрим и бесконечен Дар.
Какая может быть польза от Крещения, когда мы не понимаем нашего падения, даже не признаем, что наше естество находится в состоянии горестнейшего падения? Когда мы считаем изящным и благоугодным добром непотребное добро падшего естества? Когда мы стремимся с упорством делать это добро, не примечая того, что оно только питает и растит в нас наше самолюбие, только удаляет нас более и более от Бога, только упрочивает, печатлеет наше падение и отпадение? Какая может быть польза от крещения, когда мы не считаем грехами даже смертные грехи, например, прелюбодеяние со всеми его страстями, а называем их наслаждением жизнью? Когда вполне пренебрегаем деятельностью по законам обновленннгого есетства, осыпаем ее хулами и насмешками?"
Господин Зайцев хочет показать, что учение о Крещении младенцев - это католический импорт и даже приводит термин на латинском языке, что, по его мнению, также должно воздействовать на читателей, как перечисление латинских глаголов знаменитым Остапом Бендером. Он оказывает непомерную честь католицизму, когда заявляет, что практика Крещения младенцев, утвержденная во всем православном мире, не что иное, как победа католицизма над якобы единственно православной традицией - крестить только взрослых. То г-н Зайцев ссылается на прп. Симеона Нового Богослова как на авторитет, то, оказывается, Симеон Новый Богослов сам находится в русле католической традиции в вопросе о Крещении младенцев!. Он неоднократно хочет уверить читателя, что "хотя в древней Церкви Крещение детей не отвергалось, как это делается у баптистов, но было все же, скорее, исключением, нежели правилом".
О том, какие правила существовали в Византийской Церкви, как впрочем и во всех православных Церквях, мы считаем лучшим свидетелем, чем г-н Зайцев, знаменитого канониста Матфея Властаря, автора "Алфавитной синтагмы" - настольной книги для духовенства. Вот что он пишет: "Ибо хотя младенцы, по несовершенству естества, и не имеют разумного сознания, но по вере приносящих их, получают просвещение Духа, сие ясно показал Господь, когда ради веры других, многих, лишенных здравого ума по причине болезней, освобождал не только от тяжкого телесного недуга, но и душевного. Итак, и младенцев должно крестить во оставление грехов; а того, кто не так мыслит и делает, а думает, что образ Крещения во остановление грехов по отношению к младенцам ложен, а не истинен, - присуждают к анафеме". <сноска: Алфавитная синтагма. М.Властарь. М. 1996 г. С.94>.
Итак, анафема Карфагенского собора, как клинок гильотины, висит над головой тех, кто старается прямо или косвенно отвергнуть необходимость Крещения младенцев. Г-н Зайцев сохраняет при этом не только спокойствие духа, но даже оптимизм. Святой Петр Дамаскин считает одним из главных духовных видений видение глубокого падения человеческого естества; возможно г-н Зайцев и его учителя считают это бесцельной и досадной порчей настроения. Если г-н Зайцев убежден, что злейший враг Церкви Новат может спастись через огненное крещение, то, разумеется, чем хуже Новата некрещеные младенцы? Но дело в том, что ключи от рая Господь дал апостолу Петру и прочим апостолам, а не господам модернистам. И все-таки внимательный читатель может увидеть и почувствовать, что все разговоры о спасении некрещенных младенцев - это баптистская докторина с несколькими вынужденными реверансами в сторону Православия.
Главу г-н Зайцев заканчивает словами: "Из сказанного очевидно..." т.е. его обычным "персидским "ура"". Вспоминается совет студентам, сдающим экзамены: "Если не знаешь что сказать, то по крайней мере говори уверенно".

Примечания к X главе, "Погибнут ли некрещеные младенцы?"

Примечание 1
"Веруем, что Святое Крещение, заповеданное Господом и совершаемое во имя Святой Троицы, необходимо. Ибо без него никто не может спастись, как говорит ....Господь: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 5). Посему оно нужно и младенцам, ибо и они подлежат первородному греху и без Крещения не могут получить отпущения сего греха. И Господь, показывая сие, сказал без исключения, просто: кто не родится, то есть по пришествии Спасителя Христа, все имеющие войти в Царство небесное, должны возродиться." <Сноска: Послания Восточных патриархов. 1723. Глава 16.>
"Неведение Бога - смерть для души,- говорит св. Василий Великий,- но некрестившийся не просвещен, а без света как глаз не видит того, что можно ему видеть, так и душа не способна к созерцанию Бога" <Сноска: Святитель Василий Великий. Т. 4. Бес. 13. С. 225.>
Святой Кирилл Иерусалимский: "И кто, хотя и заслуживает похвалу за дела, но не принял запечатления в воде, тот не войдет в царство небесное. Смело слово сие, но не мое: так определил Иисус." "Если не принял кто Крещения, то не имеет спасения за исключением одних мучеников, которые и без воды приобретают царствие". <Сноска: Святитель Кирилл Иерусалимский. Слова огласительные. М. 1855. 3-е огласительное слово. С. 41 и 45.>
"Мы начинаем существовать оскверненными и грешными... Мы рождаемся умерщвленные душею, с семенами смерти в теле...  Одним словом мы падшие и погибшие от самого рождения нашего". <Сноска: Святитель Игнатий Брянчанинов. Богословские труды. Слово о человеке. М. 1989. С. 297.>
"...Возникают у дитяти страсти и начинают тревожить его с раннего времени. Дитя еще не говорит, не ходит, только приучилось сидеть и брать игрушки, но уже серчает, завидует, присвояет себе, особится и прочее, вообще являет действие страстей". <Сноска: Святитель Феофан Затворник. Путь к спасению. М. 1996. С. 41.>
"...Тот, кто не имеет благодати Св. Духа, мертв в порядке Божием, и никак невозможно, чтобы он имел жительство на небесах, потому что всякий мертвый в каком-либо порядке бездейственен (безжизнен) в нем. Потому-то необходимо всякому человеку, верующему во Христа, креститься, чтоб быть Духом Святым воссоздану и обновлену и стать новой тварью. Кто же не родится свыше, тот, как говорит Господь, не может увидеть царствия Божия (Ин. 3, 3), а кто видеть его не может, для того еще невозможнее получить его..." <Сноска: Святитель Симеон Новый Богослов. Указ. соч. Слово 4. С.46.>
"Человек с первого дня рождения своего (с момента зачатия) подлежит уже тлению и смерти, и потребна великая и Божественная сила, чтобы возсоздать его к нетлению и бессмертию... Теперь малое и незлобивое дитя имеет нужду в Божественной силе, чтоб освободиться от тления..." <Сноска: Там же. Слово 38.>
"Жизнь во Христе зарождается в здешней жизни, и начало приемлет здесь, а совершается в будущей жизни, когда мы достигнем онаго дня. И ни настоящая жизнь не может совершенно вложить ее в душу людей, ни будущая, если не получит начатков ее в сей жизни... А жизнь будущая, если примет людей, не имеющих сил и чувств, которые нужны для жизни оной, то для таковых нисколько не послужит к благополучию, но как мертвые и несчастные будут они обитать в блаженном оном и бессмертном мире."
"...Ибо рождение в Крещении есть начало будущей жизни, и приобретние новых членов и чувств, есть приготовление к тамошней жизни. А приготовиться к будущему не иначе можно, как здесь уже получив жизнь Христа, Который сделался Отцом будущего века, как Адам настоящего, ибо к жизни в тлении довел людей он. Ибо как никому нельзя жить жизнью человеческою, если не получит чувств Адама, и человеческих сил к жизни; подобным образом нельзя живущему перейти в блаженный оный мир, если не приготовится жизнью во Христе и не будет образован по виду Его и по образу Его". <Сноска: Святитель Николай Кавасила. Семь слов о жизне во Христе.>

Примечание 2       с. 193
"У нас есть основание ненавидеть Новоциана (Новата). Он расколол Церковь и увлек некоторых братьев в нечестие и богохульство, ввел нечестивейшее учение, клеветнически объявив безжалостным милосерднейшего Господа Иисуса Христа; а кроме того, он отверг Святое Крещение, отбросил предшествующее ему с верой произносимое исповедание и из признавших его полностью изгонял Духа Святаго". <Сноска: Евсевий Памфил. Церковная история. Письмо св. Киприана Карфагенского к св. Дионисию Александрийскому. 2001. С. 311-312.>
"По его (Новату) поводу в Риме собрался очень большой собор 60 епископов, гораздо больше священников и диаконов, а в остальных церковных округах местные пастыри - каждый - обдумывали, как поступить. Всеми принято решение: считать чуждым Церкви Новата и превозносящихся вместе с ними, предпочитавших братоненавистническое и бесчеловечное мнение этого человека". <Сноска: Там же. С. 294.>
Итак, Новат и его последователи были преданы анафеме, т.е. отлучены от Церкви.
"Все эти люди, хорошо поняв Новата и воочию видя его злобность, двоедушие, клятвопреступничество, лживость, его неумение жить с людьми и волчью дружбу, вернулись в Святую Церковь и пред множеством епископов, священников и мирян открыли все его уловки и злые дела, давно им замышленные. Они скорбели и каялись, что, поверив этому злонравному и лукавому животному, на короткое время покинули Церковь". <Сноска: Там же. С. 295-296.>
Далее там же письме описывается как Новат, которого автор иронически называет "блистательным человеком", дал страшные клятвы, что он не домогается епископства, а затем в каком-то глухом уголке Италии напоил вином двух епископов и "...когда они напились, их, совершенно охмелевших, Новат силой заставил чрез возложение рук дать ему мнимое, ложное епископство, вытребованное хитростью и мошенничеством и ему неположенное". <Сноска: Там же. С. 296.>
Как считает г-н Осипов, Новат, согрешая против Духа Святаго, сознательно шел против истины или нет? Если грех против Духа Святаго, который совершил Новат, погубивший столько душ и умерший без покаяния под анафемой, может быть прощен, то значит самые злостные еретики и раскольники также должны получить прощение. Здесь г-н Осипов идет против собственной концепции о том, что грех против Духа Святаго, как сознательное противление истине, остается непрощенным. Здесь он отвергает право Церкви на отлучение и извержение тех, кто по вере и делом своим не может называться христианином. Цитируя прп. Григория Богослова (где речь идет о Новате) и ложно понимая огненные муки как действительное Таинство Крещения, г-н Осипов, или представляющий его Зайцев, подписывает амнистию Новату. Если Новат может спастись, то тем более остальные грешники. Таким хитроумным способом г-н Зайцев упразднил вечные муки, помахал на адский огонь конспектами лекций г-на Осипова, и тот погас.

Из книги архим. Рафаила Карелина "О современном неогностицизме"