"О современном неогностицизме (ответ Зайцеву А.А.)" архим. Рафаил Карелин. 2 часть.

VIII Глава. Сосуществование двух Заветов 

• Какова цель г-на Осипова внушать своим слушателям учение о существовании Ветхого и Нового Заветов, при том, извращая само понятие Ветхий Завет? Цель вполне теософская - показать, что люди, не верующие во Христа и не знающие Христа, находятся в Ветхом Завете, в какой бы исторический период они не жили. 
• Первая неправда. Ветхий Завет как раз учил о Христе со времен Адама, и люди, находящиеся в Ветхом Завете, т.е. включенные в Ветхий Завет, верили во единого Бога и в обещанного им Мессию. Г-н Осипов в своих теософских целях подменяет понятие ветхозаветного времени как периода от Адама до Христа словами "Ветхий Завет", т.е. союз Бога с человеком, включающий определенные условия, которые человек должен исполнить. Поэтому г-н Зайцев, манипулируя двумя понятиями, произвольно включил в Ветхий Завет как древних идолопоклонников, так и современных иноверцев, а также людей, руководствующихся началами не религии, а философии.
• Ожидания людей Ветхого Завета исполнились; они были искуплены Христом (оправданы), т.к. были подготовлены к спасению своей верой. Господин Осипов, включив язычников - идолопоклонников и философов, индифферентных к вере, в Ветхий Завет, хочет показать, что они без веры и без надежды на грядущего Спасителя получат вечную жизнь во Христе благодаря одним добрым делам.
• Язычество,- по словам псалмопевца, "бог и язычников - суть бесы",- демонообщение, демонопоклонение, союз с сатаной. Теперь демонопоклонников г-н Осипов хочет показать как участников Завета с Богом. Цель г-на Осипова - извратить само понятие веры, уничтожить ее как первое и необходимое условие для спасения, заменить веру моралью.
• Господин Осипов даже забывает, насколько низкой и развращенной была мораль языческого мира, хотя надо отметить, что там существовали определенные традиции и законы, но вовсе не тождественные ни с Откровением Божиим, ни с так называемой "естественной совестью" человека. Пророки писали о мерзости язычества: прежде всего как замене Бога демонами, а затем как нравственной развращенности. Поэтому, если мы даже условно примем концепцию г-на Осипова о спасении по делам "естественной совести", то среди язычников, выдержавших такой суд, было бы очень немного людей, как говорится "кот наплакал".
• Жестокость и насилие были нормами языческого мира и основой общественных структур. Постоянная путаница двух понятий: ветхозаветного Закона и ветхого человека, в смысле человека, не пробужденного к духовной жизни и жившего по своим страстям,- является основным методом г-на Осипова в этом вопросе, чтобы запутать читателя.
• Между тем, ветхозаветный Закон и ветхий человек вовсе не одно и то же. Наоборот, древнее Предание, включавшее в себя заветы Адама, Ноя и Авраама и закон Моисея, призывало людей верить в единого Бога и Его Мессию, бороться с греховными страстями и быть милосердным к людям. Если мы сравним законы Моисея с законодательствами языческих народов, то мы увидим огромную разницу: закон Моисея был основан на высокой нравственности, законы языческих стран - на насилии и порабощении, где само право для немногих основывалось на бесправии большинства. Если мы сравним религиозные обряды ветхозаветного храма, имевшие прообразательный характер и высокий символический смысл, с языческими обрядами, включающих человеческие жертвоприношения и ритуальный разврат (например, вакханалии, мистерии Асириса, обряды шиваистов, празднества инков в честь солнца), а также семейную жизнь библейских ветхозаветных праведников и язычников, то мы увидим, что Ветхий Завет похож на луч света в подземном царстве.
• Язычники жили в ветхозаветное время, но не в Ветхом Завете. Путаница этих понятий является возмутительной. Поэтому ни в коем случае нельзя рассматривать язычников в одном ракурсе с ветхозаветными праведниками, что так хочется г-ну Осипову. Главной целью Ветхого Завета было приготовление людей к пришествию Мессии. Ветхий Завет не может существовать в настоящее время уже потому, что он исполнился в лице Христа, как исчезает зерно, которое дало из себя колос.
• Теперь Ветхий Завет с ожиданием Мессии был бы отрицанием уже пришедшего Мессии, т.е. Иисуса Христа из Назарета. Разумеется, в Откровении Божиим, данном ветхозаветным людям, было высокое понятие о Боге, нравственные заповеди, примеры и назидания, которые принадлежат всем временам, но ведь не об этом говорит г-н Осипов, а именно о том, что в Ветхом Завете без самооткрытия Божества, без обязательных нравственных правил, без ожидания Мессии находятся все народы. С кем они, интересно, заключили союз и какой союз?
• Все доказательства г-на Зайцева основываются на перетасовке трех понятий: Ветхий Завет, ветхий закон и ветхий человек. В апостольских Посланиях и патристике ветхий человек означает пораженного грехом, живущего под импульсом своих страстей, не знающего Бога или противящегося Ему. В этом смысле ветхий человек является антигностом Ветхого Завета - союза Бога и человека до пришествия Христа.
• Господин Зайцев говорит: "Святые Отцы Церкви оценивали понятие "Ветхий Завет" не по каким-то внешним, историко-хронологическим или другим формальным признакам".
• Когда Святые Отцы говорили о Ветхом Завете как историки и богословы, т.е. употребляли слово "Ветхий Завет" в буквальном, реальном смысле, то они определяли его как раз по внешним, "историко-хронологическим или другим формальным признакам". Но когда употребляли слово "Ветхий Завет" в относительном, условном, метафорическом или психологическом значении, то тогда пользовались этим понятием как средством языковой выразительности - иносказательно - символически.
• В византийских академиях были специальные предметы, называемые поэтикой и риторикой, где подробно разбирались все возможности и способности речи, а также литературные стили и жанры. К сожалению такого специального предмета в наших духовных школах не существует, и поэтому если человек не имеет нужного самообразования, то он легко может запутаться, где буквальная речь, где косвенная, где логическое подлежащее, где его предикат, где буквальный смысл слова или понятия, не меняющийся в зависимости от контекста или взаимодействующим с ним фактором, а где он имеет относительное условное значение, т.е. является не самостоятельной реалией, а средством изображения. Добавлю, что еще легче запутаться, когда тебя сознательно путают.
• Далее г-н Зайцев продолжает: "Ветхий Завет был для них прежде всего духовной реальностью, выражением которой служит родственное понятие "ветхий человек".
• Во-первых, "духовная реальность" Ветхого Завета - это ожидание Мессии, но об этой реалии почему-то г-н Зайцев умалчивает. Для него реалия Ветхого Завета - это понятие "ветхий человек". Однако слово "ветхий человек" не является синонимом Ветхого Завета. Ветхий человек - это человек, живущий под законом греха. Ветхий Завет - это богоданный путь ко спасению, который должен завершиться во Христе, Спасителе мира, в Его Голгофской жертве. Не все ветхие люди были включены в Ветхий Завет, а только те, кто верил в единого Бога, хранил Предание и ожидал Мессию. Г-н Зайцев, представляющий в данной брошюре г-на Осипова, другого мнения об этом. Он говорит: "Ветхий Завет - это жизнь по естественному закону, по закону совести в рамках ветхой, не-обновленной благодатью Святого Духа природы".

• В таком случае Ветхий Завет, включающий в себя первобытное Предание и четыре известных нам Завета: Адама, Ноя, Авраама и Моисея (последний зафиксирован как письменный закон), эти главные вехи в истории Ветхозаветной Церкви, эти четыре этапа в союзе Бога с человеком, а точнее с общиной, принявшей этот союз, оказываются ничем, оно ничего не прибавило и не дало человеку; вступил ли человек в Завет или не вступил - он не имеет преимуществ или потери. Более того, г-н Зайцев отождествляет Ветхий Завет с жизнью по "естественному закону". Для чего нужны явления Божества праотцам и особенно Моисею,- непонятно.
• Господин Зайцев многократно говорил, что "естественный закон" и "естественная совесть" вложены в природу человека. Выходит, что Ветхий Завет - не Откровение Божие, а проявление человеческой природы. Все это нужно для того, чтобы смешать в одну бесформенную массу хранителей ветхозаветного Предания и язычников-идолопоклонников. Наверное, Сократ столько не трудился, чтобы познать себя, а через себя - первопричину мира, как г-н Осипов - чтобы уровнять Сократа с Моисеем и ввести его в круг ветхозаветных святых, а за Сократом - всю плеяду античных философов, и всех остальных идолопоклонников.
• Далее г-н Зайцев продолжает: "Ветхий (естественный) Завет служит духовным приготовлением к принятию Нового (сверхъестественного, благодатного) Завета".
• Итак, г-н Зайцев называет Ветхий Завет естественным, значит явление Святой Троицы Аврааму - это "естественное" явление природы? Разве громы и молнии и мрак на Синае - это атмосферное явление? Разве Бог являлся людям для того, чтобы сказать им: "Живите, как жили, по своему природному естеству. Подчиняйтесь своей совести, а об остальном вы узнаете после смерти?" И вообще, может ли быть феофания естественной, а богоявление - не несущим в себе новое?
• Господин Зайцев хочет уверить нас, что Пятикнижие Моисея и книги пророков - это то же самое, что совесть язычников. Напротив, Ветхий Завет, особенно Синайское богоявление, дали людям новое познание о Божестве, открыли волю Божию через нравственный закон - отношения человека к Богу и людям.
• Если бы это был естественный закон, то у других народов были бы равноценные аналоги Синайского десятисловия и законодательства, были бы подобные библейским пророчествам откровения о будущем, были бы прообразовательные обряды и ожидания Мессии. Поэтому объяснить Ветхий Завет как естественное состояние человека это значит заниматься сознательной фальсификацией и отрицать Откровение, данное до Рождества Христа Спасителя.
• Далее г-н Зайцев пишет: "Ветхий Завет, настаивают они (Святые Отцы), продолжается в новозаветную эпоху не только для "внешних", то есть тех, кто по объективным причинам не услышал евангельской проповеди в своей земной жизни, но и для большинства христиан, - для всех тех членов Церкви, которые реально не пережили еще обновления своего ветхого естества, не пережили рождения от Святого Духа (не путать с принятием Таинства Крещения, которое является лишь залогом этого рождения)".
• Во-первых, Святые Отцы не настаивают, они молчат, а может быть, удивляются беспардонности модернистов. Раньше г-н Зайцев ограничивался словами, что "святые высказывали такую мысль", теперь пишет, что "святые настаивают", т.е. спекуляция именами святых приобретает все более нарастающий и категоричный характер. На чем же все-таки "настаивают" эти неизвестные святые, за которых говорит и горячится г-н Зайцев?
• Оказывается, на том, что Ветхий Завет продолжается в новозаветную эпоху не только для людей, не слышавших евангельское учение, но и для большинства христиан, для "тех членов Церкви, которые реально не пережили еще обновления своего ветхозаветного естества, не пережили рождения от Святого Духа (не путать с принятием Таинства Крещения, которое является лишь залогом этого рождения)".
• Простите, но об этом говорили не Святые Отцы, а говорили и говорят протестантские пасторы. Они говорят о рождении Духом Святым, отдельным от Крещения, об определенном внутреннем воодушевлении, которое переживает человек. Как далека эта экзальтированность от переживания богоявления Отцов Восточной Церкви, которые никогда не называли его вторым рождением, а только видением тайны будущего века, притом такому видению предшествовала глубокая покаянная молитва, а после явления божественного света, - еще большее чувство своей греховности.
• Здесь мы видим не Святых Отцов, но Билли Грэхема с его призывом принять Дух Святой после его проповеди, родиться заново и стать новым творением. Иногда проповеди и лекции протестантских пасторов оканчиваются призывом: "Кто принял Духа Святого, поднимите руку" или "Кто реально принял Духа Святого и пережил свое обновление, выходите на сцену, чтобы вас видели наши младшие братья, а остальные сидите на месте". После этого некоторые по очереди рассказывают, как они "приняли" Духа Святого и что пережили при этом. Не Святые Отцы, а протестантство - это тот маяк, к которому хотят направить корабль Церкви обновленцы.
• Далее калужский теолог пишет: "Речь идет не только о номинальных христианах, для которых членство в Церкви лишь дань традиции или же средство для достижения личной корысти (карьерный рост, обогащение, слава и т.п.). Это относится и к искренним и благочестивым христианам, которые, однако, не освобождены еще от власти ветхого человека".
• Здесь опять Ветхий Завет путается с ветхим человеком. Автор продолжает развивать протестантскую идею. К Ветхому Завету относятся "искренние и благочестивые христиане, которые, однако, не освобождены еще от власти ветхого человека". Святые Отцы никогда не учили о том, что, приняв благодать, мы полностью, раз и навсегда освобождаемся от "ветхого человека" с его страстями и грехами. Мы вступаем с ним в борьбу, а до конца победить "ветхого человека" во время земной жизни не удается даже святым, иначе они не грешили бы. Поэтому для святых спасение всегда остается даром Божиим.
• В словах автора чувствуется сектантская экзальтированность от уверенности в том, что субъективное состояние религиозного воодушевления, которое они принимают за "рождение" Духом Святым, уничтожает в них "ветхого человека". Достаточно ознакомиться с аскетической православной литературой, чтобы узнать о благодати, которая все больше открывает перед человеком бездну его грехов и переживание ада в собственной душе. "Я буду там, где диавол", - говорил прп. Пимен Великий - этот земной ангел. "Прямо в рай", - бодро говорят сектанты. Вот что пишет об этом ап. Павел: Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек( Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7,23,24).
• Во-первых, ап. Павел отличает естественное состояние человека от закона Божиего и свидетельствует, что, действуя по закону Божиему, он получает удовлетворение. При этом слово "закон Божий" может относиться как к Ветхому, так и Новому Заветам. Затем ап. Павел говорит о другом законе, находящемся в членах человека и противоборствующем "закону ума". Он называет его "законом греховным". Он восклицает: Бедный я человек( Кто избавит меня от сего тела смерти?
• Разумеется, ап. Павел говорит здесь не о природе тела, созданного Богом, а о грехе, проявляющемся через тело. По мнению калужского теолога, истинный христианин только тот, кто освобождается от власти "ветхого человека", т.е. превосходит ап. Павла, который сказал: Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7,25).
• Значит (если автор не оговорился), все христиане находятся в Ветхом Завете, так как "ветхий человек", говоря современным диалектом, активно проявляет себя во всем человечестве, не исключая г-на Зайцева. Разумеется, каждый человек способен ошибаться, но некоторые мыслители ошибаются так "удачно", что на ошибках строят целую концепцию.
• Святые Отцы использовали в своих поучениях и проповедях все изобразительные средства речи: метафоры, гиперболы, сравнения, иносказания и т.д. Один из авторов капитального труда "История Византии" академик Сказкин, несмотря на жесткую цензуру, существующую при власти коммунистов, писал, что у величайшего оратора древности Демосфена был только один преемник, равный ему, - это святой Иоанн Златоуст.

• В творениях Святого Иоанна Златоуста, озаренных благодатью Божией, проявился еще дар блестящего ритора - мастера речи, который своими словами как ювелир ковал золотые украшения. Благодаря силе слова, он умел пленять сердца народа, внимавшего ему. О св. Василии Великом говорили в византийских школах: "Зачем нам учиться красноречию по Цицерону, когда у нас есть Василий". Но когда дело шло о догматических истинах, то язык Святых Отцов становился одномерным и лаконичным, где каждое слово было как бы взвешено на весах, где каждый тезис напоминал по своей точности математическую формулу.
• Понятие и слово может быть употреблено в двух значениях. Первое - собственное, устойчивое, постоянное; второе - относительное, условное, служащее средством к пояснению общей мысли. Здесь понятие теряет свое значение и приобретает форму метафоры.
• Одной из грубейших логических ошибок является употребление метафоры как суждения или идеи. Тогда путаница не только возможна, но неизбежна. Такую искусственную путаницу создают наши оппоненты. Такие слова, как закон и Ветхий Завет, употребленные святыми метафорически, в иносказательном смысле, они принимают буквально (вернее хотят, чтобы мы так поняли). Далее они не поясняют, о каком законе они говорят: о естественном законе, о законе Моисея или о законе греха, что делает путаницу еще более крутой.
• По нашему убеждению, для патролога необходимо знание лингвистики и филологии, так как семантика святоотеческих творений может быть раскрыта и понята только при скрупулезном и честном филологическом анализе. Разумеется, для этого нужно еще и другое условие: включенность самого исследователя в святоотеческую традицию. Что же касается поисков богословских теологуменов для защиты и оправданий своей позиции, то мы считаем, что пользование теологуменами также безнравственно, как пробабелизм иезуитов - ссылки на частный случай жизни какого-нибудь авторитета для того, чтобы оправдать свой сомнительный или экстравагантный поступок. Здесь Предание стараются заменить частным мнением, поэтому мы видим дискредитацию вероучительных книг и цитирование частных мнений без всякого разбора и анализа, как некую автономную самодовлеющую ценность.
• Само слово "теологумен" вошло в наш богословский обиход сравнительно недавно - в конце XIX столетия. Между тем, частные и индивидуальные мнения вовсе не дополняют церковного Предания, не сопутствуют ему, не существуют параллельно с ним, а тем более не углубляют и не обогащают его, а, напротив, противоречат и противостоят Преданию. Частные мнения провоцируют отрыв от общего русла Предания; теологумены, подхваченные модернистами, переходят в открытый вызов к Преданию и борьбу с ним. Поэтому переход от Предания к индивидуальным мнениям, это один из методов внутреннего разложения Церкви.
• Все эти частные мнения - горючее вещество, которое собирают модернисты за стенами Церкви, чтобы затем внести его в Церковь, и здесь устроить пожар. Индивидуальное мнение, которым хотят модернисты заменить Предание - это серьезная провокация нашего времени, это размывание церковного сознания и переход от единства и соборности к группировкам. Модернисты всех мастей, даже те, которые для вида грозят друг другу кулаками, одинаково ненавидят Предание, как каторжанин свои оковы. Спросите наших оппонентов: какая вероучительная книга, где изложено церковное учение, авторитетна для них?
• Вряд ли они смогут ответить. В лучшем случае ответят так же, как баптистский пресвитер, что единственна книга - это Евангелие (как будто для Евангелия не нужны святоотеческие толкования и Предание, чтобы правильно понять его). Если единственно вероучительной книгой остается Евангелие, то зачем тогда их лекции, проповеди, книги и аудиокассеты, которыми они хотят заменить ортодоксальное богословие?
• В лекциях профессора Осипова мы видим желание разрушить все константы богословия и оторвать богословие от литургики. Модернисты стараются показать традиционалистов фанатичными приверженцами формы (как будто форма и содержание не связаны друг с другом, как будто само содержание не определяет форму, а форма не хранит содержание).
• Модернисты знают, что если изменить форму, то изменится в какой-то степени содержание. Они стараются внушить, что традиционализм - это даже не консерватизм, который стремится сохранять наследие веков, а отождествляют его с фанатизмом и застоем. Действительно, традиционализму дорого все, чем живет Церковь: ее догматы, каноны, обычаи, символический и богослужебный язык, устав и времяисчисление. Но это не автономные сакралы, они воспринимаются синтетически в едином церковном организме, и приверженность к ним подтверждается постоянным внутренним опытом, и как раз этот внутренний опыт делает не только Таинства, но и атрибутику Церкви жизнью человеческой души. У человека возникает то, что я назвал бы эмоциональной преданностью к Церкви. Религиозное чувство - это внутреннее свидетельство о бытии и присутствии Божием.
• Но существует еще у православных христиан чувство Церкви, т.е. свидетельство о спасительности Церкви, о своем внутреннем единстве с Церковью. Это не только догматическое сознание о чистоте церковного учения и о единственном спасении в Церкви; это чувство совершенной зависимости от Церкви не внешней, а внутренней, - как мы чувствуем, что наша телесная жизнь связана с биением сердца, Церковь, так же и образно говоря, воспринимается нами не только как поле божественной благодати, но и как сокровенное сердце нашего сердца, как душа нашей души. Поэтому мы храним Православие подобно тому, как человек хранит свое сердце. Церковь берет в себя всего человека, его личность, и человек должен взять в свою душу всю Церковь, т.е. поверить и принять все, чему учит Церковь.
• Модернисты не могут прямо отрицать Церковь, иначе они сразу же разоблачили бы себя. Поэтому они соглашаются, что спасение в Церкви, но расширяют границы Церкви, в результате чего, вместо единой, Святой, Соборной, Апостольской Церкви, оказывается неизвестная нам церковь, охватывающая неопределенное метафизическое пространство. При этом Церковь теряет свою жизненную конкретность или, если угодно, конкретную реальность и превращается в абстракцию. Здесь теряется даже этимологический смысл слова "Церковь" и ее сотериологическое значение.
• Модернизм хочет заменить единую веру множественностью мнений, общее - частным и индивидуальным, поэтому нам предлагают обновленный вариант протестантизма. Модернисты желают под видом изучения патрологии собрать теологумены, извратить святоотеческие мысли и из полученных фрагментов, как из конструкций, создать здание новой церкви, а вернее антицеркви.
• Господин Зайцев не согласен с утверждением ап. Павла, что время Ветхого Завета окончилось, на котором я основывал свою критику концепции г-на Осипова о том, что Ветхий Завет продолжается. Он риторически заявляет, что ему "ничего не остается делать, как объяснять то, что должно быть известно любому семинаристу" (но, добавлю от себя, не известно апостолу Павлу).
• Интересно, что г-н Зайцев знает о том, что известно или не известно семинаристу, неужели он преподает в семинарии, читает лекции семинаристам и принимает у них экзамены? Замечательная осведомленность жителя Калуги; можно подумать, что не г-н Осипов, а он является преподавателем богословия. Вообще чувствуется, что в лице г-на Зайцева Осипов А.И. имеет не только ученика, но и будущего конкурента.
• Однако что должен объяснить г-н Зайцев? Оказывается, что "понятие "Ветхий Завет" имеет несколько значений". В этом отношении я ничего не имею возразить г-ну Зайцеву, более того, как раз на этом основании я утверждаю, что концепция г-на Осипова (о продолжении Ветхого Завета и сосуществовании двух Заветов) порочна.
• Слово может иметь несколько значений в следующих случаях: когда оно является омонимом, т.е. при фонетико-графическом тождестве содержит в себе совершенно различный смысл и понятие, или когда кроме прямого значения слово или понятие употребляют в относительном, условном, метафорическом значении, как изобразительное средство языка. Поэтому мне ничего не остается делать, как объяснить то, что должно быть известно любому преподавателю семинарии.
• Порочность метода г-на Осипова заключается в том, что он основывает свою концепцию на метафоре, что совершенно недопустимо. Этот вопрос настолько важен, что требует особого рассмотрения и анализа, так как у модернистов вошло в привычку спекулятивное употребление образов и символов.
• Метафора, употребляемая как суждение, приводит к абсурду. Этим часто пользовались идеологи и агитаторы атеизма для осмеяния религии. В текстах, приводимых г-ном Зайцевым, слово "Ветхий Завет" употребляется метафорически.

Это подтверждает он сам, когда пишет, что "оба Завета - Ветхий и Новый - реально сосуществуют в канонических границах одной и той же новозаветной Церкви, и, добавим, могут сосуществовать даже в одной и той же человеческой душе".ul
• Метафоры помогают понять мысль автора посредством ассоциативных связей. Они создают определенный эмоциональный подтекст; но метафора всегда остается условным средством речи, которое не может заменить суждения и идею. Поэтому о метафорах не спорят. Автор имеет право на метафоричность своих выражений, которая будет подобна красочному мазку на картине, но он не должен спекулировать ей, т.е. брать в основу своих умозаключений. Уже давно доказано, что логика не может существовать без лингвистики, а логические суждения - без филологического анализа. Разработкой этого вопроса особенно тщательно занималась Пражская логическая школа в первой половине ХХ столетия.
• Господин Зайцев предлагает мне не ограничиваться "схоластическими стереотипами символических книг" (их надо поскорее сдать в исторический архив), а "ознакомиться со святоотеческими творениями поосновательнее и не оценивать их, подвергая насилию, только сквозь призму "символических книг". Это значит, что г-н Зайцев предлагает отбросить Предание и заняться самостоятельным исследованием патристики, чтобы на ее основании делать личные выводы, т.е. вполне протестантский метод субъективного исследования.
• Позвольте спросить г-на Зайцева: а как семинарскому повару определить истину, если он не может заняться серьезным исследованием патристики, не имея для этого подготовки и будучи занят приготовлением трапезы для семинаристов и их учителей с утра до вечера? Что ему выбрать для определения правильности веры? Кому поверить,- вероучительным книгам и катехизису Митрополита Филарета или же лекциям г-на Осипова, которые он может удобно слушать по кассетам, прокручивая их во время чистки картошки?
• Господин Зайцев предлагает мне убедиться, что цитаты, представленные им для доказательства сосуществования двух Заветов, не содержат искажений. Вполне возможно, г-н Зайцев, но отказавшись от вероучительных книг, чем вы можете проверить свои собственные выводы,- вашим собственным чувством достоверности? Поэтому позвольте задать библейский вопрос: Разумеешь ли, что читаешь? (Деян. 8,30). Ефиоплянин на вопрос апостола Филиппа ответил с поразительной, даже для нас, мудростью: Как могу разуметь, если кто не наставит меня.(Деян. 8,31).
• Значит, умный ефиоплянин понимал или знал, необходимость Предания или Откровения, через которые можно правильно понять смысл пророческих книг. За свое смирение ефиопский князь услышал проповедь о Иисусе и принял ее с радостью. Если бы ефиопский министр вступил бы в беседу с г-ном Зайцевым, то тот, возможно ответил бы ему: "Оставь в стороне "кодифицированное" предание, покрытое налетом католицизма, а займись самостоятельным изучением Библии и все сам поймешь". А может быть, сказал бы более радикально: "Занимайся добрыми делами, и тебе все будет открыто на том свете".
• Однако учение о том, что Ветхий Завет не сменился Новым Заветом, а оба Завета смешались и перетасовались друг с другом, так что могут одновременно находиться в одном человеческом сердце, приняв форму богословской концепции, перестало быть таким безобидным, как это может показаться на первый взгляд.
• Господин Зайцев пишет: "В этом смысле все, что архим. Рафаил именует "внешним обнаружением" (религиозные и нравственные каноны, все формы кодификации Предания, все, что принято называть церковной экономией и т.д.), можно расценивать как обновленную версию Ветхого Завета, цель которой все та же: подготовить человека к вступлению в Новый Завет с Богом - Завет благодати".
• Господин Зайцев с подкупающей наивностью написал о том, что вряд ли хотели бы обнаружить так явно его учителя. Он пишет, что религиозные каноны и нравственные заповеди, все формы кодификации Предания, т.е. вероучительные книги, все церковное домостроительство, а затем - многозначительное "и т.д." - это только "обновленная версия Ветхого Завета". То, что мы считали принадлежностью, достоянием и богатством Церкви, для наглого взгляда модернистов оказывается ветхой одеждой, за которую мы цепляемся, а мы сами - не больше не меньше - ветхозаветными обновленцами, которые, продолжая исполнять внешнее, еще не вступили в Новый Завет с Богом.
• Итак, согласно словам Зайцева А.А., Православная Церковь - это еще не Церковь Нового Завета, а только подготовка к ней. Значит, в самой Церкви есть еще другая церковь - общество просвещенных и посвященных, которым не нужны общие законы и обряды. Чем это не гностическое учение с делением Церкви на профанов, довольствующихся традиционным учением и обрядами, и эзотериков, которым открыто "истинное" учение, скрытое от толпы?
• Говорить о том, что жить в литургическом поле Церкви, иметь ориентирами ее законы и постановления - это жить в Ветхом Завете, похоже на гностическое разделение людей на соматиков, психиков и пневматиков. Соматики -- это живые мертвецы, не способные к религиозным переживаниям; психики - люди верующие, но довольствующиеся официальной Церковью; а пневматики - те, которым открыто "истинное" учение, это как бы "церковь в самой церкви".
• Надо сказать, что и в других религиях мы видим притязания на духовную или интеллектуальную элитарность. В иудаизме это каббалисты и хасиды, в мусульманстве - суфии и измаилиты и т.д. Гностики, как правило, говорят о ненужности обрядов и законов, которые якобы являются принадлежностью детского возраста, а затем должны быть сброшены, как пеленки.
• Господин Зайцев ссылается на книгу схимонаха Иллариона "На горах Кавказа", содержащую много грубых ошибок. Эта книга послужила началом имяславской ереси (как я думаю и надеюсь, против желания ее автора). Почему книга "На горах Кавказа" вызвала горячее сочувствие у части нашей интеллигенции и декаденствующих богословов? Неужели вопросы об Иисусовой молитве так кровно интересовали их?
• Этот интерес проявился после того, как имяславчество приняло форму оппозиции Церкви, а затем внутреннего раскола. Надо сказать, что имяславство имеет под собой такую же ошибку, которую допускают учителя г-на Зайцева, а именно, метафоризмы Святых Отцов понимались буквально. Только имяславцы в отличие от современных модернистов путали не метафоры с догматами, а психологизмы с теологией.
• Голодно живется г-ну Зайцеву, что ему приходится искать корм в книге, осужденной греческими патриархами и Священным синодом Русской Церкви, и еще лживо называть автора книги "православным подвижником". Вообще модернисты и либералы начинают снова поднимать имяславство "на щит". Поэтому оно требует как богословского, так и философского анализа. Метод выдернутых цитат превратил дискуссию между двумя сторонами - православными богословами и имяславцами - в тавтологию. В этом споре как раз выявилась бесперспективность того метода составления цитатников, который хочет навязать нам г-н Осипов, разумеется уничтожив всякую связь между отдельными цитатами и церковным Преданием.
• Почему модернисты разорвали связь с богословием прошлого столетия, почему они утверждают, что "кодифицированное" Предание, притом во всех формах, - это Ветхий Завет в Православии? Потому что, несмотря на декларативные и популистские заявления об "очищении Православия от схоластики средневекового католицизма", они на самом деле проявляют глубокую зависимость от католицизма постреформационного времени, а именно, от иезуитства, в данном случае от иезуистского пробабелизма, основывая свою резиновую мораль на единичных примерах частных мнений и специально подобранных цитатах.
• Схимонах Иларион - трагическая фигура. Он стал тем, кем меньше всего хотел быть - ерессиархом. Он был "поэтом молитвы", но когда захотел стать "богословом молитвы", то сорвался вниз и до конца жизни не мог осознать своей ошибки. Если даже г-н Зайцев считает вопросы о имяславстве не решенными, а дискуссионными, все равно он должен называть схимонаха Иллариона не "православным подвижником", а "подвижником с сомнительным православием".
• В цитате, взятой г-ном Зайцевым из книги схимонаха Иллариона, говорится: "В ком духовное чувство восприняло Самого Господа..., тому чтение псалмов, канонов, акафистов и тропарей делается затруднительным, а в большей части и ненужным". Некоторые пустынники заменяли (отчасти, а иногда в значительной степени) обычное правило, читаемое по богослужебным книгам, Иисусовой молитвой, произносимой по четкам, но только в редчайших исключениях они прекращали чтение Псалтири.

• Пустынники считали чтение псалмов благословенным приготовлением к Иисусовой молитве, а Псалтирь, образно говоря, младшей сестрой Евангелия. Но дальше схимонах Илларион пишет как раз не от опытного свидетельства, как думает г-н Зайцев, а от разгоряченного воображения или неумения выразить свою мысль, следующее: "Предстоя лицу Божию умом в сердце своем, не может внимания своего ни на миг уклонить от Сладчайшего Иисуса".
• Еще не родился и никогда не родится святой, который не уклонил бы ни на миг внимания в своем сердце от Сладчайшего Иисуса. Это значит, что такой человек уже не мог бы грешить, так как мысль, ни на миг не оторванная от имени Иисуса Христа, не может сочетаться с греховным помыслом или образом. Здесь явно неверная интерпретация молитвы. Даже у тех, кто добился состояния так называемой умной молитвы, ум вступает в борьбу с помыслами, а не остается постоянно распятым на кресте молитвы. Священное Писание и все Святые Отцы утверждают, что ни один человек не может без греха провести хотя бы один день. Отцы Карфагенского собора свидетельствуют, что святые в молитве "Отче наш" просили Бога о прощении грехов не только своих ближних и даже всего человечества, а также своих собственных ежедневных.
• Но не будем останавливаться на этом, так как здесь, может быть, просто неудачные выражения, употребленные схимонахом Илларионом. Нас более тревожат следующие слова схимонаха Иллариона: "...то все есть Ветхий Завет". Значит, богатство православного богослужения - это только Ветхий Завет? Значит, Псалтирь - это не глубочайшая исповедь человеческой души, где соединено покаяние и прославление Бога, не книга, о которой свт. Иоанн Златоуст сказал: "Лучше солнцу не светить, чем Псалтирь не читать", а книга, уводящая людей от Христа в Ветхий Завет? Неужели чередной священник, читающий у мощей прп. Сергия акафист, живет в Ветхом Завете и находится не у раки святого, а во дворе Иерусалимского храма для прозелитов? Неужели каноны мученикам и преподобным, которые так любил читать прав. Иоанн Кронштадтский, озарены духом не Евангелия, а законом Моисея?
• На таких гнилых подпорках модернисты не только хотят построить свое учение, но уверить людей, что это "дом премудрости на семи столпах"(см.Притч.9,1), о котором говорит Священное Писание.
• Какими словцами и выражениями наполнена брошюра г-на Зайцева! Наверно такими же, как и лекции г-на Осипова: "несомненно", "обязательно", "иначе быть не может", "так думают все святые", "это несомненная истина", "только завзятый католик может не согласиться с этим", "мы доказали", "мы показали". В конце каждой главы г-н Зайцев сам себя поздравляет с победой и торжественно пожимает свою собственную руку.
• Я вспоминаю один исторический эпизод. Во время русско-персидской войны в начале XIX века после каждого очередного поражения персов в персидской столице устраивали иллюминацию, как во время праздника: играла музыка, народ ходил по улицам и кричал: "Мы победили(" Для чего? - Для поддержания боевого духа.
• В конце главы еще раз вернемся к призыву г-на Зайцева "ознакомиться со святоотеческими творениями поосновательнее и не оценивать их, подвергая насилию, только сквозь призму "символических книг". Очевидно, этот совет обращен не только ко мне, но и другим читателям брошюры.
• Дорогой А.А.Зайцев, неужели вы серьезно думаете, что "призма" ума современного человека, загрязненная информацией бездуховного мира и картинами разврата, который вторгается в его душу со страниц газет, журналов, книжных стендов, и оседает как муть в памяти, шире и чище, чем призма символических книг? Это протестантский самообман. Принцип личного свободного исследования не возвратил протестантов к истине, а создал в католической ереси десятки новых расколов и ересей.
• Предложение исследовать истину вне традиции, без символических книг и богословских трудов прошлых столетий, это то же самое, что пуститься в плавание без навигационных приборов. Если такой принцип возобладает в Церкви, то мы превратимся в протестантов восточного обряда или же, обогнав протестантов, станем теософскими "веростроителями".

Глава IX. К вопросу о границах Церкви

* Эту главу г-н Зайцев начинает таким доктринальным тоном, которому позавидовал бы Остап Бендер, не терявший уверенности во всех ситуациях и перипетиях своей жизни. Он бодро начинает: "В контексте святоотеческого учения о хронологическом сосуществовании двух Заветов решается вопрос о различных путях спасения".

* Во-первых, никакого святоотеческого учения о сосуществовании двух Заветов не существует, кроме метафорических образов, которые использовали некоторые духовные писатели, чтобы показать, как ветхий человек противится благодати Божией. Безграмотность в литературоведении или сознательное желание постоянно путать буквальный смысл с переносным или иносказательным (т.е. игнорирование языковой изобразительности), чтобы замутить воду и ловить в ней рыбу, характерно для господ модернистов. 

* Выдернув несколько метафор, они начинают не только громко кричать, но и бить в барабан, что это церковное, чисто православное, общепринятое, давно известное, несомненное святоотеческое учение. Расчет простой: доверчивые люди, или те, кто не могут заниматься анализом этих заявлений и проверять их по первоисточникам, примут на веру такие утверждения. Сделав ложную предпосылку, г-н Зайцев, если это не псевдоним, высасывает из нее ложные выводы. Он пишет: "Само вступление в Церковь может происходить, по учению Св. Отцов, двумя путями".

* Господь говорит об одном пути через уста ап. Павла: Один Господь, одна вера, одно крещение (Еф. 4,5); И как человекам положено однажды умереть, а потом суд: так и Христос: однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения грехов, а для ожидающих Его во спасение. (Евр.9,27,28). Итак, апостол свидетельствует, что после смерти будет суд, не предполагая покаяния, Крещения и новых откровений в аду; что будет второе пришествие Христа на землю как Судьи, а не перманентные нисхождения во ад.

* Господин Зайцев не стесняется назвать эти сотериологические "новооткрытия" учением Св. Отцов, наверно он считает, что "храбрость города берет". Вместо серьезного анализа вопросов с привлечением богословских трудов прошлых столетий г-н Зайцев предпочитает громкое суворовское "ура(", так как считает, что эхо боевого клича убедит читателя в его правоте и победе.

* Мои слова о метафизическом образе ада шокировали и огорчили г-на Зайцева, и он решил в противовес им реабилитировать грешников до страшного суда. Если г-н Зайцев протестует против заглавия моей брошюры, то я также протестую против его заглавия и предлагаю г-ну Зайцеву при последующих переизданиях озаглавить ее "Не так страшен черт, как его малюют".

* Господин Зайцев считает мою веру о возможности спасения только в Православной Церкви "собственной упрощенной схемой Православия". Значит, учение о спасении идолопоклонников и Крещении в аду представляет голос всей Церкви, а моя вера в то, что вне Православия невозможно спасение, является моим "собственным упрощенным" частным мнением.

* Выходит, что все Отцы Церкви единодушно считали, что магометане, иудаисты, идолопоклонники, ариане, несториане, монофизиты, а возможно даже теософы (гностики), несмотря на религиозные заблуждения, могут быть спасены, лишь бы они хорошо "вели" себя. Все это неоднократно повторяется в различных вариантах на страницах брошюры г-на Зайцева в расчете на то, что читатель, вначале удивившись такой новинке, потом постепенно свыкнется с ней и в конце подумает: возможно, это правда, которую я раньше не знал. Ведь человеку трудно поверить, что его можно так обманывать.
* Господин Зайцев предлагает мне, как предлагают решить кроссворд, определить географические границы Церкви в период арианских смут. Но здесь вопрос заключается в трудности определения, кто были православные и кто ариане. Были символы веры, по-видимому, православные, под которыми ариане ставили свою подпись, или, наоборот, с трудно определимым арианством, под которыми расписывались православные, считая их за православный Символ веры (например отец Григория Богослова - епископ Григорий).
* Сам Никейский Символ веры некоторыми православными, так называемыми "староникейцами", понимался не совсем точно, поэтому считать Церковь арианской в то время как в ней находились такие защитники Православия, как святые Василий и Афанасий Великие, Григорий Богослов и другие защитники веры, а большинство народа держалось традиционного Православия, было бы оскорблением самого Православия.
* Говорить о каких-то частях Церкви как еретических, в этой смене епископов и насилия государственной власти было бы не оправдано. Если власть узурпировал епископ-еретик, а народ остается православным и отвергает молитвенное общение с еретиком, то эту епархию вовсе нельзя назвать еретической. Если г-н Зайцев считает, что современникам арианских смут было трудно, а то и невозможно провести границы Церкви, как некую историческую константу, то почему он мне задает такой провокационный вопрос?
* Господин Зайцев пытается бросить тень даже на Православие самого св. Василия Великого, который являлся светочем веры для всего Востока, и после смерти св. Афанасия Великого стал по значению его преемником как апологет веры. Г-н Зайцев утверждает, что святого Василия Великого якобы рукоположили ариане. На самом деле святой Василий был вызван из пустыни православными епископами, главным образом, как раз для борьбы с арианами. Кого подозревает г-н Зайцев в арианстве? Епископа Кессарийского Диания или его преемника Евсевия? Надо сказать, что Василий Великий, будучи кессарийским пресвитером, в чем-то разошелся с Дианий, но он впоследствии утверждал, что никогда не прерывал молитвенного общения с ним. Если бы Дианий был еретик, то такого объяснения не надо было бы давать.
* Что касается Евсевия, то у него со св. Василием произошли разногласия, но не в вопросах исповедания, а из-за отношения Евсевия к кессарийским монахам. Может быть, нам позволено будет думать, что настоящей причиной этих событий было красноречие Василия Великого, которое собирало около него во время проповедей множество народа, и два епископа как бы видели в нем своего соперника.
* Может быть, г-н Зайцев путает Евсевия - епископа Кессарии, с другим Евсевием Кессарийским - церковным историком времен Константина Великого, почитателя Оригена и сторонника Арии? Или г-н Зайцев считает, что собор арианских архиереев мог рукоположить св. Василия во епископа, уже до этого прославившегося своей защитой Православия и считавшегося в народе преемником свт.Афанасия Великого? Неужели г-н Зайцев приписывает арианскому собору невменяемость поступков, как приписал это своему покорнейшему слуге?
* Господин Зайцев говорит о толерантности Василия Великого по отношению к еретикам, но на соборе при императоре Валенте св.Василий Великий высказал готовность скорее умереть, чем поступиться в Символе веры словом "единосущный". Затем г-н Зайцев доходит даже до того, что заявляет о антиканонических поступках Василия Великого, а именно, Причащении его с еретиками. Это уже клевета. Святитель Димитрий Ростовский эпиграфом к "Четьи минеям" взял слова: "Да не солгу на святаго". Г-н Зайцев поступил иначе, - оболгал св. Василия Великого. Неужели он не читал житие святого Василия, как тот отказался подчиниться требованиям епарха Модеста и причаститься вместе с арианами?
* Этот высокопоставленный чиновник от имени царя грозил святому Василию ссылкой, пытками и смертью, но Василий остался непоколебимым. Теперь св. Василию хотят приписать какую-то лисью толерантность и заячью робость, но, по пословице, "солнце остается солнцем, сколько бы на него не махали собственной шляпой".
* Если свт. Василий имел общение и переписку с некоторыми людьми, которые затем оказались еретиками, то надо учесть, что зарождающаяся ересь сразу не раскрывала себя, а требовалось время, чтобы она, созрев, определилась бы не как ошибка или неточность, а как противостояние Православию и догматическое извращение. В кондаке св. Василию Великому написано, что он - "основание непоколебимое Церкви"; теперь г-н Зайцев решил поколебать это основание и Василия Великого сделал предтечей современного экуменизма.
* Господин Зайцев предлагает мне "подробнее ознакомиться с историей арианской смуты". Благодарю за совет. Говорят, что надо знать прошлое, чтобы понять настоящее, но, откровенно говоря, меня больше тревожит смута, которую производят современные модернисты рядом с нами. Г-н Зайцев решил избрать своеобразную форму полемики со мной: задавать мне вопросы, как в экзаменационных билетах, которые составляют его учителя. Я вспоминаю веселое стихотворение Маршака, где любознательный малыш каждый день задавал своим родителям "сто тысяч почему?". Ну что же, у каждого своя форма полемизировать.
* Далее г-н Зайцев вопрошает: "Известно, что на протяжении первого тысячелетия христианской истории православный Запад и православный Восток находились в состоянии церковно-канонического разрыва в общей сложности около двухсот лет. Вопрос: где именно в эти периоды находилась "историческая Церковь", вне которой, по мнению о. Рафаила, спасение невозможно?"
* Могу ответить любознательному г-ну Зайцеву, хотя от моего ответа не зависит его личное спасение. Молитвенный разрыв между поместными Церквями еще не означал отпадения поместной Церкви от Православия в ересь. Это указывало только на тяжелый конфликт, который мог иметь как вероучительный, так и канонический характер.
* Скорее это была крайняя форма протеста, которая продолжалась до урегулирования проблемы. Даже после трагического события в 1053 году многие смотрели на это происшествие как на временное явление, и потребовалось еще несколько десятков лет, чтобы стал очевидным факт отпадения Римского патриархата от древа Вселенской Церкви. Г-н Зайцев смешивает три понятия: молитвенный разрыв, раскол и ересь. Поэтому мы предлагаем ему в свою очередь пополнить свою солидную эрудицию изучением церковного права. Тогда он убедится, что прекращение молитвенного общения не делает еще какую-нибудь из сторон безблагодатным сборищем или мертвым телом.
* Господин Зайцев приводит в пример святого Мефодия, просветителя славянских народов, который, пишу словами г-на Зайцева, "во время одного из таких разрывов между Константинополем и Римом был рукоположен в епископский сан Римским папой". Подобный вопрос в свое время задал мне диакон Андрей Кураев; очевидно, одни идеи порождают одни аргументы. Разрыв между Римом и Константинополем произошел при папе Николае, а когда солунские братья прибыли в Рим, то застали на папском престоле нового первосвященника Адриана, который не разделял жесткой политики своего предшественника.
* В первое время после своего понтификата папа Адриан проявлял себя сторонником церковного мира с Константинополем. Он даже вопреки Римской традиции разрешил солунским братьям проводить службу на славянском языке и освятил переведенные ими богослужебные книги у гробницы ап. Петра. В это время произошла хиротония святого Мефодия и пострижение в схиму св. Кирилла. Впрочем, этот факт существенного значения в данном вопросе не имеет, так как Римская церковь, несмотря на отклонения, указанные св. Фотием, еще не стала еретической, об этом свидетельствует наступившее через несколько лет примирение между Церквями.
* Господин Зайцев спрашивает: "Почему мы почитаем святых и Запада и Востока, которым "повезло" жить и спасаться во времена именно таких разрывов?"
* Потому что они принадлежали к единой Церкви, которая оставалась единой, несмотря на неурегулированные внутренние проблемы. Иногда такие конфликты случались не из-за вероисповедальных, а из-за административных вопросов. Поэтому мы почитаем святых Западной Церкви I тысячелетия по Р.Х. и святых Восточной Церкви как носителей благодати, не противопоставляя их друг другу.
* Однако мы не можем безоговорочно принять канонизацию западных подвижников I тысячелетия, совершенные римским патриархатом после его отпадения. Отмечу, что, к сожалению, мы не меньше знакомы с западной агиографией периода единства Церквей, как этого хотелось бы, а также с агиографией эфиопской, коптской, сирийско-халдейской и других древних Церквей до их отпадения в ересь.
* Далее г-н Зайцев продолжает вопрошать: "Неужели одна из сторон причащалась в эти периоды из "пустой" Чаши?" Из "пустой Чаши" причащается тот, кто считает, что в ней находится хлеб и вино, не пресуществившееся во время Литургии в Тело и Кровь Спасителя. А кто это - пусть решит сам догадливый г-н Зайцев. Впрочем, на самом деле Чаша всегда полная, а вера может быть и пустая.
* Далее г-н Зайцев продолжает: "Еще: где именно находилась "историческая Церковь" во время приостановления канонического общения между Русской Православной Церковью и Константинопольским патриархатом в середине 90-х годов минувшего столетия? Кто в этот момент оказался за бортом "спасительного ковчега" - монахи Афона (Константинопольский патриархат) или насельники русских монастырей (Русская Православная Церковь)? Литургия какой Церкви была в течение этого разрыва "мертвой формой"?
* Есть хитрость: притворяться простачком, который ничего не понимает. Временное приостановление молитвенного общения между патриархами произошло по вопросу юрисдикции эстонских приходов. Ни один патриарх не заявил, что после этой акции другая сторона осталась безблагодатной и что верующие Константинопольской или Русской Церквей остались без Литургии и Причастия.
* Я все-таки не допускаю, чтобы г-н Зайцев действительно не понимал бы, в чем здесь дело, и не мог отличить протест от обвинения в ереси. И то, вопрос о еретичестве поместной Церкви не решается так быстро и просто по "схеме", которую приписывает мне г-н Зайцев. Пример этому - Армянская церковь. Она не приняла Халкидонский собор (451 г.), однако среди армянского духовенства было немало "халкидонян" - сторонников диофизитства. Только спустя 60 лет, на Двинском поместном соборе Армянская церковь провозгласила монофизитское исповедание.
* Однажды молодой Гете, будучи студентом, слушал лекцию профессора-искусствоведа на тему: когда стиль классицизма заменил барокко. После лекции Гете задал профессору вопрос: "Вы бы не могли уточнить, в каком году это случилось?" Ответом был смех студентов. С подобным вопросом обращается ко мне и г-н Зайцев. Но, надо признаться, что кроме подобных "оригинальных" вопросов сходства между г-ном Зайцевым и Гете я не заметил.
* Любознательный г-н Зайцев задает следующий вопрос: "Может ли архим. Рафаил засвидетельствовать, что архиепископ Иоанн (Максимович) был не более как отпавшим от Церкви мирянином, а иеромонах Серафим (Роуз) не был даже крещеным, ведь и тот и другой принадлежали к неканоническому (раскольничьему) Зарубежному Синоду?"
* К известному психиатру Зурабашвили привели сумасшедшего для обследования. Доктор спросил у него, какой день после среды; тот ответил: "Четверг". Зурабашвили снова спросил: "А перед четвергом, какой день?" Больной посмотрел на него и сказал: "Ты что думаешь, ты умный, а я дурак?" Зурабашвили ответил: "Если послушать наш разговор со стороны, то придется признать, что сумасшедший не он, а я". Неужели г-н Зайцев до сих пор не узнал, что даже из еретических церквей: несториан,- монофизитов,- католиков-священнослужителей, переходящих в православие, принимают "в сущем сане"; значит, признают хотя бы формальную действительность их Крещения и хиротонии, восполняя их благодатию Церкви. А Зарубежная Русская Православная Церковь - это не ересь. Намеки г-на Зайцева на свою эрудицию наряду с такими явными ляпсусами вызывают чувство грусти, но отнюдь не лирической грусти. А если г-н Зайцев консультировался в таких вопросах со своими учителями, то мне остается только молчать, пусть за меня сделает вывод читатель.
* Новый провокационный вопрос: "Как объяснить тот факт, что Православная Церковь почитает одним из величайших своих Святых Отцов преп. Исаака Сирина, который вообще не принадлежал к "исторической Церкви", он родился, жил и скончался на канонической территории, так называемой Церкви Востока, которая к тому времени (конец VII - начало VIII вв.) не имела никаких связей с Византией, не поддерживала церковного общения ни с Римом, ни с Константинополем, ни с Иерусалимом, ни с Антиохией, ни с Александрией и формально была несторианской?"
* Наверно православные иерархи, современные Исааку Сирскому, могли лучше судить о его вероисповедании, чем г-н Зайцев и те ученые, которые хотят доказать, что Церковь настолько беспринципна, что анафематсвуя несториан, она причислила к лику святых еретика-несторианина. Какое удовольствие рационалистам иметь случай посмеяться над Церковью( Очень жаль, что к их злорадному смеху присоединили свое хихиканье г-да зайцевы. Нужно знать историю Византийской Церкви и особенно отношение ее к несторианству (хулителям Божией Матери), чтобы увидеть, что такая грандиозная провокация или ошибка невозможна; подобного обвинения до последнего времени никогда не выставляли враги Православия в лице еретиков и сектантов.
* Известный историк Церкви Болотов, к которому питают симпатии модернисты за введение протестантского термина "теологумен" в православный обиход, писал, что несторианство распространилось на Востоке не сразу, а путем борьбы и кровавых гонений, что еще в VII в. были несторианские соборы, осуждавшие православных архиереев и богословов, тех, кто желал воссоединения с греческими Церквями.
* В истории Церкви были случаи, когда в одной и той же епархии оказывались два епископа - православный и еретик, так как в то время связь духовенства с мирянами в вопросах хиротонии была более тесной и органичной, чем в последующие века. Вполне естественно, что у православных халдеев-сирийцев епископ был также православный.
* Характерно, что епископское служение прп. Исаака Сирского продолжалось весьма короткий срок. Он оставляет кафедру и вновь удаляется в пустыню. В житии Исаака Сирского упомянут только повод, но умолчено о причине. Неужели традиции Православной Церкви, в том числе литургическая и патрологическая, для г-на Зайцева стоит меньше, чем усилия протестантских ученых найти повод для обвинения Православной Церкви в фальсификациях и противоречиях?
* С каким бы наслаждением эти люди называли бы прп. Макария Великого мессалианином, прп. Исаака Сирианина - несторианином, а святителя Иоанна Златоуста - оригенистом. Клевета на последнего попала даже в такое авторитетное издание, как энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона.
* Я вспоминаю один случай из моей молодости. Недалеко от Тбилиси, в давно закрытом и разграбленном монастыре Иоанна Зедазенского поселился новый сторож - бывший начальник Кутаисской милиции, которого выгнали с работы за какие-то служебные злоупотребления. Он устроился сторожем от Комитета охраны памятников в монастырь и жил в небольшом домике, который сохранился от прежних разрушенных корпусов. Этот человек, найдя в комнатке икону, висящую в углу на стене, выбросил ее, а в кивот вставил портрет Сталина и повесил на прежнее место. Монастырь навещали богомольцы, которые приносили с собой продукты, устраивали трапезу в этом домике, а иногда оставались ночевать. Привыкнув видеть икону в полутемном углу, они крестились и кланялись портрету "вождя", а бывший милиционер смеялся и говорил: "Вы поклонились Сталину как иконе, теперь вы "сталинцы"".
* Подобную шутку хотят проделать с нами и г-да модернисты, говоря: "Вы думали раньше, что молитесь и поклоняетесь святым, а на самом деле вы молитесь еретикам, над лжеучениями которых Церковь произнесла анафемы, молитесь, кланяетесь и лик их целуете".
* Несколько отвлекаясь от темы, я хочу добавить, что видел этого шутника сторожа через десять лет в Сигнаги: он был слепым, у него дрожали руки, он искал своего знакомого - бывшего учителя, а потом священника Мелхиседека Хелидзе, чтобы о чем-то поговорить с ним. Что ему было нужно, почему он настойчиво добивался этой встречи,- не знаю, может быть, это было попыткой покаяния.
* Далее г-н Зайцев пишет: "А как архим. Рафаил прокомментирует те прямые свидетельства церковного Предания, которые прямо говорят о возможности посмертного Крещения и спасения через ад, т.е. минуя "историческую Церковь?"
* Во-первых, я должен прокомментировать нечестность г-на Зайцева, который выдает апокрифическую легенду в одном случае за жития святых, а во втором случае - за Предание Церкви, хотя Предание Церкви это не фрагмент из творений Святого Отца, а согласное учение всех Отцов Церкви. Он хочет найти подтверждение своему мнению в словах св. Марка Ефесского, но интерпретирует их по-своему. В общем, свидетельств - "кот наплакал", а ссылок на них - целое море...
* Господин Зайцев ссылается на один из списков жития св. Григория Двоеслова, который является не переводом жития этого великого святого, а устным и очень отдаленным пересказом. Оно начинается так: "Некоторые наши люди также рассказывают историю, поведанную римлянами, о том, как душа императора Траяна была освящена и даже крещена слезами св. Григория, историю дивную и для рассказчика и для слушателей". Далее идет апокриф, который имеет своим основанием древнее житие св. Григория Диалога, но исковерканное и переиначенное.
* Там говорится, что святой Григорий Двоеслов, узнав о строительных работах в Риме, произведенных за полтысячи лет назад императором Траяном, решил отблагодарить его и дерзновенно помолился о душе Траяна, и Господь открыл св. Григорию, что Траян избавлен от адских мучений, но при этом предупредил римского первосвященника, чтобы он больше никогда не молился за некрещеных.
* Никакого намека о крещении души Траяна слезами святого Григория в первоисточнике нет. Даже в самом апокрифе не сказано об этом, а выражение "крещен слезами св. Григория" было комментарием неизвестного английского монаха из Уитби. У Святых Отцов есть выражение о крещении через слезы, но здесь подразумевается распокаяние грешников в своих грехах, которое не повторяет, а возобновляет благодать Крещения.
* У св. Иоанна Дамаскина под словом "крещение" подразумеваются как прообразы Крещения, так и эсхатологическое крещение. Вот что пишет св. Иоанн Дамаскин: "Первым крещением был потоп для истребления греха, а второе - крещение морем и облаком..., шестое крещение - через покаяние и слезы - поистине трудное..., восьмое, последнее, не спасительное...,наказывающее же бесконечно". Таким образом, здесь мы видим как прообразы Крещения, так и само крещение и вечное наказание грешников, которое будет бесконечным. Там же прп.Иоанн Дамаскин называет адские муки, "карающим крещением" <сноска: Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Гл. "О крещении">. Здесь неизвестный монах из Уитби, а за ним известный г-н Зайцев принимает метафорический образ за благодатное Таинство. Впрочем, апокриф оканчивается теми же словами, что и первоисточник - что это чудо исключительное в своем роде.
* Надо сказать, что эта апокрифическая версия не вошла в "Четьи минеи", как недостоверная. Неужели г-н Зайцев не понимает отличия святоотеческих произведений и апокрифической литературы? Даже соборные постановления запрещают пользоваться апокрифами (конкретно - о ложных мученических актах, но в этом правиле имеются в виду все подложные произведения).
* Если г-н Зайцев является убежденным апокрифофилом, то для него целый клад находок должно представлять апокрифическое житие Макария Отшельника. Там сказано, что в глубине Африки обитает народ проадамитов, не находящихся под властью первородного греха. Эти люди живут как Адам и Ева до грехопадения, не ведая о страстях и демонических искушениях. Какой простор для новых теологических вдохновений( Если есть такие безгрешные племена, то значит грех неуниверсален, и в учении Церкви о том, что одним человеком грех вошел в мир, надо внести серьезные коррекции.
* Надо разработать проблему греха в новых интерпретациях, которые раздвинут горизонты прежней сотериологии. Затем надо заявить, что учение о первородном грехе, поразившем все человечество, это католическое учение, которое может быть терпимо только как частное мнение некоторых невежественных богословов, а Православие учит о том, что люди могут рождаться без первородного греха, при этом надо ссылаться на апокриф как на учение всей Церкви.
* Далее в апокрифическом житии написано, что Макарий узнал о месте, где находится вход в ад, а раз есть вход, значит, есть и выход, об этом уже писал г-н Зайцев: можно выйти из ада не по молитвам Церкви, а по желанию самих грешников. Так что вход в ад представляется в виде двух эскалаторов в метрополитене: один движется вверх, другой вниз - становись, на какой хочешь.
* Далее оказывается, что в Африке живут люди с человеческими телами и песьими головами. Можно сказать, что это предки тех фундаменталистов, которые наследовали звериный нрав и угрызают, если не зубами, то словами, "любвеобильных" либералов.
* Далее г-н Зайцев ссылается на святого Марка Ефесского, только, разумеется, сопровождая его собственными комментариями. "Некоторые из святых, молившихся не только за верных, но и за нечестивых, были услышаны и своими молитвами исхитили их от вечного мучения, как, например, первомученица Фекла - Фалкониму и божественный Григорий Двоеслов, как повествуется, - царя Траяна".
* Господин Зайцев считает, что в приведенной им цитате Марка Ефесского содержится явное указание о возможности спасения "не веровавших в Христа через ад". Мы утверждаем, что такого учения нет ни у одного Святого Отца, в том числе у св. Марка Ефесского полемизировавшего с католиками о чистилище. В приведенных примерах говорится о освобождении от огненных мук ада, но не о даровании им райской жизни, так как для пребывания в раю нужно иметь внутренний рай в своей душе и для богообщения - способность воспринимать божественный свет, который приобретается в земной жизни через веру, добрые дела, борьбу с грехом и страстями. Это важный пункт, на который попрошу обратить внимание.
* Слово "спасение" имеет два значения: спастись от чего-то, угрожающего человеку, например мореплавателям спастись от кораблекрушения, зайцу спастись от волка, запутав свои следы, спастись человеку во время пожара, выпрыгнув из окна; но есть другое семантическое значение слова "спастись",- это получить вечную жизнь, быть с Богом, осуществить и исполнить свое предназначение в земной жизни, чтобы войти в небесное царство. Обратите внимание: такие выражения, как "исхитили от вечного мучения", "освободил от мук" означают спасение в первом значении слова.
* Во всей патристике нигде не написано, что для нераскаянных грешников, неверующих и язычников возможно спасение как приобщение их к вечной жизни, к ликам Ангелов и святых. Вспомним, что святые праотцы и пророки, даже такие как Моисей и Исаия, до распятия и Воскресения Спасителя пребывали в аду, но не в мучениях.
* Нам интересен еще другой момент. В соответствии с концепцией г-на Осипова, грешники сами выбирают себе место в загробной жизни соответственно своим симпатиям и запросам. Тезис г-на Осипова: "грешник находится в аду, поскольку он сам этого хочет". Если грешник, говоря терминами политиков, переменит свою ориентацию, то его никто удерживать не будет: не нравится в аду,- убирайся куда хочешь. Значит, если Траян захотел бы избавиться от огненных мук, то достаточно было бы одного его желания, и двери ада раскрылись бы перед ним. Но тогда значение молитвы св. Григория остается непонятным. Более того, св. Григория можно даже обвинить в нарушении религиозной свободы граждан ада и в насилии над личностью Траяна.
* В общем, прочитав брошюру Зайцева А.А., можно подумать, что в аду полная демократия, законность, защита прав, учет желаний и свобода передвижений. Однако все-таки я должен предупредить читателя, что это не действительный ад, а агитпункт ада, открытый недавно в Калуге.
* Далее г-н Зайцев продолжает: "К этому же ряду авторитетных свидетельств о возможности спасения через ад можно отнести и рассказ из жития великомученика Уара о том, что своими молитвами он изводил из ада некрещеных людей".
* Для г-на Зайцева "Послания Восточных патриархов" не авторитет, богословские труды великих эрудитов XIX столетия не авторитет, а отрывок из жития - авторитетное свидетельство. Между тем, в житии написано, что св. Уар своими молитвами освободил усопших родственников Клеопатры. О том, были они крещены или нет, в старых изданиях жития св. Уара ничего не сказано.
* Про св. Клеопатру, похоронившую в своем поместье тело мученика Уара, известно, что она была христианкой, так что, возможно, что ее родственники были также христианами, но из-за каких-то грехов испытывали мучения; впрочем, этот вопрос остается открытым. Предположим даже, что они были некрещены. Главное то, что слова "избавлены от мучения" г-н Зайцев переиначил как "спасены через ад", рассчитав, что читатель не сразу догадается, что это нетождественные понятия. Чтобы прибавить вес своим доводам, г-н Зайцев вместо "мученик Уар" написал "великомученик" для большей солидности.
* Далее г-н Зайцев продолжает: "Это же повествование содержится и в литургическом Предании Православной Церкви - в службе св. Уару, помещенное в "Минее". Более того, канон св. Уару содержит в себе ряд прошений, в которых его молят о тех людях, которые ушли из жизни не верующими во Христа".
* Мы всегда считали и считаем, что литургическое Предание является одним из важнейших факторов для сохранения чистоты Православия. Мы заинтересовались такой необычайной службой мученику Уару, и нашли ее в "Минеи", изданной Московской Патриархией в семидесятых-восьмидесятых годах минувшего века. Рядом с ней находилась другая служба, где не было никакого намека на спасение некрещеных.
* Ни в одной из месячных "Миней", ранее издававшихся, служба мученику Уару с прошениями молитв святого за некрещеных не имелась. Затем мы узнали, что автор этой службы - известный современный экуменист митрополит Никодим (Ротов), и эта служба отвечала его личным установкам. О каком Предании говорит здесь г-н - Зайцев? Литургическое Предание - это богослужение, принятое всей Церковью и прошедшее испытание временем. Неужели Ротов такое же Предание, как прп. Иоанн Дамаскин или свт. Косьма Маюмский?
* В последнее время появились в печати каноны и молитвы о самоубийцах, о некрещеных детях и т.д. - неужели это тоже Предание? Если г-н Зайцев не знал, что автор полюбившейся ему службы митрополит Никодим (Ротов), то г-н Осипов должен был об этом знать. А если оба не знают, тогда следует, по словам св. Григория Богослова, "высоко не поднимать бровей".
* Должен заметить, что остальные доводы г-на Зайцева мало отличаются по своей достоверности от "никодимовского" предания, которое г-н Зайцев называет "литургическим Преданием Православной Церкви" - с большими буквами. Я некомпетентен оценивать деятельность митрополита Никодима, но мне хочется привести слова его преемника по кафедре митрополита Антония, который сказал: "Владыка Никодим имел десять талантов, а я - только один; этот талант - мое Православие".
* Далее г-н Зайцев продолжает: "Все эти факты вряд ли могут быть вписаны в искусственную экклезиологическую схему, которой придерживается архим. Рафаил". Разумеется, эти "факты" в интерпретации г-на Зайцева должны остаться вне границ моих экклезиологических убеждений. Благодарю, что г-н Зайцев подтверждает это.
* Он продолжает: "И церковная история (кем написанная?- архим. Рафаил), и каноническая практика (совместные экуменические молитвы, что ли?- архим.Рафаил), и святоотеческое богословие (которое г-ном Зайцевым начисто проигнорировано, кроме нескольких цитат, тощих, как тельцы из сна фараона, и не имеющих прямого отношения к вопросу - архим.Рафаил) не дают основания для того, чтобы поставить знак равенства между утверждением "вне Церкви нет спасения" и утверждением "вне канонических границ исторической Церкви нет спасения".
* Святые Отцы как раз говорили об исторической Церкви, вне которой нет спасения, а не о какой-то неизвестной ни им ни нам церкви, которая пребывает в аду, совершает там таинства и посмертно причисляет к Православию людей других религий и конфессий.
* Далее г-н Зайцев пишет: "Отвергая протестантское учение, которое разделяет Церковь на два самостоятельных и независимых один от другого субъекта - "невидимый небесный дух" и "земную историческую плоть", и которое поэтому можно определить как экклезиологическое несторианство, нельзя впадать в другую крайность - экклезиологическое монофизитство и отождествлять, смешивать первое ("невидимый дух") и второе ("историческую плоть")".
* Здесь у Зайцева Церковь Христа терминологически отождествляется с Самим Христом Богочеловеком. Во избежание этого слова "экклезиологическое несторианство" и "монофизитство" можно принимать только в метафорическом значении, и в этом случае следовало бы вместо слова "экклезиологическое" написать "экзистенциальное", иначе получится не художественный образ, а звонкая бессмыслица.
* Далее г-н Зайцев продолжает: "Православная экклезиология, вопреки законническому формализму о. Рафаила, допускает, что Церковь-организм и Церковь-организация хотя и нераздельны в земной истории, но, тем не менее, не сливаются, не смешиваются между собой".
* Эта настораживающая фраза получает в следующем предложении свое разъяснение. Оказывается, под словосочетанием "Церковь-организм" г-н Зайцев или г-н Осипов подразумевает небесную Церковь, а под словосочетанием "Церковь-организация" - земную Церковь. Однако земная Церковь не только организация, но, прежде всего, именно живой организм, оживотворенный тем же Духом Святым, как и небесная Церковь; а небесная Церковь не исключает принципа организации, так как там существует иерархическая структура.
* Вообще, строго говоря, хотя понятие организм шире, чем организация, но без организации никакой организм не может существовать. Церковь небесная и земная представляет собой не две, а одну Церковь, существующую в разных условиях, поэтому разделение ее на организм и организацию мы считаем протестантским упрощенчеством, которое видит в Церкви на земле только человеческое общество, вроде клуба единомышленников с вероисповедальным уставом.
* Далее он пишет:"Член канонической Церкви-организации может не быть членом небесной Церкви-организма,- это, похоже, у о. Рафаила сомнений не вызывает. Но столь же верно и обратное несовпадение: член небесной Церкви-организма может не являться в своей земной жизни членом канонической Церкви-организации".
* Здесь г-н Зайцев предлагает нам следующую фигуру. Не все члены земной Церкви могут стать членами небесной Церкви; значит верно и обратное: не все члены небесной Церкви должны были быть в земной жизни членами исторической Православной Церкви. Это аналогично тому, как сказать: не все птицы являются голубями; значит верно обратное: не все голуби являются птицами. Такой хитроумный аргумент наш калужский логист считает неотразимым.
* Он продолжает: "Достаточно примера преп. Исаака Сирина, чтобы признать отстаиваемую архим. Рафаилом экклезиологическую схему надуманной, а ведь таких прецедентов множество".
* Желание увидеть в преподобном Исааке Сирском "святого еретика"-несторианина, который попадает не под анафему, а в православные Св. Отцы, доказывает только одно - отсутствие православного мышления у некоторой части современных богословов и их глубокую зависимость от протестантского менталитета. Господин Зайцев не удовлетворяется ложью на прп. Исаака Сирского, он говорит: "...а ведь таких прецедентов множество". Кого множество - еретиков, которых Церковь канонизировала и причислила к лику святых? Это уже наглая клевета на всю Православную Церковь.
* Господин Зайцев пишет: "Признавая истинность Православной Церкви, А.П.Осипов не рассматривает формальную принадлежность к ней, как "входной билет" в царство небесное".
* Когда хоронят молоканина, то члены общины идут за гробом и поют: " Прямо в рай, прямо в рай". Неужели г-н Осипов считает, что православные традиционалисты придерживаются вполне еретического учения, что можно спастись только одной верой, не проявляемой в делах любви, т.е. верой мертвой, верой бесовской? Демон не только верит, но знает, что Бог есть, однако не становится от этого снова Ангелом. Св. Феофан Затворник, на которого ссылается г-н Зайцев в своей брошюре, следовательно считает свидетелем и выразителем святоотеческого учения, пишет: "И вера без дел и дела без веры - ничего не значат" <сноска: Свт. Феофан Затворник. Против лжеучителей. С.-Петербург. 1996г. Изд. "Шпиль".С.26>.
* Действительно, в царствие небесное нет входных билетов, включая диплом доктора богословия, однако есть некий таинственный знак христианина, наследника небесного царства, перед которым Херувим, стерегущий врата рая, опускает свой огненный меч. Этот знак - благодать Духа Святаго, которую человек стяжал в своей жизни; это Свет Христов, который отличает из всех званных на пир Агнца избранных. Принадлежность к Православной Церкви - это еще не спасение, а возможность спасения через стяжание благодати Духа Святаго. Это - учение, всегда присущее Церкви, это - мистика Православия, это - цель жизни человека, это - тайна, пророками которого в наше время были преподобный Серафим Саровский и праведный Иоанн Кронштадтский.
* Святитель Феофан Затворник пишет: "Благодать Духа Святаго во спасение необходима для нас и только она одна сильна содевать в нас спасение наше..., благодать Святаго Духа не иначе подается и принята может быть, как через Таинства, Самим Господом учрежденные в Церкви руками апостолов" <сноска: Свт. Феофан Затворник. Там же. С.28-29>. Феофан Затворник сравнивает семь Таинств с семью потоками благодати, напояющие Церковь. Он пишет: "Вот все семь потоков божественной благодати, действующих во Св. Православной Церкви. И иного пути к получению благодати нет. Кто станет тебе иной указывать путь к сему, отворачивайся от него, как от суемудренника"<сноска: Там же>.
* Между тем, г-н Осипов как раз пишет "об ином пути к получению благодати", вне Таинств Церкви, в загробной жизни, о крещении в аду через Господа или апостолов. Напомним, что слово "суемудренник" означает пустомудренник или попустумудренник (я извиняюсь, что неологизм объясняю неологизмами). "Отворачиваться от него" - значит не принимать учения пустослова. Но в духовной жизни пустоты, как таковой, нет, поэтому "пустослов" эквивалентен "злослову".
* Святитель Феофан Затворник говорит: "О том, как получается и приемлется благодать, есть спорники... такие мудрецы, которые утверждают, что только уверует и благодать Божия тотчас войдет и вселится в тебя <сноска: Свт. Феофан Затворник. Там же. С.28>. В будущем веке откроется то, что мы стяжали здесь, на земле, иначе земная жизнь как период самоопределения была бы бессмысленна.
* Господин Осипов считает, что в аду можно принять Таинство, однако Таинства совершаются не над мертвым телом и не над душой, покинувшей тело, а над живой личностью человека, его психофизической монадой. Церковь в особых правилах запрещает крестить мертвых и крестить "ради мертвых" - вид суеверия, когда считалось, что живой в Таинстве может заменить мертвого. Учение о священнодействиях в аду похоже на грезы наркомана.
* Далее св. Феофан Затворник пишет: "Бог в Троице поклоняемый спасает нас, падших, по благоволению Отца в Господе Иисусе Христе благодатью Святаго Духа в Святой Своей Церкви, спасает спасением здесь сокровенно в Духе совершающемся, в будущей же жизни имеющим явиться во всей неизреченной славе Его"<сноска: Там же. С.24>. Г-н Зайцев продолжает: "Равным образом, указывая на ложность иных религий и тем более нерелигиозных мировоззрений, он (Осипов) не считает, что все их представители "автоматически" обречены на погибель". Здесь дело не в "автоматике", а в том, что без возрождения благодатью Духа Святаго, пребывающей в Церкви, невозможно иметь богообщение - "внутреннего рая в своей душе". Впрочем, Господь воздаст каждому по делам его, поэтому за милосердие и доброту не лишит не принадлежащих к Православной Церкви неких утешений, но не даст им Себя Самого.
* Г-н Осипов считает, что можно спастись одним естественным добром. Св. Феофан Затворник учит о другом: "Вера необходима в содевании спасения, об этом и говорить нечего" <сноска: Свт. Феофан Затворник. Там же. С.22>. Кто лучше знает патрологию? Кто глубже живет Православием? У кого более широкий духовный кругозор - у святителя Феофана Затворника, экзегета Священного писания, переводчика "Добротолюбия" (огромной антологии святоотеческой аскетики) и подвижника в личной жизни, окончившего свой путь в затворе, или у г-на Осипова и г-на Зайцева? Пусть на это ответит сам читатель.
* Что касается приведенных г-ном Зайцевым цитат, имеющих фрагментарный характер, в подтверждение нового учения, которое хотят выдать за древнецерковное, то ответим также словами Феофана Затворника: "Начнет иной собирать, не понимая, как это следует сделать, уткнет глаза на один или два пункта, выдернет их из общего писания и кричит: нашел, вот путь спасения("<сноска: Там же. С.16>. То же самое, даже с большей легкостью, можно сделать по отношению к патристике.

Глава X. Погибнут ли некрещеные младенцы?

* Некрещеные младенцы, как не искупленные кровью Спасителя и не освященные благодатью Духа Стятаго через Таинства Церкви, находятся под властью первородного греха. Поэтому спасение, как процесс вечного богообщения и озарения Фаворским светом, которые делают душу человека храмом Божества, для них, к несчастью, невозможно. Еще раз повторим, без внутреннего рая человек не может войти во внешний рай, включиться в мистическое единство Ангелов и святых. Царство небесное начинается в душе человека на земле и раскрывается в вечности.
* Однако младенцы не совершили сознательного и волевого греха, поэтому они по высшей Правде Божией не заслуживают наказания. Они вовсе не будут уравнены с преступниками и злодеями, тем более брошены в адский огонь в сердце преисподней, где пребывает сатана с падшими ангелами. Они будут находиться в неком месте, подобным тому, где ветхозаветные праотцы веками ожидали Спасителя.
* Они не будут оставлены милостью Божией, утешением и даже некой отрадой. Но Бог будет для них не внутренним фактором жизни, а Светом, озаряющим издалека. И этот мерцающий Свет, делающий тьму тихими сумерками, таит в себе вечную красоту и приносит им некую радость. Они будут благодарить Бога за само свое бытие. Об этом состоянии - не в мучении и не во - славе пишет св. Григорий Богослов. Они не будут пасынками Небесного Отца, но внутреннее око сердца, пораженное грехом, останется слепым для видения и восприятия Божественного Света.
* Мои оппоненты приписывают мне дикую мысль, что эти младенцы - там, где сам сатана, в логовище духовных змеев, в огне, которого и демоны трепещут. В проповеди св. Григория Богослова "На крещение" можно найти ответы о том, что будет с людьми, не знавшими Бога. Не все они будут в вечных муках, однако спасение для них, как единение с Богом, невозможно.
* Господин Зайцев пишет, что мнение блаженного Августина о невозможности спасения для некрещеных младенцев, это мнение единственного из Отцов Церкви. Мы имеем свидетельство самой высокой достоверности. Это слова Иисуса Христа, Самой Истины, Который сказал в беседе с Никодимом, что если кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божие (Ин. 3,5).
* Никто означает никто из людей, к какому бы возрасту, народу или сословию они бы не принадлежали. Свои слова Господь подтверждает словом аминь, что означает: истинно, твердо, непоколебимо, да будет так. Некоторые исследователи переводят слово "аминь", как "вот моя правая рука". Словом аминь Господь как бы ставит божественную печать на Свои слова; они являются истиной, смысл которых нельзя подменить софистикой и риторической манипуляцией. Церковь в течение почти двух тысяч лет понимала эти слова буквально. Заметим, что Господь не сказал, что некрещеные будут брошены в геенский огонь, а сказал, что не войдут в царствие Божие.
* Затем г-н Зайцев пишет, что символические книги (свидетельствующие о невозможности спасения для некрещеных младенцев) недостоверны, так как из их авторов "никто к Святым Отцам не причислен".
* Многие авторы вероисповедальных книг и основополагающих богословских трудов к святым не причислены, например автор "Духовной скрижали" епископ Вениамин, автор замечательной книги "Камень веры" митрополит Стефан (Яворский), авторы выдающихся книг по богословию архиеп. Филарет, архиеп. Макарий, епископ Сильвестр и другие, чьи труды до сих пор остаются непревзойденными. Однако в этих трудах воплотилось учение Церкви и широкая эрудиция авторов.
* В символических книгах, составленных восточными патриархами, мы видим проявление одного из главных свойств Православной Церкви - соборности. Эти книги были приняты всеми Церквями, в том числе Русской. Заметим, что г-н Зайцев тоже не причислен к лику святых, однако говорит гораздо с большей категоричностью, чем, например, свт. Григорий Богослов. Наверно он видит в самом себе такие богословские достоинства, которых я недостоин видеть, и предпочитаю верить больше восточным патриархам, чем господам Осипову и Зайцеву.
* Далее он пишет: "Как было показано выше, автор этого послания был только один патриарх Досифей Иерусалимский". Нам приходится снова вернуться к вопросу о символических книгах. Господин Зайцев уверяет, что ряд богословов XX века оценили бы "Послания восточных патриархов" на двойку или тройку (значит соборное самосознание Православной Церкви признавшее "Послания" как свои символические книги образом вероисповедания, стояло на уровне двойки или, в лучшем случае, - тройки).
* Не будем решать за этих богословов, что бы сделали они, но вопрос в том, кто кому имеет право поставить отметку. Надо ли рассматривать творения модернистов в сравнении с "Посланиями", чтобы узнать степень их Православия или, напротив, рассматривать догматические "Послания" через рефракцию модернистических догадок и находок, чтобы оценить степень Православия вероисповедальных посланий? Здесь столкнулись два метода: православный традиционализм и протестантская "свобода исследования" (т.е. индивидуализм и субъективизм), здесь выбор: твердость и константа преемственности или мимолетная прелесть новизны.
* Обычно такие послания составляются коллегиально. Патриарх Досифей был соавтором, а может быть главным автором "Посланий восточных патриархов". Митрополит Петр Могила тоже был соавтором "Исповедания веры", который привлек к этому труду ряд выдающихся богословов. Если бы даже Досифей Иерусалимский единолично составил бы "Послания", то надо было бы сказать, что восточные патриархи, с их синодами одобрившие "Послания", выразили через патриарха Досифея свое исповедание веры, и поэтому "Послания" принадлежит им всем, а вернее, Православной Церкви.
* Что же касается критерия святости, то митр. Филарет Московский, причисленный к лику святых, являет собой пример богослова, философа и подвижника, глубоко проникшего в дух Православия, однако это не мешает г-ну Зайцеву критиковать его хотя бы словами архиепископа Василия (Кривошеина), и в этом отношении замахнуться на льва. Г-н Зайцев пишет, что патр. Досифей Иерусалимский "не является выдающимся богословом". Но если он являлся соавтором "Посланий", а по мнению г-на Зайцева, единственным автором, то как творение богословской посредственности могло стать вероисповедальным образцом Православия, хочет этого или не хочет г-н Зайцев?
* Далее г-н Зайцев сообщает нам, что патр. Досифей "не являлся знатоком творений Святых Отцов". Откуда об этом знает г-н Зайцев? Неужели он принимал у него экзамен по патристике и, как говорится, "срезал" его, задавая вопросы настолько глубокомысленные, что патриарху Досифею оставалось только, понурив голову, молчать, бледнея и краснея от страха и стыда? Или же г-н Зайцев сидел под аналоем в келии у патриарха Досифея, когда тот читал Святых Отцов, и отмечал ошибки, допущенные патриархом?
* Вот пример того, как можно полемизировать, упрекая своего оппонента в незнании и невежестве. Это метод, характерный для антирелигиозной литературы: за неимением доводов - употреблять словесные плевки. Аргументы со временем забываются, а хлесткие словечки дольше задерживаются в памяти. Г-н Зайцев как будто хочет сказать своим читателям доверительным тоном: "Этот Досифей Иерусалимский творений Святых Отцов не знает, а что знает - того не понимает, а я, Алексей Калужский, знаю их, как пять своих пальцев, и пишу только от переизбытка понимания".
* Но вернемся назад к вопросу о некрещеных младенцах. Г-н Зайцев спрашивает: "Неужели святитель Илларион (Троицкий), патриарх Сергий (Старогородский), митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Василий (Кривошеин) и т.д - эти выдающиеся иерархи и действительно выдающиеся богословы своего времени - не знали учения Православной Церкви и творений Святых Отцов?"
* Но эти иерархи не говорили того, что говорит за них г-н Зайцев. Неужели эти иерархи в посмертном видении явились г-ну Зайцеву и велели ему от их имени сообщить людям то, что они сами не успели сказать, как преподобный Нил явился афонскому монаху, и из его беседы тот составил книгу "Посмертные вещания"? Прошу простить читателей за мой дерзновенный пример, но, если сравнить этих богословов и патрологов с богословами прежних веков, вплоть до конца XIX столетия, то каждый из них покажется Гулливером в стране великанов. А если сравнить их с теологами начала XXI столетия, то они покажутся тем же Гулливером, но в стране лилипутов. Рост Гулливера один и тот же, но зато ориентиры меняются.
* Из четырех указанных лиц только один архиеп. Василий (Кривошеин) критиковал "Послания восточных патриархов", в которых ясно сказано от лица представителей всех восточных поместных Церквей, (к ним присоединился и Святейший Синод Российской Церкви), о том, что некрещеные младенцы не спасаются. Модернисты стремятся путем волюнтаристических ухищрений уничтожить авторитет "Догматических посланий". Мне вспоминаются стихи Маяковского:
* Люблю я наших планов прыть,
* Для стройки не жалко ломаний,
* Если даже Казбек помешает - срыть,
* Все равно не видать в тумане.
* Итак, за патриаршие "Послания" - эту непоколебимую скалу Православия - схватился руками архиеп. Василий (Кривошеин), чтобы сдвинуть ее; взявшись за Кривошеина, тянет вместе с ним Осипов; схватившись за сюртук Осипова, им помогает г-н Зайцев. Кто перетянет - неизвестно; поживем,- увидим.
* Теперь нам хочется сказать несколько слов о монографии архиеп. Василия (Кривошеина) о прп. Симеоне Новом Богослове. Она написана неплохим литературным языком, но вместе с тем, в каком-то напряженном, страстном тоне, как будто архиеп. Василий хочет поразить читателей высотой мистических переживаний преподобного Симеона. Но, простите меня за дерзость, лично мне эта книга напомнила конкурс красоты, который уже давно проходит в странах Запада. Девушку заставляют раздеваться на глазах публики. Эта книга показалась мне нецеломудренной: архиеп. Василий решается показать своим читателям интим мистической любви прп. Симеона к Богу. То, о чем молчали как о тайне, мистике Православия, зная, что без соответствующего переживания и личного мистического опыта человек не может понять творения прп. Симеона, архиеп. Василий вынес на книжный рынок.
* Это тем более странно для афонского монаха, который должен был знать, что проповеди и гимны прп. Симеона Нового Богослова написаны для аскетов и монахов, они обращены к ним, а не к людям, ведущих мирской образ жизни. Творения прп. Симеона Богослова - это не эзотеризм Православия, а тот мистический свет, который, преломляясь через призму неподготовленных душ, может принять в своем отражении другие, изломанные и даже уродливые очертания.
* Духовно неподготовленные люди получат от этого только вред: одни решат, что, может быть, существует другой путь параллельно Церкви, - путь экстатики; иные обвинят прп. Симеона в мистической эротике; а третьи решат, что это поэт-суфий в христианском варианте. То, о чем пишет прп. Симеон Богослов, принадлежит или молчанию или узкому кругу сотаинников. Творения прп. Симеона похожи на яркие прекрасные цветы с терпким запахом, которые могут, как цветы лаванды, вызвать головокружение и боль.
* Святые Отцы Фиваиды и Нитрии переживали состояние, которое называется восхищение (благодать как бы похищает человека из земной жизни и вводит его в созерцание духовного мира), но эти Отцы остерегались рассказывать о том, что они переживали и видели в это время, чтобы не повредить не только мирянам, но и новоначальным в монашестве. Поэтому книгу архиеп. Василия (Кривошеина) я считаю десакрализацией мистики: входи в алтарь, трогай престол, мни в своих руках священное покрывало - все можно, когда в душе Бог пишется с маленькой буквы, а человек - с большой.
* Господин Зайцев пишет: "Для опровержения мнения арх. Рафаила о том, что некрещеные младенцы якобы неизбежно погибнут, достаточно уже тех свидетельств святоотеческого предания, которые мы приводили выше".
* Здесь слово "погибнут" семантически не дифференцированно. Между тем, я неоднократно говорил, что некрещеные младенцы не смогут стать причастниками Фаворского света - славы святых, но их жизнь не будет лишена некой отрады, и неизвестной нам милости Божией, поэтому их бытие будет лучше небытия. И здесь на земле люди, неспособные видеть "Лицо Божие" - Свет Его благодати, не лишены определенных душевных утешений и вряд ли согласились бы променять свою жизнь на небытие, поэтому говорить о какой-то неудаче замысла Божия - это значит проявлять верхоглядство в главных онтологических вопросах мироздания.
* Мировая история - это борьба за Логос, которая часто принимает драматические формы; конкретно - это выбор души между светом и тьмой. Добро неуничтожимо, даже капли добра, таящиеся в сердце злодея, не будут забыты Богом. Каждый получит по своим делам, но не каждый войдет в область Божественного света, в ту высшую и совершенную степень бытия, которая названа царствием Божиим. Те, кто находятся вне Церкви, могут получить за свои добрые дела награду от Бога, но не Самого Бога. Для них достаточно самого факта бытия, когда по воле Божией "ничто" превращается в "кто".
* Еще раз повторю, что наши либералы стараются довести мысль о том, что не верующие во Христа и не получившие залог благодати не способны к богообщению, до абсурда, то есть они приписывают нам утверждение, что некрещеные младенцы находятся в том геенском пламени, от которого трепещет сам сатана. Нам приписывают схоластический стиль мышления. Но одним из полиместических методов схоластики, на который указывал Шопенгауэр, была искусственная гиперболизация суждения оппонента, т.е. превращение его слов в бессмыслицу.
* Что касается второй половины фразы г-на Зайцева, будто бы он привел достаточно свидетельств святоотеческого предания о спасении некрещеных, то это прием уже не схоластов, а Остапа Бендера, который начал свой бессмертный диспут с польскими ксендзами, также ссылаясь на медицинские факты. В общем, г-н Зайцев по сути дела ничего не привел, но зато наградил самого себя аплодисментами. Вообще я хотел обратить внимание читателей на саморекламирование г-на Зайцева в форме: "уже доказано", "все ясно" и т.д. Ничего по сути дела не доказав, кроме своей нечестности, как полемиста, он утверждает, что его аргументы настолько ясны и понятны, что только глупец может не понять или отвергнуть их.
* В общем, оставив в стороне все церковные предания, все вероучительные книги и катехизисы, все богословие прежних столетий, г-н Зайцев утверждает, что несколько выдернутых из текста и семантически извращенных цитат являются как раз истинным церковным Преданием. Г-ну Зайцеву не пришла мысль, что цитата из Св. Отца может быть аргументом в догматических вопросах только при согласии с этим мнением всех или большинства Отцов.
* Дальше г-н Зайцев продолжает: "Имеется в виду учение о духовном тождестве двух форм Ветхого Завета - естественного и написанного законов, учение о вневременном значении сошествия Христа во ад, учение о сосуществовании Ветхого и Нового Заветов после пришествия в мир Спасителя и, как итог всех перечисленных положений, учение о возможности посмертной встречи со Христом и соединения с Ним для всех людей, не имевших такой возможности при жизни".
* Опять обычная путаница в понятиях. Духовное тождество может быть только лишь в случае, если естественный закон будет исключен из поля действий первородного греха и страстей, живущих в человеке, т.е. будет абсолютно автономен по отношению к человеческой душе. Между тем, естественный закон, как и все психологические силы человека, в большей или меньшей степени деформирован грехом.
* Только благодать Божия может очистить закон совести от коррозии страстей в зависимости от веры и подвига человека. Однако здесь на земле не достигается совершенство. Повторяю, что прп. Макарий пишет, что даже у великих подвижников в душе остаются некие темные пятна. Что касается писаного закона, то он может быть понят только в своем раскрытии в Евангелии. А сам по себе закон Моисея является приготовлением к принятию Христа, как бы еще не распустившимся цветком. Поэтому о тождестве совести и закона мы можем говорить в идеальном, а не реальном смысле.
* Далее: "...учение о вневременном значении сошествия Христа во ад...". Это не святоотеческое учение, а фантазия модернистов. Господин Осипов, еп. Илларион (Алфеев) и др., идя навстречу либерально настроенной современной интеллигенции, решили вместо скомпрометировавшей себя системы Оригена создать новую "Апологию" в духе апокрифов, при этом они смело оперируют метафорическими образами, взятыми из гимнографии, и омилиями, хотя понимают различие между поэтическим и философско-богословским языком. К этому вопросу мы вернемся позже.
* Затем: "...учение о сосуществовании Ветхого и Нового Заветов после пришествия в мир Спасителя...". Здесь г-н Осипов или представляющий его г-н Зайцев, как мы уже писали, умышленно путают метафорические образы двух Заветов, которые должны условно олицетворять психическое состояние человека с историческими событиями, т.е. в данном случае субъективный психологизм с экклезиологией, раскрывающийся в хроносе.
* Цитата, взятая из прп. Кассиана Римлянина, относится к следующему эпизоду: некий благочестивый и монахолюбивый земледелец приносил в монастырь часть от своих доходов, а когда услышал о высшем духовном совершенстве (так называемые, "евангельские советы"), то оставил свое имущество и мир, чтобы отдать Богу не часть своего имущества, а себя самого. Иоанн Кассиан сравнивает этот самоотверженный поступок земледельца, ставшего монахом, с переходом от закона к Евангелию. А г-н Осипов строит на этом свою новую сотериологию. Ведь, я думаю, г-н Осипов согласится, что вполне дозволительно сказать бывшему наркоману, который переменил образ жизни, что он пришел из ада снова на землю, но можно ли строить из этого сенсационную теорию? Омар Хайям в одном из своих рубаи писал:
* Но мой наставник мудрый шепнул когда-то мне:
* И рай и преисподняя в самой душе твоей.
* Я думаю, любителям поэзии вполне понятно, что здесь говорится о добре и зле, которые Омар Хайям выразил в метафорических образах. Но господа модернисты, считающие себя интеллектуальной элитой, когда им нужно, перестают понимать простые вещи. Им кажется, что можно аргументировать свою мысль, умножая версты на пути.
* Господин Зайцев далее продолжает: "...и, как итог всех перечисленных положений, учение о возможности встречи с Христом и соединения с Ним для всех людей, не имевших такой возможности при жизни".
* Действительно, как итог ложных предпосылок, возникло ложное учение, не имеющее ничего общего с Православием - о соединении людей с Христом в аду.
* Господин Зайцев пишет: "Но, по мнению архим. Рафаила, лучше любых доказательств того, что ни о какой посмертной, как он выражается, "реанимации" некрещеных младенцев не может быть и речи, убеждает литургическая практика Церкви. Он пишет: "Не допуская литургического поминовения и даже христианского отпевания некрещеных младенцев, она свидетельствует о том, что спасение как приобщение к Божеству для них невозможно".
Должен признаться, что г-н Зайцев совершенно точно передает мою мысль о том, что догматическое богословие должно согласоваться с литургическим преданием. Более того, литургическое предание, существующее во всей полноте во Вселенской Церкви, отвечает главным условиям истинного Предания как божественного Откровения. Оно было всегда и действует везде.
Между тем, богословие в руках модернистов, стремящихся реформировать вероучительные книги, может оказаться оторванным от Предания и даже противостоять ему. Казалось бы, г-н Зайцев должен дать конкретный ответ, почему некрещеные дети лишаются христианского погребения и литургического поминовения. Но г-н Зайцев предпочитает прошмыгнуть мимо этого кардинального пункта и увести внимание читателей в сторону. По сути дела ему нечего сказать. Если он будет убеждать, что церковная литургика содержит в себе ошибки, и после новооткрытия г-на Осипова ее надо реформировать, то он сразу же вызовет возмущение православных читателей, и поэтому г-н Зайцев прибегает к следующему маневру: вместо ответа по существу он разражается целым потоком встречных вопросов и затем как ни в чем не бывало продолжает свою речь в надежде, что он создал впечатление, что уже ответил, и уже больше не возвращается к роковому для него вопросу.
Он спрашивает: "Но об этом ли свидетельствует подобная практика?" Она свидетельствует о том, что Церковь не может лгать и внушать людям ложную надежду; она свидетельствует о том, что земная и небесная Церковь - это единое мистическое Тело Спасителя, они неразделимы между собой благодатью Духа Святого, только земная Церковь продолжает миссию Христа Спасителя на земле, а небесная Церковь соцарствует с Христом на небесах.
Члены земной Церкви связаны с благодатью Божией акцедентально, в том смысле, что они могут приобрести и потерять благодать, а члены небесной Церкви - субстанциально: благодать принадлежит им навечно. Эта практика свидетельствует о том, что в Церковь небесную нельзя войти минуя Церковь земную, иначе Церковь не была бы единой, и слова Христа: то, что свяжете на земле, будет связано на небесах (Мф. 16,19) оказались бы ложными. Есть ли основание для такого заключения? Разве Церковь доказывается?
У г-на Осипова мы встречаем профанацию самой Церкви. Земную Церковь он называет организацией, а небесную Церковь - организмом, значит в земной Церкви г-н Осипов видит только структуру, а в небесной Церкви - полноту жизни. Это протестантский взгляд, который, однако, вписывается в контекст всей сотериологии г-на Осипова. Не Церковь доказывается, а Церковь доказывает, притом субъектом Божественных откровений для нас является земная Церковь. Заяц не всегда может убежать от волка, поэтому он иногда прибегает к маневру - путанию своих следов. Также делает лиса, когда за ней гонятся собаки: пока гончии останавливаются на месте, чтобы разобраться, в какую сторону ведут следы, лиса намного опережает погоню.
Господин Зайцев пишет: "Ни один источник, который хотя бы косвенно подтвердил эту догадку, архим. Рафаилом не приводится!" Что г-н Зайцев подразумевает под словом "догадка" - единство земной и небесной Церкви? - Это не догадка, а основа православной экклезиологии (то, что свяжете на земле, будет связано на небесах - Мф. 18, 18!). Или правила Церкви - не поминать людей, умерших без Крещения в литургических молитвах и не предавать их земле по чину христианского погребения? Но это уставное правило всей Православной Церкви.
Господин Зайцев спрашивает меня, где источник таких выводов. Неужели он никогда не имел в руках ни учебника по церковному праву, ни пастырского богословия, ни православного типикона, который был собран и составлен в Иерусалимском и Константинопольском монастырях и употребляется во всей Церкви? И сам этот типикон имеет своей основой церковное Предание, ведущее начало от апостолов в своих главных частях.
Итак, г-н Зайцев считает, что моя вера в единую Церковь, которая есть Тело Его (Христа - архим. Рафаил), полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1,23), в Церковь, существующую в двух аспектах - на земле и на небе - и соединенных вместе одной благодатью Духа Святого, так что в небесную Церковь можно войти только через земную Церковь, является необоснованной "догадкой", богословским неологизмом, не имеющим никакого основания, моим личным изобретением, и заявляет, что мое убеждение в том, что вне земной Церкви нет пути к спасению - какая-то антиправославная и антицерковная провокация. Употребляя манеру речи г-на Зайцева, я могу сказать, что эти голословные и популистские утверждения доказывают только одно: глубокую зависимость г-на Зайцева не от Ансельма и Фомы Аквинского, а от Ильфа и Петрова, так как он взял для себя эталоном полемиста Остапа Бендера с его невозмутимостью (я воздерживаюсь от слов "наглой невозмутимостью").
Далее г-н Зайцев продолжает: "Получается, что архим. Рафаил в очередной раз самочинно решает, чему Православная Церковь учит, а чему нет, не считаясь ни с авторитетом древних Отцов, ни с авторитетом подвижников недавнего прошлого".
Во-первых, я должен повторить, что вырванные цитаты ничего не доказывают. Свидетельства Святых Отцов - это общий взгляд всех или большинства Святых Отцов, а не отдельные подтасованные фрагменты. А во-вторых, куда г-н Зайцев девал диаметрально противоположные свидетельства, или их не существует? Куда он девал богословские сочинения XVIII и XIX столетий, неужели он послал их в архив вместе с "символическими книгами"?
Что значит фраза "...получается, что архим. Рафаил в очередной раз самочинно..." и т.д.? Похоже, что у г-на Зайцева ничего не получается, и он желаемое выдает за действительное. Непонятно слово "самочинно". Разве, как священник, я не обязан хранить, а если нужно, защищать Православие? Если г-н Зайцев, будучи мирянином, отстаивает свою точку зрения, то почему он при этом твердо верит, что я поступаю "самочинно", а он "благочинно"? Г-н Зайцев ссылается на Святых Отцов также голословно и беспардонно, как Остап Бендер на медицину.
Я уже говорил, что он приписывает мне совершенно неприемлемую для меня мысль, что некрещеные младенцы будут в геенском пламени - там, где сатана; приписывает с целью произвести психологический эффект. Это похожее на прием Остапа Бендера, который, патетически вспоминая о сожжении Джордано Бруно, пугал Козлевича тем, что и его могут сжечь кзендзы.
Что же касается ссылок г-на Зайцева на авторитет Святых Отцов и подвижников нашего времени, то это недалеко ушло от "латинских глаголов несклоняемой формы", которые процитировал Остап Бендер перед своими слушателями (после чего они прониклись доверием к его учености). Господин Зайцев повторил доводы Бендера, только, оговорюсь, он все же не процитировал неспрягаемые глаголы в своей брошюре, чтобы не засорить свой язык латинизмами, а также, видимо, потому, что считает глаголы неспрягаемой формы изобретением Фомы Аквинского.
Далее г-н Зайцев в подтверждение своих слов цитирует св. Феофана Затворника и епископа Феофана (Быстрова) об участи некрещенных младенцев. Оба советовали ограничиться тем, чему учит Церковь, и не допытываться о том, что мы узнаем в будущей жизни. Надо сказать, что цитаты взяты из переписки святителей, где они хотели утешить скорбящих по поводу смерти некрещенных младенцев но в то же время не обольщали их ложной надеждой. Остроумный г-н Зайцев из слов "не знаю" ухитрился сшить себе рубаху.
Приведем письмо арх. Феофана (Быстрова):
"О евреях и о воспитании детей
Многоуважаемая М. А-на!
Постараюсь ответить на Ваши вопросы, как могу. Бывают и среди евреев хорошие люди. Но и хорошие и дурные из них - все враги Христовы: одни сознательно, а другие бессознательно. Поэтому молиться о них, как о христианах, нельзя. Но можно молиться о просвещении их светом евангельской благодати и о даровании достойным из них физического благополучия. Житейское общение можно иметь с ними, но осторожно. По одиннадцатому правилу VI Вселенского Собора, христианам нельзя лечиться у евреев и брать у них подарки.
Что касается воспитания детей, то нужно при воспитании их избегать крайностей: и не раздражать их излишней суровостью, и не распускать излишней добротой. Любовь должна проявляться в отношении к ним в доброте, когда они того заслуживают, и в строгости, когда доброта на них не действует. Только нужно всегда иметь в виду, что строгость не есть раздражительность. Раздражительность есть проявление оскорбленного самолюбия, строгость же направляется против порочных наклонностей дитяти.
Наконец, спрашиваете Вы: что будет с умершими младенцами еврейскими и вообще с евреями? Нам не открыто это, и потому достаточно нам только веровать, что будет с ними так, как этого требует Божественная любовь и Божественная правда. Когда о вопросах подобного рода размышлял прп. Антоний Великий, ему не было открыто ничего по существу этих вопросов, а только сказано было свыше: "Антоний! Себе внимай!"- то есть позаботься о своем собственном спасении, а спасение остальных людей предоставь Промыслу Божию, который неполезно тебе знать в настоящей жизни. Этим откровением нужно ограничиваться и нам в пределах нашей земной жизни.
Желаю Вам всякого благополучия от Господа. Ваш искренний благожелатель,
Арх. Феофан.
София. 1929. III.5." <Сноска: Духовник Царской семьи. Феофан Полтавский, новый Затворник. М. 1996.>
Мы приводим полный текст данного письма, чтобы показать читателям, что дух и общая мысль его не только не отвечает позиции г-на Осипова, который ссылается на него, но противоположно его концепции о спасении некрещеных младенцев, чья вечная участь, как следует из письма, не может быть одинакова с участью умерших крещеных младенцев, являющихся наследниками небесного царства и причастниками благодати.
Из видения инока Григория в житии прп. Василия Нового следует, что некрещеные младенцы не спасаются (Господь отсылает их от Себя на запад), но получают некоторое утешение. В этом отношении архиепископ Феофан уговаривает свою духовную дочь не вдаваться в точное исследование места, куда попадут эти младенцы, но нигде не делает даже намека о возможности их спасения.
Надо сказать, что архиепископ Феофан (Быстров) до конца своей жизни каялся в том, что, будучи духовником Царской семьи, допустил в своем высоком служении ошибки, которые имели тяжелые последствия как для дома Романовых, так и для Российской Империи. Так что ставить его наравне со Святыми Отцами было бы, выражаясь языком г-на Зайцева, самочиннием.
Вызывает недоумение также вопрос, который был задан архиепископу Феофану (Быстрову) адресатом его письма: "Что будет с умершими младенцами еврейскими и вообще с евреями?"
Непонятно, почему евреи были выделены в особую группу и какие для этого были основания. На наш взгляд, долг архипастыря был бы объяснить адресату, что с евреями и их младенцами, разумеется мы говорим о новозаветном времени (а не манипулируем терминами "Новый Завет" и "Ветхий Завет", по примеру г-од Осипова и Зайцева), будет то же самое, в смысле их вечной участи, что и со всеми, не получившими Крещение.
Национальность не является ни признаком элитаризма, ни признаком отвержения. Хотя в некоторых богослужебных книгах (Постная Триодь, служба Страстной Седмицы) говорится о евреях как о силе, противящейся Христу, но здесь подразумевается не народ и национальность (сами апостолы были евреями), а "слепые вожди" - фарисеи и садукеи - с их учениками и последователями, объединившиеся в ненависти к Христу.
Характерно также, что в ряде ирмосов евреи времен Моисея и вавилонского плена служат синонимом монотеистов, противопоставляемых языческому миру. Надо отметить, что в богослужебных книгах слово "эллин" употребляется нередко как идолопоклонник (например "элилинская лесть"), но из этого нельзя вывести заключение, что авторы богослужебных текстов были грекофобы, тем более, что значительная часть их были по национальности греки.
Поэтому, на наш взгляд, ответ архиепископа Феофана (Быстрова) должен был быть дан в более широком ракурсе: кто оказался с Христом, кто без Христа, а кто против Христа. Архиепископ Феофан отвечает очень мягко, но в то же время осторожно, так что не дает возможности спекулировать на его словах современным "новооткрывателям" Православия.
Что касается ссылки на иеромонаха Арсения Афонского, то он также не является канонизированным святым; а то, что на Афоне могут быть монахи, не имеющие четких богословских воззрений, свидетельствует ересь имяславства (или, если угодно, бунт, названный "афонской смутой"), о чем мы уже упоминали, к сожалению, многие из монахов, прожившие десятки лет на Святой Горе, примкнули к этому в своих конечных выводах вздорному учению. Ряд лиц, преподававших в учебных академиях, пытались оправдать имяславство через неопифагорейство, евномизм и даже оккультные представления об автономной силе слова-заклятия.
Надо отметить, что иеромонах Арсений ссылается на Синаксар мясопустной субботы, в котором ничего не говорится о спасении некрещеных младенцев и пребывании их в особых небесных обителях, т.е. в небесной Церкви. Это такое же непонимание текста, как утверждение некоторых людей, что в Троицкую родительскую субботу можно поминать самоубийц. Иеромонах Арсений пишет, что родители могут молиться за некрещеных детей, но остается открытым вопрос: почему же Церковь, которая любит каждую человеческую душу больше, чем кто - либо из родителей может любить свое дитя, не молится за некрещенных младенцев, которые, по мнению иеромонаха Арсения, находятся "в неизвестных нам небесных обителях". Значит, земная Церковь противостоит небесной Церкви, или же она не едина с небесной Церковью, а является только одним из многих путей на небо?
Крупнейшие апологеты Православия, начиная с периода Вселенских Соборов до наших дней, были преимущественно монахи. Блестящая плеяда богословов-епископов IV столетия и последующих веков, - св. Максим Исповедник, св. Иоанн Дамаскин, св. Григорий Палама,- сочетали выдающуюся ученость с внутренним мистическим опытом. Это способствовало тому, что восточное богословие в отличие от западного приняло созерцательный характер.
Однако надо помнить, что немало еретиков: Несторий, Евстафий Севастийский, Полихроний ("Неистовый"), Диодор и другие вышли из монашеской среды. Тем более, когда монахи, не имеющие нужной богословской подготовки, берутся решать метафизические вопросы, могут произойти досадные ошибки.
Я вспоминаю речь царя Грузии Вахтанга VI, обращенную к монахам, которые занялись правда не богословием, а политикой: "Почему вы не сидите в своих кельях, славя Бога? Почему от вас повсюду брани, ссоры и тревога? Берегитесь, потому что зла наделали вы много".
Далее г-н Зайцев начинает абзац со своей обычной "дуды": "Ошибочность суждения архим. Рафаила...", словно г-н Зайцев боится, что читатель забудет, что моим главным свойством является умение постоянно ошибаться. Он не дает читателю право сделать выбор, а начинает свое доказательство с конца. Хотя г-н Зайцев начал свою статью с призыва корректности в диалоге, даже он показал пример собственной неккоректности.
Когда у человека нет твердых доказательств, то ему остается только одно - подхваливать себя самого и заявлять перед каждой фразой, что он давно доказал не только ошибочность, но и невменяемость своего оппонента. Характерно, что в полемике с православными миссионерами сектанты проявляли такой же прием. Они поднимали дружный крик: "Вот видишь, мы тебе доказали!" И это сектантское "доказали, доказали" без всяких аргументов, кроме апломба и силы легких, слышится в нервозной речи г-на Зайцева.
Раскройте любую энциклопедию, изданную в советское время, и в разделах, относящихся к религии или философскому идеализму, вы увидите, как перед глазами запестрят подобные словечки: ошибочность, невежество, обскурантизм, верхоглядство и т.д. Так что иной раз кажется, что стиль своего языка г-н Зайцев заимствовал из дешевых антирелигиозных брошюр. Обратите внимание, что в античной и древнехристианской литературе диалоги никогда не начинались со слов "мой оппонент ошибается, он недостаточно подготовлен, он не имеет нужных знаний" и т.д. Диспутирующие стороны предпочитали, чтобы их слушатели сами сделали вывод. Уверять, что оппонент плохо подготовлен, а затем получить от него "по носу" - весьма неумно; наоборот, древние и раннехристианские писатели или диалектики в дискуссии и полемике старались не унизить своего противника, не подскакивать вверх с криком: "Я победил!", а показать путем рассуждений ошибки, скрытые в его умозаключениях.
Аргументация включала в себя самый широкий спектр доказательств: исторических, логических, лингвистических и т.д. Начинать предложение со слов "я прав, а ты не прав" считалось признаком недалекого ума и отсутствия элементарного воспитания. Хороший товар не надо громко рекламировать - он говорит сам за себя; а когда товар невысокого качества, то продавец должен по необходимости напрягать голосовые связки.
Затем г-н Зайцев пишет, что моя ошибочность "становится еще более очевидной из крещальной практики древней Церкви". Позвольте спросить г-на Зайцева, а разве крещальная практика не учитывает самого главного - чина Крещения и крещальных молитв? Первые молитвы принадлежат к заклинательным молитвам, т.е. изгнанию демонических сил, которые обитают и властвуют в сердце человека. До Крещения человек, будь-то взрослый или младенец, как не искупленный Голгофской жертвой, принадлежит к царству сатаны. Священник молится, обращаясь к Небесному Отцу: "Изжени из него (желающего креститься) всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его". Сердце - сосредоточие всех духовных сил человека, и в сердце до крещения обитает диавол. Сердце некрещенного - гнездо темных сил. Г-н Зайцев считает, что в сердце автономно пребывает "естественная совесть", не подвергаясь тирании адского змия. Святитель Феофан Затворник, сравнивая крещенного и некрещенного, говорит, что на некрещенного сатана действует изнутри, из его собственной души, а на крещенного - снаружи, через помыслы и страсти. Все крещальные молитвы свидетельствуют о том, что без этого таинства невозможно освободиться от демонической силы и облечься во Христа.
Протестанты учат о том, что дети спасаются по вере общины и их родителей, и отрицают нужность Крещения для детей. Но если бы г-н Зайцев прямо заявил бы, что младенцев крестить не следует, то выявил бы свое неправославие. Поэтому он идет обходным путем: 1) объявляет, что дети спасаются без Крещения; 2) заявляет, что Крещение детей в Древней Церкви было редким исключением; 3) старается доказать, что практика Крещения взрослых доминировала в Византии по крайней мере до X столетия; 4) приводит примеры св. Василия Великого, св. Григория Богослова и св. Григория Нисского, которые крестились в зрелом возрасте, как доказательство того, что людей следует крестить после многолетнего оглашения, а практика Крещения младенцев не имеет под собой фактических оснований. Но что такая практика имеет исторические и канонические свидетельства, г-н Зайцев может прочитать в любом миссионерском противосектантском сборнике. Поэтому я считаю некорректным приводить в дискусии с г-н Зайцевым те доводы и свидетельства из Священного Писания, которые я привел бы в беседе с баптистом.
Господин Зайцев ссылается на то, что в Древней Церкви крестили преимущественно взрослых. Это не вполне верно. Для людей, переходящих из язычества в христианство требовалось знание основных истин христианства. Поэтому в Древней Церкви существовал особый чин оглашенных, т.е. людей, обучающихся главным догматам веры. Но когда крестились все члены семьи, то Таинство Крещения принимали и взрослые и дети, не исключая младенцев.
К тому же, катехизаторские училища, сосредоточенные главным образом в городах, не могли охватить всего количества новообращенных. Младенцев крестили преимущественно в семьях христиан, где на восприемников и родителей ложился долг христианского воспитания и обучения детей. Тогда сама община и семья становились малой катехизаторской школой. В IV веке христианизация народов Римской империи приобретает особый широкий размах, так как она поддерживается государственной властью. Поэтому существуют две параллельные практики: Крещение взрослых и младенцев.
Господин Зайцев пишет: "Это (Крещение взрослых) является еще одним прямым указанием на то, что древние Отцы Церкви не считали, что некрещеные младенцы и, вообще, некрещеные люди неизбежно погибнут, иначе такое их отношение к Крещению можно было бы расценить только как опасную, даже непростительную беспечность".
Господин Зайцев приводит в пример св. Василия Великого и св. Григория Богослова, которые крестились в 30 и 24 годы. Но сам св. Григорий Богослов другого мнения, чем г-н Зайцев об этом предмете. Во время путешествия Григория Богослова из Александрии в Афины на море разразилась буря и кораблю угрожала гибель. Григорий Богослов в эти часы перед лицом смерти больше всего скорбел о том, что он не успел принять святого Крещения. Вот его слова: "Когда же боялись смерти обыкновенной; для меня еще ужаснее была смерть внутренняя. Негостеприимно убийственные воды лишали меня вод очистительных, которыя соединили бы меня с Богом. Об этом проливал я слезы; в этом состояло мое несчастье; об этом я, несчастный, простирая руки, возносил вопли, которые заглушали сильный шум волн, терзал свою одежду и, ниц распростершись, лежал подавленный горестью". <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Т.II. С.353>.
Если бы на этом корабле вместе с свт. Григорием Богословом плыли бы г-н Зайцев или г-н Осипов, то они постарались бы успокоить свт. Григория своей уверенностью в то, что в аду стоит общая купель, и, пока на дне моря "безглазые" рыбы будут пожирать тело Григория, его душу покрестит в преисподней постоянно пребывающий там Христос или Его апостолы. Или же выдвинули бы гипотезу, что свт. Григорий уже покрестился собственными слезами. Но так как г-на Зайцева на корабле не было, то Григорию Богослову приходилось только горько рыдать о возможной погибели своей души без Крещения и горячо просить Господа, чтобы Он спас его для принятия этого Таинтства. Святитель Григорий Богослов далее пишет: "Все плывшие на корабле, забыв о собственном бедствии и, в общем несчастии став благочестивыми, со мной соединяли молитвенные вопли. Столько были они сострадательны к моим мучениям!" <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Тамже. С.354>.
Итак, спутники свт. Григория Богослова, которым угрожала смерть в пучине моря, знали, что его ожидала большая опасность, хуже смерти - разлучение с Богом, и поэтому скорбели больше о нем, чем о себе. Они понимали метафизический ужас: остаться в вечности без Христа, то, чего не может понять г-н Зайцев.
Далее г-н Зайцев пишет: "В отличие от архим. Рафаила, крепко усвоившего католическую идею об абсолютном примате благодати Божией над человеческой свободой, св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы, понимал, что Крещение само по себе, без встречного движения человеческой свободной воли, так и останется не воспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не усвоенным внутренне".
Во-первых, что значит "абсолютный примат благодати Божией над человеческой свободой"? Абсолютный примат, если понимать примат в смысле начала, - православная мысль, потому что всегда благодать Божия вначале пробуждает душу человека, а свободная воля или отзывается на зов благодати или остается чуждой ему. Если же примат понимать как довлеющую силу, то абсолютный примат уже не даст места человеческой свободе, что мы можем увидеть только в крайних уклонах кальвинизма.
Что касается католицизма, то он не содержит подобных утверждений, и любой более менее образованный католик удивится такому дремучему невежеству. Наверное г-н Зайцев спутал некоторые выражения блж. Августина, допущенные в антипелагианской полемике, с общепринятым учением католической церкви. Ни в одном католическом катехизисе подобную чушь не смогут найти ни г-н Зайцев, ни г-н Осипов.
Надо сказать, что у самого блж. Августина есть и другие высказывания о необходимом участии человеческой воли в деле спасения, и приближающиеся к Православию мысли о предопределении. Но главным течением в католицизме, которое затем было принято как официальное, является не августианизм, а томизм, где значительное место уделяется как человеческой воле, так и человеческому разуму. Г-н Зайцев или его учителя приписывают мне то августианизм, то томизм; видимо, они не вникали в этот вопрос, чтобы не замутить свою чистую веру "латинскими хитростями".
Если я действительно разделял бы вздорную теорию об абсолютном примате благодати Божией как отрицании человеческой свободы, то надо было бы назвать меня кальвинистом, но это не произвело бы психологического эффекта, так как с кальвинистами православные страны, в том числе и Россия, соприкасались очень мало. А так как католицизм представлял и представляет реальную опасность, то г-н Зайцев решил наэлектризовать свою аудиторию беспрерывным повторением: "Он - проводник католицизма, он - уста Фомы Аквинского, он - хвост Ансельгейма, он - рога Дункана Скотта. А я, ваш покорный слуга, г-н Зайцев,- защитник самого чистого и древнего Православия. Архим. Рафаил учит вас, что можно спастись одним внешним ритуализмом, без всякого участия совести, наверно потому, что у него самого совесть атрофирована. А я учу о том, что совесть очень хорошее дело, и она у меня на первом месте. Наше главное разногласие в том, что г-н Осипов говорит: можно спастись естественной совестью, а архим. Рафаил возмущается и негодует на это и говорит, что можно спастись без совести".
Господин Зайцев считает, что "св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы, понимал, что Крещение само по себе, без встречного движения человеческой свободной воли, так и останется невоспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не удвоенным внутренне".
Встречное движение человеческой воли подразумевает сознательное участие в Крещении. Свободный выбор Крещения как начало новой жизни подразумевает определенные знания о том, какие дары и блага открывает Крещение для человека, а также какие обязанности берет на себя человек, принимая Крещение. Без участия гномической воли, те способности выбора и решения, встречное действие человеческой воли (его природного хотения) невозможно. Значит, по г-ну Осипову, если его правильно передает г-н Зайцев, Крещение должно совершаться над взрослым человеком, прошедшим курс оглашения, или хотя бы знакомым с начатками веры.
Но, отвергая необходимость Крещения для детей, г-н Зайцев в таком случае может попасть под анафему Карфагенского собора. И хотя эта анафема ему не очень страшна, его удерживает другое, а именно, саморазоблачение в неправославии. Поэтому он должен жонглировать словами, чтобы скрывать под ними свою мысль. Он говорит, что "св. Григорий Богослов, как и все прочие восточные Отцы", учил о встречном движении человеческой воли. Что же говорит св. Григорий Богослов? "...Дождавшись трехлетия, или несколько ранее, или несколько позже, когда дети могут слышать что-нибудь таинственное и отвечать, хотя не понимая совершенно, однако же напечатлевая в уме, должно освящать их души и тела великим Таинством совершения".
Воля - это средство осуществления поставленной цели. Свободная воля требует осознания цели, выбор средств достижения этой цели и деятельное участие человека в достижении того, что он считает благом. Какая встречная воля может быть у двух-трехлетнего ребенка? За него все решили родители с восприемниками, они как бы отдали ему свою волю, вместо его еще непробудившейся гномической воли: дали ему свой разум, вместо его еще нераскрывшегося рассудка; дали свою веру, вместо его еще неопределившейся в душе веры; они являются как бы его представительством перед Богом, обязавшись воспитать своего ребенка в христианстве.
Между тем, двух-трехлетний ребенок может сохранисть некие смутные воспоминания о внешней форме Крещения, но становится ли от этого Крещение ущербным, неполноценным, "невоспринятым Божиим даром, лишь внешним освящением, не усвоенным внутренне"? Св. Григорий Богослов учит иному: двух или трехлетний младенец освящается душой и телом великим Таинством совершения. Само слово "совершение" говорит о законченности и полноте Таинства. Между тем, как г-н Зайцев считает такое Крещение лишь "внешним освящением, не усвоенным внутренне". Что такое "внешнее освящение" понять невозможно, такого освящения нет; может быть внешнее освящение от лампочки, а не от благодати Божией. Благодать или освящает всю личность человека, его душу и тело или не освящает его совсем.
Господин Зайцев пишет: "Если бы мнение, что все некрещенные не имеют никакой надежды, действительно было учением, то на протяжении всей своей истории она устами своих святых свидетелей должна бы буквально трубить во всеуслышание: "Креститесь все немедленно, не откладывайте Крещение ни на мгновение, ибо не знаете, в какой час будете похищены смертью!"
Но об этом свидетельствует св. Григорий Богослов в проповеди на Крещение: "Оградиться им (младенцам) Крещением без сомнения гораздо полезнее, по причине внезапно встречающихся с ними, и никакими способами не предотвращаемых опасностей" <сноска: Творения свт. Григория Богослова. Т.I. С.562> - и далее: "...для тебя немалая опасность, если умрешь, родившись для одного тления, и не облекшись в нетление". Из этих слов видно, что св. Григорий Богослов вовсе не считал Крещение детей необязательным и не питал ложной надежды, как г-н Осипов, на неведомое Церкви посмертное Крещение для тех, кто не принял его при жизни.
Господин Зайцев утверждает, что Крещение младенцев это только "внешнее освящение", но св. Григорий Богослов рассуждает по-иному: "У тебя есть младенец? Не давай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу" <сноска: Там же.>
Похоже, что г-н Зайцев упрекает меня в католицизме для того, чтобы незаметно провести протестантскую мысль о ненужности Крещения младенцев, а так как подобные господа редко говорят прямо, то он подготовляет внимание своих читателей рассуждениями о том, что такое Крещение ущербно, так как ребенок не может встретить его "всречным движением свободной воли" и для младенца оно остается "невоспринятым Божиим даром".
Однако самым важным документом, относящимся к Крещению младенцев, мы считаем постановление Карфагенского собора 418 года, который вошел в число соборов, названных каноническими, постановления которых обязательны для всей Православной Церкви.
"Кто отвергает нужду Крещения малых, новорожденных от матерей утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительского Адамова греха не заимствуют ничего, что надлежало бы омыть банею пакибытия (из чего следовало бы, что образ Крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема. Ибо реченное апостолом: одним человеком грех вошел в мир и грехом смерть: так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим.5, 12) подобает понимать не иначе, разве как всегда понимала кафолическая Церковь, повсюду разлиянная и распространенная. Ибо, по всему правилу веры, и младенцы, никаких грехов сами собою соделовать еще не могущие, крещаются истинно во отпущение грехов, да через новое рождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения" <Правило 124>.
Карфагенский собор устами его Отцов говорит, что отвергающий нужду в Крещении младенцев подлежит анафеме, даже больше,- он уже произносит над таковым анафему. Но г-н Зайцев, по-видимому, считает, что в аду есть комиссия, которая анафемы снимает.
Постановления Вселенских и поместных соборов и правила Святых Отцов, вошедшие в правило Церкви, являются важнейшей частью священного Предания. Вероучительные книги, богослужение и традиции проверяются через сравнение с постановлениями этих соборов; они не могут быть упразднены или заменены другими постановлениями, особенно вероисповедального и вероучительного характера. Если бы мы имели только одно это правило Карфагенского собора о необходимости Крещения младенцев, огражденное анафематизмой против тех, кто его не принимает, то этого было бы достаточно для подтверждения и свидетельства, что таково учение всей Церкви, принявшей в свое законодательство правила Карфагенского собора. Если бы даже некоторые Святые Отцы вошли в разногласие с правилами канонических соборов, то надо было бы отдать предпочтение собору, в данном случае Карфагенскому собору.
Далее г-н Зайцев упрекает меня в "преднамеренной софистике". А именно, он не согласен с тем, что нельзя быть в раю тем, кто не стяжал внутреннего рая в душе и что ветхозаветные праведники, находящиеся в аду, не были в огненной геене вместе с грешниками и злодеями.
Знает ли г-н Зайцев, что означает слово "софистика"? Если да, то почему он отказывает в удовольствии себе и читателям поймать меня в софистике, а только приклеивает это слово как ярлык на спину. Если же это слово остается для него туманным и неопределенным указанием на что-нибудь плохое, то позволю обьяснить или напомнить ему, что софистика - это рассуждение, основанное на сознательно построенных логических ошибках, употребленных для доказательства заранее поставленных целей. Почему-то г-н Зайцев не пытается вскрыть логические ошибки в моих умозаключениях, а сам совершает логическую ошибку, подводя "итог из ничего".
Затем г-н Зайцев пишет о "преднамеренной софистике." А позвольте спросить, какая софистика бывает непреднамеренной, ведь сама по себе она является искусственным приемом - имитацией логики? Привычку ставить оценки, не утруждая себя доказательством, я назвал бы "синдромом старого экзаменатора".
Господин Зайцев упрекает меня, что я пытаюсь решать вопросы, "не исходя из целостного контекста, а с помощью малоубедительных силлогизмов". Слова "малоубедительные силлогизмы", на наш взгляд, представляются малограмотными. Силлогизм - это логическое построение, он может быть правильным и неправильным. Если он правильный, то заключение его истинно, значит он объективно убедителен; если он неправилен, то заключение его ложно, значит о убедительности говорить не приходится. Слово "малоубедительный" может подходить к аргументу, а не к силлогизму как логическому построению. Это такая же филологическая и логическая беспомощность, как если бы сказать "малоубедительный закон".
Почему же г-н Зайцев все-таки не захотел на конкретных примерах показать "неправильность" многих силлогизмов, тем самым не декларировать, а доказать их ложность? Наверно г-н Зайцев считает, что в этом отношении достаточно поверить в его эрудицию или в его честное слово, а не "сушить мозги" аристотелевскими хитростями.
Далее г-н Зайцев продолжает: "А свт. Григорий Богослов, как известно, допускал возможность посмертного спасения через ад или, как он сам выражался, посредством крещения в огне для тех людей, которые умерли вне границ исторической Церкви: "Может быть, они будут там крещены огнем - этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха".
Теперь обратим внимание на то, как г-н Зайцев исходит из "целостного контекста" учения "самого святителя" (Григория Богослова). Св. Григорий Богослов в слове "На святые светы явления Господне" обличает лжеучение раскольника Новата, который произвел великий соблазн в Церкви тем, что считал, что чистота Церкви может быть соблюдена только при вечной анафеме грешников - отсечении от Церкви людей, впавших в тяжелые преступления.
Учением о неисцеленности грехов Новат лишал грешников надежды и приговаривал их к духовной смерти, как бы живыми посылая в ад. Такое учение могло привести грешника только к одному исходу - отчаянию, которое является хулой на Духа Святаго. Последователи Новата считали себя чистыми (катарами) и превзошли в духовной гордыне древних фарисеев; поэтому св. Григорий Богослов на примерах Священного Писания показывает гибельность и демоническую жестокость этого учения, превратившегося в человеконенавистническую секту. Здесь св. Григорий Богослов употребляет свойственную ему гневную иронию, он говорит, обращаясь к Новату: "Как блаженна была бы твоя высокость, если бы она была чиста, а не надменность, дающая законы неисполнимые для человека, и исправление оканчивающая отчаянием!"
Святитель Григорий называет учение раскольничьей секты "человеконенавистничеством Новата". Он продолжает: "Никто из вас (новациан), хотя бы и слишком на себя надеялся, да не дерзнет говорить: "Не прикасайся ко мне, ибо я чист (Ис. 65, 5); и кто чист, как я?" Сообщите и нам такой светлости".
Неужели г-н Зайцев не понимает, что свт. Григорий Богослов не просит у Новата частицу его "чистоты и светлости", а иронически говорит о безумной гордыне этих раскольников. Далее св. Григорий Богослов продолжает: "Докажи мне свою чистоту, и я одобрю твою жестокость. А теперь опасаюсь, не потому ли доказываешь неисцельность, что сам покрыт весь ранами".
Какая участь может постигнуть противника Церкви, безумного гордеца, ерессиарха (имеется в виду нравственная ересь), ввергающего грешника в отчаяние, безнадежность - в этот грех Иуды? Ответ может быть один - вечное отвержение от Христа. Об этом говорит св. Григорий Богослов: "Итак сии (новациане) если хотят, пусть идут нашим путем и Христовым; если же нет, то своим", т.е. путем от Христа, так как основой этого раскола является гордыня - дух сатаны, неисцелимый в вечности.
Святитель Григорий Богослов метафорически говорит о вечных муках, которые ожидают их, с разящей иронией, в которой звучит не насмешка, а скорбь о погибели человеческих душ: может быть, она оставит какой-нибудь след на каменном сердце гордеца. Эта ирония похожа на жало, которым святитель хочет пробудить грешника, погруженного в свои гордые и темные сновидения.
Далее св. Григорий продолжает: "Может быть, они (новациане - архим.Рафаил) будут там крещены огнем - этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поядает вещество как сено, и потребляет легковесность всякого греха. А мы почтим ныне Крещение Христово..."
Надо сказать, что язык св. Григория Богослова - это язык, недосягаемый по своей красоте, не только для современных богослолов, но даже для писателей патристического периода. Но этот язык весьма своеобразный. Святитель Григорий Богослов одновременно мистик, созерцатель и мыслитель. Его язык во многом аллегоричен и метафористичен, причем аллегоричность может сочетаться с глубоким философским проникновением, а метафоричность - с тонкой бесстрастной иронией и таким же бесстрастным гневом мудреца.
Для тех, кто знаком с творениями свт. Григория Богослова, смысл его обличения как предупреждения будет понятен. Но так как г-н Зайцев, судя по его стилю, вряд ли принадлежит к ученикам, хотя бы риторики, св. Григория Богослова, то мы обратимся к святому Иоанну Дамаскину, который во многом основывается на творениях св. Григория Богослова.
Святой Иоанн Дамаскин пишет о восьми видах крещения, в которых выделяет как Таинства только два: церковное Крещение водой и Духом и мученическое - кровью. Остальные имеют преобразовательное или метафористическое значение. Он говорит о "карающем крещении грядущего огня" и пишет о последнем, восьмом крещении следующее: "Восьмое - последнее, не спасительное, но истребляющее порок (ибо порок и грех более не будут иметь места), наказывающее же бесконечно".<сноска: Творения прп. Иоанна Дамаскина. Индрик. 2002 г. С.295>. Это огненные адские муки, которые будут длиться бесконечно. Надо сказать, что св. Василий Великий "огненным крещением" называет испытание в день Страшного  Суда <сноска: Тамже. С.399>.
Если, по мнению г-на Зайцева и его учителей, это "огненное крещение" спасительно и соединит человека с Христом, то Страшный суд превратится в оригеновский суд, окончательную амнистию заключенных, в апокатостасис грешников и демонов.
Далее г-н Зайцев продолжает: "Отметим, что приведенный выше взгляд св. Григория Богослова на посмертную участь некрещенных людей не был в то время каким-то крайним исключением".
Здесь под некрещенными людьми подразумевается ярый враг Церкви Новат, духовный вор и разбойник, похищающий из Церкви человеческие души. Его учение св. Григорий Богослов охарактеризовал как жестокость,- грех, противоположный главной заповеди - любви. И, оказывается, этот человекоубийца, отрицавший прощение падших грешников и этим самым согрешивший больше, чем они все взятые вместе и умерший без всяких признаков покаяния, оказывается получит "новое крещение" в аду и будет в небесной Церкви, где, возможно, подружится с г-ном Зайцевым и его учителями.
Даже католики выдумавшие несуразный догмат о чистилище, т.е. прощении через временную муку как через епитимью, не допустили бы мысли, чтобы Новат попал в чистилище как в переходный пункт к раю, а не в ад. Опровергая учение католиков о чистилище, правосланые апологеты говорили, что огненное мучение не может заставить грешника полюбить Бога, а райская жизнь - это богообщение, основанное на любви. Поэтому грешник, пребывая в муках, ненавидит Бога; наоборот, в огненных муках будет еще более крепнуть ненависть грешника к Богу.
Об этом подробно говорил св. Марк Ефесский - "столп Православия", в своей антикатолической полемике. Трагизм грешника заключается в том, что он не только в аду, но ад - в нем. Он мучается, страдает, но не может переродиться и стать другим существом. Грешник в аду теряет способность любить и делается демоноподобным. А г-да Зайцев и Осипов считают, что, напротив, в адском пламени он может стать ангелоподобным. Сам г-н Осипов пишет, что грех против Духа Святаго, который не прощается ни в этой, ни в будущей жизни, - это сопротивление очевидной истине.
А разве Новат не сопротивлялся очевидной истине до самой своей смерти? Разве не оставался глухим к увещанию Церкви? Разве в сердце его были капли любви, когда он лишал грешников надежды на покаяние, т.е. не поднимал падшего, как милостивый самарин в притче, а наступал на выю его своей ногой? И теперь добрейшие г-да Осипов и Зайцев, от которых предусмотрительно прячется издатель, посылают этого хулителя Духа Святаго через "новое крещение" в рай!
Позвольте мне, перифразируя св. Григория Богослова, сказать: господа, уделите и мне частицу вашей доброты. Почему же тогда, милостивые государи, не послать вам в рай прежде Новата Иуду? Ведь Иуда сказал: "Согрешил, пролил кровь неповинную", т.е. сказал правду; а отчаяние г-н Осипов, кажется, не считает хулой против Духа Святаго, так как говорит, что единственная хула против Духа Святаго - это сознательное сопротивление истине. А г-н Зайцев уточняет это определение, указывая как на истину на лекции г-на Осипова.
Итак, определив хулу на Духа Святаго как сопротивление истине, г-н Зайцев, или по-научному псевдо-Зайцев (если Дионисий и Макарий - "псевдо", то почему Зайцев не "псевдо"? Теперь "псевдо" звучит также престижно, как во французском языке слово "де" перед именем собственным), хочет доказать это своим примером. Он пишет, что взгляд св. Григория Богослова, приведенный выше, т.е. фрагмент, вырванный из контекста, прочитанный глазами г-на Осипова и переданный языком г-на Зайцева, не является исключением, "скорее напротив". Другими словами, под "напротив" надо подразумевать общепринятое учение Церкви.
Г-н Зайцев продолжает: "Например, его современник преп. Ефрем Сирин высказывает даже убежденность, что все умершие младенцы, независимо от того крещены они или нет, получат всю полноту вечного блаженства".
Между тем, в нижеприведенном тексте из надгробных песнопений преп. Ефрема Сирина нет буквально ни одного слова, касающегося некрещенных младенцев, которых, по мнению г-на Зайцева, прп. Ефрем Сирин прировнял к крещенным детям. Но ложь похожа на шило, которое все равно высунется из мешка. Что за логический абсурд? Преподобный Ефрем Сирин говорит о младенцах и детях, а г-н Зайцев, не имея фактического подтверждения, начинает с бойкого утверждения, что прп. Ефрем Сирин подразумевал также некрещенных детей, но умолчал об этом. Таким образом г-н Зайцев берет на себя храбрость "досказывать" прп. Ефрема, вроде того, как одна спиритка в состоянии транса дописала недоконченный Диккенсом рассказ, утверждая, что писала под диктовку Диккенса.
Впрочем, я не думаю, что г-н Зайцев впал в транс, он просто за скудностью аргументаций прибег к подтасовке. Чтобы показать, насколько г-н Зайцев превзошел известного завхоза из "12 стульев", который поминутно краснел, приведем полностью читату из прп. Ефрема Сирина, которую г-н Зайцев с ловкостью рук преподносит своим читателям как неоспоримое доказательство, что некрещенные младенцы становятся святыми.
Преподобный Ефрем пишет: "Хвала Тебе, Боже наш, из уст грудных младенцев и детей, которые, как чистые агнцы в Эдеме, упитываются в Царстве! По сказанному Духом Святым (См. Иез. 34, 14.) пасутся они среди деревьев, и Архангел Гавриил - пастырь сих стад. Выше и прекраснее степень их, нежели девственников и святых; они - чада Божии, питомцы Духа Святаго. Они - сообщники горних, друзья сынов света, обитатели чистой земли, далекие от земли проклятий. В тот день, когда услышат они глас Сына Божия, возрадуются и возвеселятся кости их, преклонит главу свою свобода, которая не успела еще возмутить дух их. Кратки были дни их на земле; но блюдется жизнь им в Эдеме; и родителям их всего желательнее приблизиться к их обителям".
Читатель может убедиться, что прп. Ефрем Сирин в поэтической и, надо сказать, несколько гиперболической форме, что допускается в поэзии, говорит как раз о участи крещенных младенцев. Эта цитата взята из надгробных песнопений, написанных в форме религиозных эллегий.
Но давайте предположим, а вернее условно примем точку зрения г-на Зайцева о том, что прп. Ефрим Сирин уверен "в полноте вечного блаженства" как крещенных, так и некрещенных младенцев. Что же получается: Крещение для младенцев безразлично, крещенный с некрещенным в одном стаде, где их пастырь - Архангел Гавриил. Значит Крещение младенцев ничего не дает им, и, напротив, первородный грех, не смытый водой Крещения, ничего у них не отнимает. Если это так, то прп. Ефрим становится в этом вопросе предтечей протестантов всех толков. Но затем идет нечто чудовищное: "...выше и прекраснее степень их, нежели девственников и святых"!
Такая интерпретация г-ном Зайцевым песнопений прп. Ефрема Сирина объективно становится, хотят этого или не хотят г-да Осипов и Зайцев (я уверен, что не хотят), апологией детоубийства. Аборт из гнусного и мерзского греха, который убивает тело и оставляет невозрожденной душу, лишает младенца земной жизни и омрачает его вечное бытие неискупленным первородным грехом, становится неслыханным в Церкви способом сделать душу убитого эмбриона или плода выше, чем у святых в раю, то есть выше подвижников - этих добровольных мучеников; страдальцев, избравших пытки и смерть ради верности Христу; святителей, доблестно защищавших Православие от еретиков.
Значит мать-убийца, которую в народе называют душегубицей, в представлении г-на Зайцева и его учителей становится производительницей святых, которые выше всех обитателей неба, следовательно аборт является самой большой милостью для ребенка. Если бы он остался живым, то перед ним лежало бы два пути, и неизвестно, который бы он избрал: если бы даже он избрал путь Христов и стал бы святым, то не достиг бы такой степени блаженства, как если бы он умер после рождения некрещенным или его обрекла бы еще во чреве на смерть собственная мать.
И эта апология аборта преподносится нам как истинное Православие, как мнение Святых Отцов; иначе зачем бы цитировал г-н Зайцев песнопения прп. Ефрема Сирина в своей интерпретации? Вообще надо сказать, что гимнография имеет свой особый язык образов, символов, аллегорий, гипербол и метафор, и эти особенности языка надо иметь в виду. Но г-н Зайцев прямо приписывает прп.Ефрему дикую мысль, которая должна была бы перевернуть все наше представление о сотериологии. Святитель Иоанн Златоуст в проповеди, касающейся вифлеемских младенцев, выражает мысль, что степень их святости меньше, чем у тех, кто совершили подвиг добровольно и сознательно, хотя они объективно являются мучениками ради Христа и прославляются Церковью.
У прп. Ефрема Сирина написано о умерших младенцах, как о "питомцах Духа Святого" - это уже говорит о Таинстве Крещения. Но г-да Осипов и Зайцев считают, что и в аду можно "напитаться" Духом Святым. Далее г-н Зайцев продолжает: "Лишь исходя из уверенности большинства Св.Отцов, что и спастись и погибнуть человек может только добровольно, и можно объяснить столь спокойное отношение древней Церкви к крещению младенцев - как к чему-то не совсем обязательному".
Убеждение в том, что человек, не исключая младенческого возраста, может получить дары благодати: искупление и освящение, усвоить Голгофскую жертву и стать членом Церкви только через Таинства - это вера всей Церкви. Кто отрицает необходимость Таинств Церкви для спасения, тот попадает под анафему, которая находится в богослужебном чине в Неделю Православия. Если существовало отклонение от правила, то это было явлением, с которым боролась Церковь. Святые Отцы единодушно призывали не отлагать Крещение.
Приведу пример из жизни Российской Церкви последних веков. Как известно, цель Литургии - Причащение верующих. Следовательно, когда совершается Литургия, Церковь благословляет своих чад принимать великое Таинство Причастия. Однако на деле происходит нечто другое - безобразное и дикое: священники без всякого основания не допускают христиан до Причастия под различными предлогами. Они говорят: нельзя часто причащаться, а то потеряешь благоговение к святыне; теперь не время поста, чтобы причаститься и т.д. И это очевидная нелепость, очевидная, потому что Св.Отцы призывают к частому, по возможности постоянному Причастию. И эта нелепость, на которую мало обращает внимание иерархия, стала тоже своеобразным обычаем.
Но можно ли назвать болезнь традицией? Традиция - это связь с прошлым, а дурной обычай - уклонение от традиции. Поэтому нашим ориентиром являются постановления соборов, а не их исполнения. Если в Византийской империи мы видим Крещение взрослых, то это можно объяснить отчасти потому, что византийские миссионеры христианизировали огромное пространство не только в границах империи, но и в прилегающих к ней регионах. А Крещение младенцев производится в семьях христиан, где младенцы имеют уже своими первыми учителями родителей и восприемников.
Однако в данном случае мы говорим о другом: Святые Отцы, иерархи Церкви исправляли и должны исправлять обычаи по образцу церковного Предания, а не относиться к обычаям, как ко второй параллельной традиции, и тем более пытаться доказать что-либо на этом основании. В Болгарии существовал обычай: через некоторое время после погребения раскапывать могилу и одевать на череп освященную шапочку - скуфейку. Может ли этот обычай явиться горючим материалом для богословских вдохновений современных модернистов?
Далее г-н Зайцев продолжает: "С точки зрения архим. Рафаила, глубоко усвоившего чисто католическое понимание греха и спасения, практика многолетней подготовки к Крещению, рассчитанная на сознательное и свободное усвоение благодатного дара, может быть расценена только как абсурдное недоразумение".
Чтобы глубоко усвоить "чисто католическое понимание греха и спасения", нужно иметь, по крайней мере, звание магистра католической теологии, так как понятие греха и спасения это две кардинальные точки, через которые проходит вся ось сотериологии. Г-н Зайцев то с удивлением спрашивает, из какого леса я пришел; то говорит, что я глубоко понял и усвоил все тонкости католического богословия и его проблематики; то я невежда и неуч, с которым и говорить не стоит; то я опасный католический теолог, и поэтому г-н Зайцев бьет вовсю в набат, как били в колокол в Звенигороде при приближении татар.
Господин Зайцев уверен, что я считаю абсурдом "практику многолетней подготовки к Крещению, расчитанную на сознательное и свободное усвоение благодатного дара". Напротив, я считаю катехизацию не только до Крещения, но и после Крещения весьма нужной для христианина, но включаю в эту катехизацию обязательное посещение богослужений, а также самообразование в семье, а если возможно, в школе и в других учебных заведениях.
Я считаю катехизацию после Крещения даже еще более нужной для человека, так как сохранить благодать труднее, чем ее получить, хотя и не отрицаю того, что "богословский минимум", необходимый для спасения и осознания себя христианином, каждый человек может получить в храме, регулярно посещая хотя бы воскресные богослужения и слушая проповеди священника.
Но можете ли вы, г-н Зайцев и ваши друзья, отказавшись от религиозной "маниловщины", практически решить вопрос об открытии такой широкой сети духовных училищ, которая охватила бы всю страну, каждую деревню, каждый поселок? Пока что ваш план всеобщей катехизации остается только пожеланием и декларацией. Что вы прикажете сделать до этого: прекратить Крещение людей, не прошедших "многолетней подготовки к Крещению, рассчитанной на сознательное и свободное усвоение благодатного дара", т.е. практически навсегда лишить большинства населения страны возможности исполнить эти условия и, значит, остаться вне христианства? Может быть, вы разрешите довольствоваться им теми знаниями, которое дает Символ веры, храмовое богослужение, а также церковная литература, ставшая в настоящее время доступной?
Что касается утверждения, что Крещение ничего не дает младенцам, то это глубоко неправославная и неправильная мысль, осужденная, как уже было отмечено, Карфагенским собором, который г-н Зайцев с присущим ему остроумием хочет представить как западный, т.е. католический собор. Он не только повторяет, как Сципион: "Карфаген должен быть разрушен", но хочет, чтобы даже камни Карфагена - постановления собора - были бы брошены в море - преданы забвению.
Дорогой г-н Зайцев, вы родились человеком, не лишенным разума, даже способности широкого маневрирования им. Но предположите, что вы могли бы родиться с болезнью Дауна или глухонемым и слепым, тогда, по вашему же мнению, вас не надо было бы крестить, так как вы не могли умом понять и оценить Таинство Крещения (как будто самый великий философ может своим умом постигнуть и объять эту тайну!), и вас, не покрестив на земле, отправили бы креститься в ад.
Господин Зайцев, а разве в апостольские и постапостольские времена женщины, рабы и дети имели возможность проходить катехизаторские курсы или их крестили по их вере? А разве апостол Филипп потребовал у эфиопского вельможи предварительного обучения, или, преподав ему краткие сведения о том, что пророчество исполнилось в Лице Христа, тотчас крестил его?
Господин Зайцев упрекает меня в том, что я не признаю значения разума в приготовлении к Крещению, хотя это совсем не так. А я могу сказать, что г-н Осипов и г-н Зайцев сводят фактически на нет значения веры в деле спасения, заменяя ее посмертной очевидностью. Г-н Зайцев считает, что Крещение ничего не дает ребенку, а может только дать в будущем, и то при определенных условиях. А я считаю такой взгляд плоским и пошлым.
Ребенок получает очищение от первородного греха, из его сердца изгоняется свивший там гнездо темный дух. Ребенок рождается в новую жизнь, благодать освящает его душу и тело. А г-н Зайцев мыслит так, как будто он не верит ни в первородный грех, ни в демонические силы. Это рационалистическая вульгаризация религии.
Неспроста г-н Осипов не может или не хочет понять смысла и значения слова "мистика" и требует, чтобы оно было изъято из православного обихода. Господин Зайцев, спросите у любого священнослужителя, существует ли различие между крещеными и некрещеными младенцами, наблюдал ли он разницу в их поведении, хотя бы внешне? И вам ответят, что в тех детях, которые крещены и часто причащаются, чувствуется благодать Божия и какой-то особый мир; в день Причастия их лица принимают ангельское выражение, даже взгляд у них особый - ясный и проникновенный, как будто они видят то, чего не видим мы.
А у некрещеных детей или тех, кого редко приводят в церковь, наблюдается раздражительность, духовная дикость, чувствуется, что какая-то сила беспокоит их в храме. Говорить, что благодать Божия не действует в детях, забыть слова Христа: не препятствуйте детям приходить ко мне, это значит стать одним из тех фарисеев, которые не допускали детей славить Христа во время входа в Иерусалим, прикрываясь такими же рассуждениями, которые приводят г-н Осипов и г-н Зайцев, - что могут понять дети? Неужели они не слышат ответ для себя в словах Спасителя: Славлю Тебя, Отче,... что Ты утаил это от мудрых и разумных и открыл младенцам.(Лк. 10, 21).
Господин Зайцев считает, что "сознательное усвоение благодатного дара" я расцениваю как "абсурдное недоразумение". Я уже ответил, могу только добавить, что я не употребляю таких словосочетаний, как "абсурдное недоразумение" или "синяя синева".
Далее г-н Зайцев продолжает: "Поэтому не удивительно, что он (архим. Рафаил) был столь возмущен самой мыслью, что вечная погибель человека возможна только при свободном согласии самого человека".
Я возмущаюсь неправославными воззрениями г-на Зайцева и его учителей, которые преподносят свои богословские "открытия" как православное учение. А что касается "обвинения", представленного мне, то отвечу: я верю, что человек наказывается вечной мукой за свои личные нераскаянные грехи или, если угодно, за проявления первородного греха, с которым согласна его воля. Однако с одной младенческой невинностью при неочищенном в Таинстве Крещения первородном грехе душа остается неспособной к богообщению - к вечной жизни в Боге.
Это не моя личная вера, не мое частное мнение, не богословский теологумен, а вера Церкви, подтвержденная авторитетом таких отцов, как св. Афанасий Александрийский, св. Григорий Богослов, св. Кирилл Александрийский и другие. Еще раз повторю, что Карфагенский собор (IV в.) навсегда утвердил как церковный догмат учение о том, что ни взрослые ни грудные младенцы без Крещения не могут спастись.
Господа Осипов и Зайцев подталкивают мысль своих читателей, а первый - и учеников, к тому, что Крещение детей ничего не дает для них; они допускают, что со временем человек, придя в возраст, может "раздуть" искру благодати, которая не светит и не греет душу младенца, а дожидается того возраста, когда человек может осознать значение Крещения. Мысль о том, что благодать Божия, полученная в Крещении, никогда не остается потенцией (именно это слово употребляет г-н Зайцев), а действует с момента Крещения, г-н Зайцев со своими учителями считает католической, и поэтому г-н Зайцев, указывая в мою сторону пальцем, заявляет безапелляционным тоном, как председатель духовного трибунала: "Он католик".
Все-таки я прошу во время этого трибунала выслушать голос в мою защиту от св. Феофана Затворника. В книге "Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться" он пишет: "Мы Крещение получаем во младенчестве, и хоть не знаем что творится с нами, но благодать тем не менее сочетается с нами и тогда же начинает действовать в нас, помимо нашего сознания, по единой благости Божией, веры ради восприемников и родителей. Приходя в возраст, мы не можем хорошо различить в себе что у нас от естества и что от благодати, которая с самого Крещения не оставалась праздною (бездеятельною, как думают г-да Осипоов и Зайцев) а действовала свойственным ей образом".
Цитирую далее: "Пришедши в возраст и видя в себе добрые стороны, мы нередко тщеславимся тем или другие - нами, приписывая то себе самим, между тем, как все доброе, что есть в нас надо относить к благодати Божией, которая и все естественное в нас переделывает и многое дает прямо от себя. Благодать действует в нас с малолетства сокровенно. Ее подновляют в нас Причащением Святых Таин Тела и Крови (надо сказаать, что католики не причащают младенцев и даже детей до семилетнего возраста, а иногда и позже; так как г-да Осипов и Зайцев считают, что Таинства без встречного действия свободной воли человека недействительны, то они должны отрицать необходимость Причащения младенцев, т.е. в этом пункте они солидарны с католиками - А.Р.). Среда же, в коей мы растем, если она верующа и благочестна, дает простор действию ея в нас чрез христианское воспитание. И выходим мы из детства и отрочества при сих условиях совсем не то, чем выходят те, которые некрещены".
Значит, по мнению господ Осипова и Зайцева, св. Феофан Затворник, крупнейший из патрологов XIX столетия (а тем более XX!), бескомпромиссный борец с католицизмом, оказался завзятым католиком. Я хотел бы быть таким же "католиком", как св. Феофан Затворник, больше, чем таким православным, как г-да Осиповы, Зайцевы, Блюмы, Алфеевы и, как сказал Некрасов, "целая рать - не сочтешь".
Господа Зайцевы, сломав ориентиры вероисповедальных и символических книг, пустились в море патристики, а оказались в океане фантастики. Эти новые колумбы нашли вместо Америки другой материк, называемый "Псевдоляндией".
Господин Зайцев (и псевдо-Зайцев), в сущности, отвергает необходимость Крещения младенцев. Он пишет: "В случае Крещения младенцев благодать подается в священнодействии потенциально в состоянии возможности. ...Благодать Крещения не действует на младенцев сама по себе, помимо их свободного произволения, которое еще не проявлено".
Кому же нам верить: св. Феофану Затворнику, экзегету, истолковавшему все послания ап. Павла, давшему возможность великим византийским Отцам и не только византийским, заговорить на русском языке в пяти томах "Добротолюбия", эрудиту, ученому и подвижнику, принявшему один из труднейших аскетических подвигов - затворничество; или же г-ну Осипову со своими учениками зайцевыми? Что же, г-н Осипов для нас является своеобразным барометром, показывающим, насколько можно в наше время жонглировать цитатами из Святых Отцов для доказательства неправославия и насколько индифферентна среда, которая допускает это.
Господин Зайцев далее продолжает: "Не случайно, что в своем обосновании почти всеобщей погибели человечества он (архим. Рафаил) доходит до странного и страшного, совсем в духе Кальвина, заключения, что "все объективные причины", из-за которых большая часть людей не имеет возможноти познать на земле Христа, "сводятся к одной субъективной причине - неспособности людей поверить во Христа как Бога и Спасителя ни при каких обстоятельствах и внешних ситуациях".
Однако г-н Зайцев вряд ли понимает, в чем заключается главная ложь кальвинизма, доходящая действительно до странной и страшной нелепицы, а именно, Кальвин видит в Боге первопричину, обуславливающую погибель людей. Но, похоже, что г-н Зайцев не понял одну существенную разницу между предопределением и предвидением в кальвинистическом и православном понимании этих слов.
Очень жаль, что г-н Осипов не исправил своего ученика в таком важном и принципиальном вопросе, или, может быть, ученик отвлекся во время лекций г-на Осипова и прослушал его объяснения. Кальвин отнимает у человека гномическую волю - возможность выбора, заменяя это волюнтаристическим благоволением или неблаговолением (со строны Бога). Здесь человек детерминизирован; он как нравственная монада превращается в фикцию. Бог предопределяет, а в зависимости от предопределения действует Божественный помысл и предвидение. Этим предопределением человек еще до рождения фатально обречен на спасение или погибель.
Православное учение совсем другое: Бог - вневременен и внепространственен. Он созерцает будущее, прошедшее и настоящее как бы в едином поле. Господь - всеведущ, поэтому Он обладает совершенным видением того, как человек распорядится своей свободной волей - свойством, неотъемлимым от человека, а в зависимости от предвидения действует промысл Божий.
Здесь спасение и гибель души не является следствием предопределения, а само предопределенние вовсе не стесняет свободной воли, решений и действий человека. Преподобный Иоанн Дамаскин (которого должен был читать г-н Зайцев, так как цитировал его) приводит такой пример: человек видит, как конь несется к обрыву, он знает, что конь сорвется и упадет вниз, но падение коня не зависит от предвидения человека. Бог предвидит будущее человека, но это предвидение идет как бы параллельно свободной воле и деятельности человека, не детерминизируя его.
Господин Зайцев даже не сообразил, а рецезенты его не поправили, что субъективных причин, о которых я писал, в кальвинистической сотериологии вообще не существует: Бог по неизвестным причинам с момента творения души уже отвергает или принимает ее. Если г-н Зайцев ссылается на то, чего не знает, то это "грехи молодости", а если сознательно искажает позицию своего оппонента, то это - "грехи старости", долголетние грехи. Как же г-н Зайцев думает, что язычники могут спастись "естественной совестью", когда у человека, называющего себя христианином, она не всегда срабатывает?
Господин Зайцев, когда ему нечего сказать по существу, для того, чтобы обойти неприятные для него полемические моменты, отделывается броскими фразами, которые, в сущности, ни о чем не говорят: "малоубедительный силлогизм", "преднамеренная софистика" и т.д. Не лучше было бы г-ну Зайцеву, не забегая вперед, разобрать по конструкциям мои силлогизмы и показать перед читателями их порочность; не более убедительно было бы г-ну Зайцеву указать конкретно на ошибки моей софистики? Но он или считает это трудом ниже его достоинства, или убедился, что самоуверенный тон и повторение одного и того же чуть ли не на каждой странице, вроде вбиваемых в голову гвоздей, является лучшим из аргументов, на которые он способен.
Я повторяю: софистика - это подделка под логику, где незаметно нарушаются элементарные законы самого логического мышления и благодаря словесным манипуляциям, желаемое для полемиста утверждение, даже абсурдное, выглядит внешне доказанным. Почему же г-ну Зайцеву и его учителям на основании логических законов, посредством построения им правильных силлогизмов, не уличить меня в противоречиях? Тогда сами читатели смогут сделать вывод, с которым поспешил г-н Зайцев. Он постоянно забывает, что вывод - это окончание анализа и синтеза, вообще любых умозаключеий; итог - это как бы логическая точка. Г-н Зайцев часто не кончает, а начинает свое предложение точкой. Вот пример простого силлогизма, можно сказать, азбучного уровня:
1. До пришествия Христа на землю и Его искупительной жертвы и Воскресения души умерших праведников сходили во ад.
2.Праведники не были наказаны муками, а пребывали в ожидании Христа.
Итог: в аду есть место, лишенное мучений.
Другой силлогизм:
1.Невозможна вечная жизнь в раю тем, кто не имеет внутреннего рая в своем сердце (благодати Духа Святаго), т.к. рай - это единение с Богом.
2. У грешника, неискупленного Кровью Христа, живет в сердце неисцеленный грех (прародительский и личный), препятствующий единению с Богом.
Итог: Грешник не может быть в раю, так как он лишен способности богообщения, которое осуществляется через благодать Духа Святого.
Разумеется, богословие доказывается не логикой, а церковным преданием, но поскольку г-н Зайцев обвиняет меня в софистике, т.е. в аллогизмах, то мне пришлось предложить ему обосновать свои утверждения на этой же гностической плоскости, хотя бы в "буквальной форме".
Далее г-н Зайцев продолжает: "Но суждения Отцов о "последних вещах" сводятся, главным образом, именно к свободе разумного существа сказать своему Создателю не только "да", но и "нет". "Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем даст блага, ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приготовлял себя воспринимающим".
Слова о "последних вещах", хотя они взяты в кавычки, не совсем понятны. Мы знаем другое выражение: "последние события", "последняя участь". Судя по контексту, г-н Зайцев подразумевает здесь загробную участь человека и от имени Святых Отцов, представителем которых он почему-то считает себя, заявляет, что загробное существование души эти Отцы якобы сводят в своих суждениях к свободе разумного существа сказать своему создателю не только "да", но и "нет". Другим словами, грешники могут всегда освободиться от вечных мук, если они скажут благодати Божией "да", или остаться в муках, если только захотят этого сами.
Здесь явно путаются два понятия, - путаются злостно и настойчиво: земная жизнь грешника и его посмертная участь, которая зависит не от его желания, а от его грехов. На самом деле грешник говорит "да" или "нет" искушениям в его земной жизни. Здесь гномическая воля делает выбор между добром и злом, правдой и ложью, добродетелью и грехом, благодатью и страстями, Богом и сатаной. Здесь свободная человеческая воля находится в состоянии постоянной возможности выбора мотивов и решений, но после смерти начинается другой процесс - раскрытие того нравственного потенциала, который собрал человек. Здесь грешнику может помочь только сила со стороны - сила молитв и милостыня, и то при условии веры во Иисуса Христа, покаяния в грехах и добрых дел, которые он успел совершить до смерти.
Господин Зайцев передергивает карты так, что получается, что грешник сам хочет адских наказаний, сам желает пребывать в геенском пламени. Эта мысль похожа на бред. Впрочем, приведу пример, чтобы абсурдность новой концепции стала бы для читателей яснее: человек совершил преступление, он знал на что идет, но гнев или похоть победили чувство совести и долга; его присудили к наказанию, скажем, к сечению кнутом и ссылке на каторгу. Можно ли сказать, что он пребывает на каторге потому, что хочет этого или получает удары кнута, так как отказывается сказать "нет"? Напротив, до преступления у него был выбор, после преступления - необходимость терпеть наказание.
После смерти нераскаянные грешники будут детерминизированы собственным грехом, а г-н Зайцев утверждает, что они могут принести покаяние в аду, как люди на земле приносят покаяние в храме. Если г-да модернисты договорились до того, что в аду может быть Крещение, произведенное руками апостолов, то почему бы им не поставить в преисподней аналой с требником, чтобы любой грешник в любой миг мог бы исповедаться, получить прощение и затем выйти из ада. Интересно, г-н Зайцев верит ли вообще в реальное существование ада и сатаны, или для него это только образы средневекового католичества?
Далее г-н Зайцев приводит цитату из св. Иоанна Дамаскина, где содержится мысль о том, что Бог представляет всегда блага, а диавол - ложные блага, но за человеком остается возможность принять или не принять их. В будущей жизни человек получает от Бога блага настолько, насколько он способен усвоить эти блага, т.е. благодать Божию, буквально по цитате "насколько сам приуготовил себя".
Господин Зайцев утверждает, что младенцы получают благодать потенциально, как внешнюю печать, и актуализируется она впоследствии, в зависимости от свободных человеческих усилий. То есть в зависимости от свободных человеческих усилий крещенская благодать, которая сама по себе как нетварная энергия Божества совершенна и неизменна, либо раскрывается в человеке, "воссиявает" в нем, либо утрачиается им и "гаснет".
Разумеется благодать Крещения является нетварной энергией Божества, но г-н Зайцев и его учителя забывают о том что нетварная Божественная энергия, имманентная миру, это не "безликая" сила, а действие, свойство, атрибуты Божества, и поэтому в душе человека она производит различные целенаправленные действия, дает человеку различные дары, и в каждом Таинстве осуществляет определенный Божественный замысел. Поэтому каждое Таинство имеет свое предназначение и, если можно так сказать, свою специфику, иначе существовало бы не семь Таинств, а одно.
В силу того, что благодать одна "совершенна и неизменна", слова "утрачивается" и "гаснет" могут быть терпимы как метафоры, но на самом деле благодать, полученная при Крещении, навсегда остается в душе человека, ее невозможно уничтожить и искоренить, хотя бы человек даже отрекся от Христа, поэтому Таинство Крещения не повторяется. Но на Страшном суде эта благодать будет обличать вероотступлников и злодеев, поэтому христиане на Страшном суде будут обвинены и осуждены более строго, чем те, кто не получил Крещение.
Господин Зайцев приводит цитату из "Слова" прп. Симеона Богослова: "...Крещеные младенцами не чувствуют освящения, получаемого в Крещении, потому что такое чувство освящения есть умное дело, а младенцы еще не совершенны умом, чтобы уразуметь принятую благодать. Почему с продолжением времени они мало-помалу изменяются и переходят на сторону худа; и благодать Св. Крещения в иных погасает и совсем теряется, а иных сохраняется малая ее искра, из которой потом великая сия милость опять в них воспламеняется, если прибегнут к духовным отцам и покаются, как мы сказали, примут оглашение, восстановят веру, как следует, и возуповают на Бога".
Господин Зайцев, видимо, желает доказать, что прп. Симеон Богослов считает Крещение младенцев ущербным, но почему-то не доканчивает цитату, поэтому мы продолжаем: "В таковых скоро опять возгарается Божия благодать и явные дает о себе свидетельства. После этого, если они с усердием и ревностью станут подкладывать под нее рукояти (связки дров) смиренномудрия и милостивости, то в них возгорится пламя великое и просветит даже окружающих их, смиренномудрия, - помышлений и чувств, что испытываемое ими не есть плод их собственных усилий, а дар Божией милостивости, убеждаясь, что сподобленный такой милости должен и сам быть милостлив и действительно являл ее ко всем другим".
В другом месте прп. Симеон Богослов пишет еще более определенно, как будто отвечет г-дам Осипову и Зайцеву на их бесцеремонную маницпуляцию его именем: "Я верую, - пишет он в 4-ом Послании, - что младенцы, крещенные Святым Духом, освящаются и сохраняяются и, совершенно освобожденные от насилия диавола и запечатленные знамением животворного Креста, являются овцами духовного стада Христова и Его избранными агнцами".
Архиепископ Василий (Кривошеин), которого г-да Осипов и Зайцев считают величайшим патрологом XX столетия (за то, что он покритиковал "Догматические послания восточных патриархов"), пишет: "Он (Симеон Новый Богослов) полостью признает действительность и действенность крещения младенцев". <сноска: Архиепископ Василий (Кривошеин). Преподобный Симеон Новый Богослов. 1996 г. Нижний Новогород. С.158>.
Господин Зайцев пишет: "Как видим, благодать Крещения не действует на младенцев сама по себе, помимо их свободного произволения, которые еще не проявлены". Господин Зайцев цитирует также Игнатия (Брянчанинова): "Без такого приготовления какая может быть польза от Крещения? Какая может быть польза от Крещения, когда мы, принимая его в возрасте, нисколько не понимаем его значения? Какая может быть польза от Крещения, когда мы, принимая его в младенчестве, остаемся в полном неведении о том, что мы приняли?" <сноска: Святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. Т.2. 1993г. С.391>.
Здесь свт. Игнатий (Брянчанинов) вовсе не отрицает действенность Крещения младенцев, а говорит о том, что человек, принявший крещение в совершенном возрасте или во младенчестве, но затем возросши годами может по своему нерадению так и остаться в неведении о том, что он принял от Крещения как сакраментального акта. Однако, по мысли святого Игнатия (Брянчанинова), понять Крещение - это прежде всего понять свою греховность, свое падшее, растленное естество, увидеть, как мы далеки от Бога и что без благодати Божией мы не можем творить добро. Понять Крещение - это увидеть, от какой страшной беды ада, вечной смерти и демонского владычества, искупил нас своей Крестной жертвой Господь.
Господин Зайцев предусмотрительно не продолжил цитаты, и нам придется сделать это за него, чтобы понять, о чем говорит святой Игнатий: "Между тем мы приняли неоцененный Дар, приняли на себя страшное обязательство; ответственность по этому обязательству также неизмерима и бесконечна, как незрим и бесконечен Дар.
Какая может быть польза от Крещения, когда мы не понимаем нашего падения, даже не признаем, что наше естество находится в состоянии горестнейшего падения? Когда мы считаем изящным и благоугодным добром непотребное добро падшего естества? Когда мы стремимся с упорством делать это добро, не примечая того, что оно только питает и растит в нас наше самолюбие, только удаляет нас более и более от Бога, только упрочивает, печатлеет наше падение и отпадение? Какая может быть польза от крещения, когда мы не считаем грехами даже смертные грехи, например, прелюбодеяние со всеми его страстями, а называем их наслаждением жизнью? Когда вполне пренебрегаем деятельностью по законам обновленннгого есетства, осыпаем ее хулами и насмешками?"
Господин Зайцев хочет показать, что учение о Крещении младенцев - это католический импорт и даже приводит термин на латинском языке, что, по его мнению, также должно воздействовать на читателей, как перечисление латинских глаголов знаменитым Остапом Бендером. Он оказывает непомерную честь католицизму, когда заявляет, что практика Крещения младенцев, утвержденная во всем православном мире, не что иное, как победа католицизма над якобы единственно православной традицией - крестить только взрослых. То г-н Зайцев ссылается на прп. Симеона Нового Богослова как на авторитет, то, оказывается, Симеон Новый Богослов сам находится в русле католической традиции в вопросе о Крещении младенцев!. Он неоднократно хочет уверить читателя, что "хотя в древней Церкви Крещение детей не отвергалось, как это делается у баптистов, но было все же, скорее, исключением, нежели правилом".
О том, какие правила существовали в Византийской Церкви, как впрочем и во всех православных Церквях, мы считаем лучшим свидетелем, чем г-н Зайцев, знаменитого канониста Матфея Властаря, автора "Алфавитной синтагмы" - настольной книги для духовенства. Вот что он пишет: "Ибо хотя младенцы, по несовершенству естества, и не имеют разумного сознания, но по вере приносящих их, получают просвещение Духа, сие ясно показал Господь, когда ради веры других, многих, лишенных здравого ума по причине болезней, освобождал не только от тяжкого телесного недуга, но и душевного. Итак, и младенцев должно крестить во оставление грехов; а того, кто не так мыслит и делает, а думает, что образ Крещения во остановление грехов по отношению к младенцам ложен, а не истинен, - присуждают к анафеме". <сноска: Алфавитная синтагма. М.Властарь. М. 1996 г. С.94>.
Итак, анафема Карфагенского собора, как клинок гильотины, висит над головой тех, кто старается прямо или косвенно отвергнуть необходимость Крещения младенцев. Г-н Зайцев сохраняет при этом не только спокойствие духа, но даже оптимизм. Святой Петр Дамаскин считает одним из главных духовных видений видение глубокого падения человеческого естества; возможно г-н Зайцев и его учителя считают это бесцельной и досадной порчей настроения. Если г-н Зайцев убежден, что злейший враг Церкви Новат может спастись через огненное крещение, то, разумеется, чем хуже Новата некрещеные младенцы? Но дело в том, что ключи от рая Господь дал апостолу Петру и прочим апостолам, а не господам модернистам. И все-таки внимательный читатель может увидеть и почувствовать, что все разговоры о спасении некрещенных младенцев - это баптистская докторина с несколькими вынужденными реверансами в сторону Православия.
Главу г-н Зайцев заканчивает словами: "Из сказанного очевидно..." т.е. его обычным "персидским "ура"". Вспоминается совет студентам, сдающим экзамены: "Если не знаешь что сказать, то по крайней мере говори уверенно".

Глава XI. Что такое хула на Духа Святаго?
Осипов считает единственной хулой против Духа Святаго только "сознательное, упорное и нераскаянное противление очевидной истине (которая) не простится ни в этом веке ни в будущем". А разве грех неведения для значительного большинства людей не носит в себе начального сознательного сопротивления истине, разве большинство неверующих людей не испытывало в своей жизни действия предваряющей благодати, которая, как огонь, испытывала их душу, как свет, открывала перед ними хотя бы на мгновенье глубины нового духовного бытия; разве они не переживали мистическое чувство присутствия высшей силы?
И что же: последовали они этому таинственному голосу, прозвучавшему в их душе? К своему несчастью, они вполне сознательно отвратились от духовного опыта, данного им, противостали благодати, закрыли свои уши, как убийцы апостола Стефана, чтобы не услышать его молитвы, и вновь погрузились в привычную для них темную стихию страстей. Поэтому преподобный Марк Подвижник писал о том, что "неведение, забвение и неразумие является началом грехов".
Господин Осипов хочет подойти к греху рационалистически, а грех, живущий в людях, имеет под собой мистику ада как тайная любовь к сатане. Господин Осипов игнорирует или отрицает другие виды хулы на Духа Святаго, а именно, отчаяние, ложное упование на милосердие Божие, когда грешник считает, что Господь простит его без покаяния и исправления жизни, и, тем самым соединив свою душу с грехом, лишается возможности богообщения. Например, грешник поверил, что в аду он сам выберет себе место, а если захочет, то может покинуть ад по одному своему желанию; при этом ад представляется ему, как сериал картин ужасов, когда ему надоест это зрелище, он может выключить телевизор и спокойно пойти спать.
Господин Осипов игнорирует такой вид хулы на Духа Святаго, как духовная гордость, при которой человек считает, что он может спастись без Бога, без помощи благодати, без Таинств и молитв Церкви,- одними силами человеческой природы и своими личными достоинствами. Почему об этих грехах не упоминает профессор богословия? Потому что они не вписываются в его концепцию. Более того, размышления об этих грехах хулы на Духа Святаго могут привести г-на Осипова к неприятной для него мысли, а именно, что эти грехи чем-то близки к его собственной концепции.
Возьмем пример Иуды. Он был одним из ближайших учеников Спасителя, воочию видел чудеса, которые совершал Христос, и в то же время, получив от Господа, как и другие апостолы, дары Духа Святаго, пошел против голоса благодати, дал место в сердце своем сатане и предал Учителя. Сознательно совершил Иуда это преступление или нет? Сознательно, заранее обдумав план своего предательства. Но вот св. Иоанн Златоуст, которого называют "устами Христа", говорит, что грех Иуды - грех против благодати - мог бы быть прощен, если бы Иуда не покончил жизнь самоубийством.
Заключительным этапом хулы против Духа Святаго для Иуды явилось отчаяние - это та бездна ада, откуда уже нет возвращения. Господин Осипов не считает отчаяние за хулу против Духа Святаго, потому что отчаяние - это страшная сатанинская страсть, а г-н Осипов хочет спасение и гибель отнести только к области рассудка. Слова "не простится грех ни в этом веке, ни в будущем" означают не тяжесть совершенного греха, а внутреннее состояние человека, которое делает его неспособным к покаянию; а то "что связано на земле, будет связано и на небесах". Если человек не каялся в грехах во время земной жизни, он не сможет принести покаяние посмертно, грех станет его личным свойством, а загробная жизнь - демоноуподоблением.
Господин Осипов считает, что "для тех людей, которые по независящим от них причинам не знают Христа, не знают истинного христианства, сохраняется возможность спасения по образу ветхозаветных праведников". Но ветхозаветные праведники спасались верой в грядущего Христа; они имели высокое познание о Боге, дух милосердия и неистребимое стремление к правде - то, что катастрофически теряет современное человечество.
Древние праведники находились в русле первобытного предания, и закон Моисея был только выдающейся по своему значению вехой на пути от Адама к Христу. Язычники и атеисты, как древности, так и в настоящее время, находятся в демонической стихии, большей частью они не ищут истины, а бегут от нее.
Все язычество, как губка, пропитано человеческой кровью. Даже в просвещенных Афинах приносились человеческие жертвы самым жестоким образом - юношей и девушек, посвященных Артемиде, сжигали живьем. В государстве Майя, где был создан самый точный в мире календарь и поразительные по своей математической точности постройки - пирамиды и дворцы, в этой загадочной стране, во многом предвосхитившей Европу, ежегодно приносились человеческие жертвы богу солнца самым жестоким образом: жрец вырывал у живого человека сердце и бросал на алтарь. В праздники таким образом умерщвлялись тысячи людей, устраивались специально войны для захвата пленников, обреченных на мучительную смерть. Апостолы и их преемники смотрели на языческий мир как на демоническую стихию, которая захватывает и губит человека.
Господин Осипов другого мнения, он считает, что без Христа и без знания христианства можно спастись. Зачем же тогда нужна была проповедь апостолов, которая закончилась их мученической смертью от рук язычников? Тогда ставится вопрос: помогает ли христианство спасению, если и без него можно спастись, или оно налагает на человека высокие нравственные требования и обязанности, исполнить которые решается только меньшая часть людей, считающих себя христианами.
Если язычник может спастись без Христа, тогда само незнание и неведение, как ни странно, превращается в факторы, способствующие спасению. Когда г-н Осипов пишет, что можно спастись без Христа, то помнит ли он слова великого инквизитора из "Легенды о великом инквизиторе" Достоевского, который говорит Христу: "Зачем ты пришел сюда, скорее уходи отсюда". В сущности концепция г-на Осипова является изгнанием Христа из Его Церкви во имя абстрактного теософского христианства, где та же ложь о спасении, хотя и в прикрытом виде со множеством отводов.
Почему г-н Осипов оставляет в неведении своих читателей и слушателей? Какие объективные причины могли помешать промыслу Божиему и силе Божией благовестить Евангелие всем людям, живущим во вселенной? Что это за не зависящие от людей и следовательно от Бога причины, которые оставили людей в неведения и, так сказать, связали руки всемогущества Божия? Мы верим в Бога Творца и Промыслителя мира. Всю историю человечества охватывает промысел Божий. Говорить об объективных причинах, находящихся вне промысла Божиего, -значит впадать в "деизм".
Бог - весь во всем и весь выше всего; Он пребывает Своим вездеприсутствием в каждом творении и в то же время Он оставляет это творение в неведении о Самом Себе. Г-н Осипов констатирует факт, но не объясняет его, вернее, объясняет материалистически: не было возможности апостолам проповедовать всем народам, а других средств у Бога не оказалось. Но мы исходим из двух других предпосылок: Бог - есть любовь, правда и всемогущество. Деяния Бога вызваны Его любовью, определены мудростью и исполнены могуществом; следовательно, неведение людей о Боге не может быть объяснено историческими ситуациями, так как руль истории в руке Бога.
Такое объяснение было бы скорее свидетельством о детерминизировании Бога внешними ситуациями и историческими законами. Значит, неведение людей, неспособных принять истину, это тоже жалость Бога к человеку. Так Гедеон возвращает часть войска по домам, зная, что в бою эти люди обратятся в бегство.
Для спасения мало узнать своего Спасителя, и демон узнает Христа, но от этого не превращается в Ангела, надо полюбить Христа, подчинить Ему свою волю, т. е. принять Христа в свою душу. Праведники спасались верой и добрыми делами, об этом ясно говорит ап. Павел в Послании к римлянам.
Господин Осипов пишет о том, что те, кто встретится с Христом на том свете, примут Его без веры, как очевидность. Значит сравнение их с ветхозаветными праведниками не имеет никакой основы, кроме фантазии. Господин Осипов через г-на Зайцева обвиняет меня в кальвинизме, но позвольте спросить его, признает ли он разницу между кальвинистическим догматом о предопределении и православным учением о предопределении? В первом случае предопределение детерминизирует человека, во втором случае предвидение оставляет свободной волю человека. Поэтому утверждение г-на Осипова, что незнающие Христа спасаются по образу ветхозаветных праведников, является изобретением самого г-на Осипова. Чем он может логически или теологически доказать это положение - не известно. У него остается только один аргумент: "если мне не доверяете, то пожалуйте в ад и увидите, что там хорошо спасаются."
Далее г-н Осипов продолжает: "Искупительная жертва Христа разрушила врата адовы". Разумеется это так, но в то же время это метафора: надо богословски разъяснить, в чем заключался смысл Голгофской жертвы. Но г-ну Осипову это невыгодно, он хочет, чтобы его читатели остались по сути дела в неведении о значении искупительной жертвы с одним впечатляющим образом разрушенных ворот, т.е. кто хочет - заходи, кто хочет - выходи...
В последнее время само слово "искупление", употребляемое в Апостольских посланиях, подвергается критике сторонниками т. н. нравственной теории спасения, которая игнорирует или приуменьшает метафизическое значение Голгофской жертвы, как искупление людей от власти демона, от насильственной тиранической власти, от внутреннего союза человечества с сатаной, за которое, говоря метафорически, Адам как представитель человечества поставил свою подпись.
Искупительная жертва Христа бесконечно велика, но она усваивается через веру, Крещение и пребывание в живом организме Церкви через послушание благодати Духа Святаго. Так называемая нравственная теория представляет Голгофскую жертву прежде всего как нравственный пример любви, а  некоторые протестантские секты ограничиваются только этим.
Далее г-н Осипов пишет: "Христос проповедал спасение всему содержавшемуся там ветхозаветному человечеству". Если г-н Осипов хочет быть логичным в пределах своей компетенции, то он должен был бы написать: "человечеству ветхозаветного времени", так как ветхозаветные люди это те, кто включены в Ветхий Завет. Но вряд ли это можно объяснить одной небрежностью языка.
Скорее всего г-н Осипов хочет размыть границу между ветхозаветными праведниками и языческим миром, между монотеистическими общинами и народами, катастрофически погрузившимися в море демонического идолопоклонства. Нам кажется, что г-н Осипов хочет постепенно адаптировать людей к философской концепции о спасении во всех религиях. На словах декларируя православную веру, как единственную чистую истину, он на самом деле уничтожает ее.
Затем г-н Осипов продолжает: "Истина (в аду) стала очевидной и все праведники, то есть все, не похулившие Святого Духа, получили возможность принять Спасителя, соединиться с Ним, стать членами Его Тела - Церкви. В аду остались только те, для которых истина, правда, любовь, милосердие ненавистны и неприемлемы в принципе".
Что значит "истина стала очевидной"? Человек спасается не очевидностью, а верой, так как очевидность лишает человека свободы выбора, поэтому древние отцы говорили: сначала вера, а потом знание, т.е. вера приводит человека к очевидности; вера - это тот период и вместе с тем то состояние человеческой души, когда происходит нравственный выбор, определяющий человека как личность. Ни в одном месте Священного Писания и ни в одном святоотеческом творении не написано, что праведники спасаются очевидностью. Это также новаторская теория г-на Осипова.
После Воскресения Христа Спасителя и Его вознесения к Небесному Отцу и праведники и грешники по смерти увидят Господа (частный суд), но Христос сошел в ад человеческой душой и в Нем узнали своего Спасителя те, кто были подготовлены на земле верой; для остальных Божественное достоинство Христа не было очевидностью.
Господин Осипов пишет, что все праведники, т.е. все не похулившие Святого Духа получили возможность принять Спасителя. До этого г-н Осипов писал, что хула против Духа Святаго одна - это сопротивление очевидной истине. Значит блудник, вор, африканский людоед, жрец Ваала и т. д., не похулившие Духа Святаго, а совершившие другие грехи и не покаявшиеся в них, имеют возможность спасения.
У цыган существует своеобразная "сотериология". Они говорят, что их племя спасется, так как один из них украл гвоздь, которым хотели прибить ноги Христа. А что будет с такими гонителями христианства, как Диоклетиан, Аль-Гарун Рашид и другие, которые верили, что делают благо для народа, преследуя христианство, ведь не зная истины, они не могли и похулить ее,- неужели они спасутся? Неужели диавол не свил своего гнезда в их сердце, и эти осатаневшие убийцы, слепые в своем заблуждении, обратятся также, как ап. Павел, увидя Христа? Это все дешевый оптимизм. Человеку дан богоподобный и вместе с тем роковой дар свободы.
Господин Осипов считает, что, "в аду остались только те, для которых истина, правда, любовь, милосердие ненавистны и неприемлемы в принципе". Однако мы знаем, что среди раскольников и еретиков были люди, которые отличались милосердием, а за свою ложную идею готовы были идти, а иногда и шли на смерть. По "параметрам" г-на Осипова эти люди должны быть в небесном царстве, а по суду Церкви они преданы анафеме. Кому же нам верить: г-ну Осипову или постановлениям Вселенских Соборов? Священномученик Киприан Карфагенский пишет о том, что даже мученическая кровь не может смыть греха раскола, а великодушный г-н Осипов, отмахиваясь от свидетельства священномученика Киприана, посылает злейшего раскольника Новата через "крещение" в аду туда, где пребывают святые великие иерархи - обличители Новата.
Все Святые Отцы единодушно говорили, что спасение вне Церкви невозможно. И поэтому г-н Осипов вместе с г-ном Зайцевым и другими учениками решили построить церковь в аду. Если, там, по мнению г-на Осипова, крестят грешников Христос и апостолы, то почему не открыть там огласительного училища и не пригласить одного из профессоров?
Некий врач, не имеющий достаточно пациентов, увидел по телевизору парижскую тюрьму для привилегированных преступников под названием "Восторг" и, горестно вздохнув, сказал: "Ох, попасть бы туда". Хотя г-н Осипов и говорит, что в аду и на время побывать страшно, но по сравнению с тем, как описывают ад Святые Отцы, картину преисподней г-на Осипова можно назвать "Идиллией и восторгом для грешников".
Далее г-н Осипов делает отвод: "Однако даже и в этом случае войти в Царство, вкусив геенское "благо" вне Бога,- опыт страшный". Но ведь было сказано, что в аду грешника встречают Христос и апостолы, а рядом стоит купель крещения!
Господин Осипов уверяет нас, что Господь всегда готов спасти грешника от вечного мучения, лишь бы грешник пожелал этого. А г-н Зайцев поэтически замечает, что "двери ада могут быть заперты, но заперты только изнутри самими его обитателями", т.е. у каждого грешника в кармане ключ от ада. Но это что-то плохо вяжется с другим утверждением г-на Осипова, что в аду поджидает грешника, даже спасающегося, "опыт страшный".
Значит г-н Осипов, противореча сам себе, свидетельствует, что не от одного желания зависит избавление грешника от адских мук? И вообще абсурд: как может грешник желать себе самому огненных мук? Как может вор желать для себя удара плетки себе на спине? Г-н Осипов высказывает диаметрально противоположные взгляды. Но это не простое невинное увлечение риторикой. В любом случае он может сослаться на свое альтернативное высказывание и будет говорить, что его концепцию надо рассматривать в широком ракурсе, а не фрагментарно. Обычно модернисты прибегают к такому приему для более удобного маневрирования идеями.
Далее г-н Осипов продолжает: "Апостол пишет: ...каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается и огонь испытывает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду; а у кого дело сгорит, тот потерпит урон: впрочем сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 13-15). Прекрасный образ, показывающий, что и состояние спасения может быть различным. Для одних оно со славой, честью, наградой, другой спасется, но так, как бы из огня. Поэтому св. Исаак Сирин предупреждает: "Остережемся в душах наших... и поймем, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания - степень страдания в ней".
"Образ прекрасный", но интерпретация его кривая. Во-первых, здесь речь идет вовсе не об адском огне, причем апостол говорит: как бы из огня, уже показывая этим не буквальный, а метафорический смысл. Здесь говорится о дне Господнем (см.1 Кор. 1, 8), а день Господень у Святых Отцов означает страшный суд как завершение земной истории.
Преподобный Ефрем Сирин, которого цитировал г-н Зайцев в своей брошюре "Расспроси ближнего..." (значит читал надгробное песнопение прп. Ефрема Сирина) пишет там же: "...И праведники и грешники проходят через искупительный огонь, чтобы выдержать испытания, но проходят праведники и огонь спокоен; едва же он увидит нечестивых, как возгорается пламенем". <сноска: Преподобный Ефрем Сирин. Надгробные песнопения в день общего Воскресения. 1900 г. Ч. IV, С.459>.
В этом песнопении говорится о том, что в день воскресения воскреснут праведники и грешники; праведники "присоединятся к ангельским ликам", а "нечестивый и лицемер подвергнутся осуждению и будут мучаться в огне и тьме". Слово "нечестивый" означает "неправо чествующий Бога", так Святые Отцы называли язычников, неверующих, еретиков и раскольников. Значит само нечестие является смертным грехом, разлучающим душу человека с Богом вопреки ложной надежде, которую хочет внушить своей аудитории г-н Осипов, да еще не просто как собственное предположение, а под видом "всем известного, древнего православного учения".
Господин Осипов цитирует прп. Исаака Сирина: "...хотя геенна подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней". Но геенну ограничивает Церковь, а точнее молитвы Церкви за усопших православных христиан, которые начали, но не довершили покаяние, а вовсе не несуществующая купель крещения, которую перенесли из храма в ад г-да Осипов и Зайцев.
Далее г-н Зайцев пишет: "А.Н. Осипов не считает, что грех неведения простится без покаяния, напротив, он постоянно настаивает, что "Бог спасает нас не без нас", и простить наши грехи без нашего участия, т.е. без покаяния, Бог не может".
И здесь, что ни слово, то противоречие. В каком грехе неведения может каяться человек, если он не осознал его? То г-н Осипов пишет, что неведение не является помехой к спасению, то говорит, что оно не простится без покаяния. Но ведь само неведение делает покаяние невозможным. Господин Осипов пишет, что простить наши грехи без нашего участия (то есть без покаяния) Бог не может; то говорит, что все это заменит встреча Бога в аду; то утверждает, что для грехов неведения необходимо покаяние, т.е. осознание их; то заявляет, что не простится только хула против Духа Святаго, только таких хульников "оставит" в аду Господь.
Надо сказать, что свт. Иоанн Златоуст в толковании на Первое послание к коринфянам ап. Павла, которое (послание) приводит г-н Осипов, говорит, что человек, "потерпевший урон", навсегда останется в вечных муках. А некоторые более поздние толкователи считают, что согласно контексту образ испытания огнем для человека на Страшном суде относится к пастырям Церкви и проповедникам Евангелия: те кто строят здание из драгоценного и прочного материала, то кладут в основание своей проповеди надежду на помощь благодати Духа Святаго; а те, кто строят из соломы, основываются на собственных силах и талантах. Такие проповеди могут привлечь к себе слушателей, но не могут ни изменять их нравов, ни зажигать в их сердцах любовь к Богу.
Господин Зайцев упрекал меня в приверженности к католицизму, а между тем ему следовало бы заметить, что взгляд г-на Осипова на очищение души адским огнем является повторением католического учения о чистилище, основанного на принципе возмездия: душа уплачивает свой долг страданиями и затем выходит из чистилища, как из долговой ямы. Православное учение другое: нераскаянный грех - это искры ада в душе человека, и после смерти не только грешник будет в аду, но ад будет в нем. Ад это не возмездие за грех, а трагическое следствие греха.
Господину Зайцеву не нравится ссылка на отречение апостола Петра, которое тот совершил сознательно, а надо сказать, что грехи г-н Осипов рассматривает в плоской области человеческого рассудка, хотя грехи прежде всего это состояние человеческого сердца и результат синергии воли человеческой, происходящей от падшего естества, и демонической.
Отречение ап. Петра было следствием потери благодати из-за переоценки своих человеческих сил, самих по себе немощных и растленных, на свою преданностъ Христу, основанную на колеблющейся и пугливой естественной совести, которую г-н Осипов считает приматом в деле спасения. Это был горький опыт для апостола Петра и пример огромного значения для всех нас. Первоверховный апостол, готовый идти ради Христа на пытки и смерть, при промыслительной потере благодати не находит опоры в своей поврежденной первородным грехом природе, заимствованной от Адама, и пугается неожиданно для самого себя слов служанки.
Более того, он трижды повторяет свое отречение от Христа, как бы трижды свидетельствует о немощи человека, трижды обращаясь к нам, говорит о том, что без Христа нельзя исповедывать Христа, что человек падает без благодати Божией, как падает предмет без опоры под действием притяжения земли. Г-н Зайцев пишет: "Вот еще один яркий пример сознательной фальсификации. Ведь разница между "сознаваемым, но все же по немощи совершаемым грехами" и "сознательным и упорным противлением явной истине" вполне очевидна!"
Я согласен, что грех апостола Петра был совершен по немощи человеческой воли, но парадоксально, что г-н Осипов берет эту немощную человеческую волю, которая не могла сохранить от падения первоверховного апостола, в основу спасения для язычников, раскольников и еретиков.
Святые Отцы - эти земные ангелы,- видя в своей душе падение всего человечества, ощущая демонические импульсы в самом сердце, плакали о том состоянии, в котором ввергнуты все люди, без исключения. Преподобный Пимен говорил: "Поверьте, где будет сатана, там буду я". Преподобный Антоний Великий говорил: "Моя продолжительная жизнь была продолжительным плачем о своих грехах". Но этот плач не был голосом отчаяния, он был пронизан лучами надежды на помощь Божию.
Господин Осипов смеется над плачем преподобных, заявляя о том, что в аду грешники спасаются только одним желанием выйти из ада. Нет, желания мало, нужна еще божественная благодать, которая побеждает князя этого мира. Как будто г-н Осипов не понимает слов ап. Павла о том, что человек хочет одного, а делает другое, о противодействии разуму "закона греха". Для г-на Осипова все прямолинейно: захотел в ад - иди в него, не захотел в аду - выходи из него, ты свободен, никто тебе не мешает.
Но г-н Осипов игнорирует еще один важный сотериологический аспект. Грех - это не только немощь человека, но также дело диавола, и одной немощью нельзя объяснить жестокостей нашей жизни, которые при определенных исторических ситуациях - во время войн, революций и тиранических правлений - выплескивались как волны из ада на поверхность земли. Но возьмем пример из Евангелия: разве только по немощи совершал свои преступления разбойник, которого простил Господь; разве по немощи убивал он и грабил? За свои преступления он был приговорен к мучительной казни. Разве он не знал, что проливает человеческую кровь; разве он сознательно не шел против голоса совести и истины? Но и для него осталось открытым покаяние.
Священник, который слышал исповедь приходящих из оккультных сект, знает, что люди делали грех ради греха, что их желанием было исполнить волю сатаны, в их сердцах горел черный огонь мести к Богу. Их "библией" было Священное Писание, прочитанное наоборот, т. е. каждая заповедь превращалась как бы в свой негатив. Это была, по г-ну Осипову, хула против Духа Святаго, однако некоторые из бывших сатанистов пришли к покаянию и получили прощение "в этом веке" через Церковь.
Глубоко человеческое сердце, и поэтому оно не умещается в "прокрустово ложе" рационалистических теорий о сознательных и несознательных грехах и т.д. Наряду с явным злом в жизни человека может действовать невидимое добро, и тогда "сознательное и упорное противление явной истине" неожиданно оканчивается слезами покаяния и обращением к Богу. Для рационалистов все ясно и понятно только потому, что они видят лишь поверхность явлений, как бы тонкую пленку. В этом источник их богословской отваги. Поэтому они подчеркивают карандашом свои собственные мысли или мнимые ошибки своих оппонентов.
Господин Зайцев пишет: "Вот еще один яркий пример сознательной фальсификации". И чтобы этот полемический перл не остался бы незамеченным, проводит под последними словами жирную черту. Но скорее это говорит о другом: о немощи рационалистического мышления познать тайну не только Божества, но и человеческой души. Поэтому слово "тайна" вызывает у г-на Осипова раздражение, поэтому он так плоско и примитивно старается объяснить понятие "мистика" в своем учебнике по богословию.

Глава XII. Отношение к анафематизмам
Обратите внимание на методы господ модернистов. Вместо того, чтобы серьезно разобрать вопрос о анафематизмах соборов, вошедших в канон церковного права и обобщенного чина анафематизмов, который по уставу должен совершаться в неделю Православия? г-н Зайцев просто-напросто убежал от ответа, а вместо этого передал в извращенном виде историю о покаявшемся иконоборце, византийском императоре Феофиле.
Здесь он умышленно и нечестно скрыл самое главное, а именно, что последние слова Феофила были слова покаяния и последние движения его губ - лобызание иконы Божией Матери. Самое грустное, что это не ошибка и даже не единичное искажение, а обычный прием доказательств этих людей, а именно, попытка доказать недоказуемое, идти против очевидного, хотя г-н Осипов декларирует подобные вещи как хулу против Духа Святаго.
Анафематизмы - это ограда неприкосновенности догматов, это явное свидетельство самой Церкви: кто принадлежит ей, а кто оказался вне ее спасительной ограды. Господин Зайцев, очевидно, рассчитал, что большинство его читателей не знают точно историю обращения императора Феофила, и поэтому не смогут проверить достоверность его слов, а те, кто знает, только пожмут плечами и решат, что, наверно, г-н Зайцев запамятовал о том, что слышал когда-то, и только некоторые, поняв в чем дело, скажут: "Голь на выдумку хитра".
Господин Зайцев хочет создать впечатление, что святые иерархи и исповедники православной веры настолько низкие люди, что могут покривить своей совестью и причислить еретика к православным по просьбе государственной власти; или же еще более гнусную вещь, - будто небесная Церковь может еретика после смерти сделать православным, т.е. что анафема - это не свидетельство того, что благодать связала грешника и на земле и на небе. Поэтому на анафематизмы не надо обращать внимание, что и делают господа модернисты. Но если посмотреть на данный подлог в контексте всей брошюры г-на Зайцева, то мы увидим, что он хочет и тут провести свою глубоко неправославную мысль, что после смерти еретики могут покаяться и, несмотря на все анафематизмы, спастись.
Чтобы не быть голословным, приведем эту литературную провокацию. Вот что пишет г-н Зайцев: "Относительно же самих анафематизмов приведем специально для архим. Рафаила факт из церковного Предания, свидетельствующий о спасении из ада анафематствованного (!) при жизни императора - иконоборца Феофила".
Из этой цитаты видно, что г-н Зайцев уверен, что я ничего не слышал об императоре Феофиле, и поэтому пишет со специальной целью - просветить меня. Затем он важно называет свою версию фактом. Если это факт, то перевернутый вверх ногами. Вообще господа модернисты надеются, как на спасительный круг, на невежество своих читателей и оппонентов. В этом причина их самоуверенности и боевитости. Когда же они получат отпор, то принимают или позу оскорбленного достоинства, чтобы уйти от полемики и не быть разоблаченными до конца, или же кричат: "Где полиция, куда она смотрит!"
Господин Зайцев посчитал, что дважды сказать неправду в одной фразе мало для него, поэтому он прибавил третью, а именно, сказал, что имя Феофила было не только вычеркнуто из хартии с именами еретиков, а он был спасен из ада. Между тем, кроме ереси Феофил запятнал себя грехами жестокости, поэтому конечный суд над ним принадлежит Богу. Совершить заупокойную службу над покаявшимся при жизни еретиком, т.е. вернувшимся в Православие, и гарантировать ему избавление от ада и небесное царство - это далеко не одно и то же.
Мы цитируем дальше г-на Зайцева, чтобы читатель убедился, что он умолчал о самом главном, о самом основном - предсмертном покаянии грешника. А интерпретация г-на Зайцева с его восклицательными знаками, это та же старая песня о том, что можно спастись без Церкви и без Православия. Предсмертное покаяние господа модернисты заменяют фантастическим посмертным обращением - этим религиозным иллюзионизмом.
Итак, г-н Зайцев продолжает: "Синаксарий в Неделю Торжества Православия (!) рассказывает об этом следующим образом. После победы над иконоборческой ересью по просьбе благочестивой императрицы Феодоры было совершено всенощное бдение за упокой души ее мужа, гонителя православных, императора Феофила. Прежде чем начать молитву, святой патриарх Мефодий положил под престол храма хартию, в которую были вписаны имена всех еретиков, преданных анафеме. Поминовение совершалось всем константинопольским клиром во главе с самим патриархом в течение недели. По истечении этого срока святитель Мефодий, достав из-под престола хартию, засвидетельствовал, что имя Феофила изглажено из нее, о чем он был заранее извещен Ангелом".
Теперь обратимся к Синаксару, на который ссылается г-н Зайцев и который в данном случае является не только историческим свидетельством, но также барометром "естественной совести" г-на Зайцева, которой он собирается спасаться.
"Двенадцать лет он живя в самодовольстве и будучи одержим недугом чрева, он(Феофил)  близок был к тому, чтобы лишиться жизни: уста его сильно раскрылись, и как бы сама утроба изверглась изнутри. Царица же Феодора болезновала о приключившемся и едва смогла забыться сном. И во сне видит Пречистую Богородицу, держащую в объятиях Превечного Младенца и окружаемую пресветлыми Ангелами, которые били и уничижала Феофила, ее мужа.
Когда же отошел от нее сон, тогда и Феофил, немного придя в себе, возопил: "Увы мне, окаянному! Меня бьют за святые иконы". Тотчас же царица положила на него образ Богородицы, молясь Ей со слезами. Феофил же, увидев некоего из предстоящих, на котором была панагия, принял ее от него, облобызав, и уста, говорившие против икон, и гортань, бесстыдно раскрытая на них,  приняли первоначальны вид. И от обступившей его беды и нужды он уснул, исповедав, что хорошо и правильно почитать святые иконы и поклоняться им. Царица вынесла из ковчежцев святые и честные образы и увещевала Феофила облобызать их и всею душою почитать".
Теперь читателям, я думаю, будет ясен безпринципный волюнтаризм людей, которые не ищут истины, а спекулируют словами. Если г-н Осипов согласен с таким "оригинальным" цитированием, то мой упрек относится в равной степени и к нему. Если же он предпочел остаться в стороне, то мне кажется, что нравственная ответственность не снимается с него, так как г-н Зайцев защищает позицию г-на Осипова и вряд ли он взялся бы представлять г-на Осипова без согласия своего учителя. Во всяком случае г-н Осипов должен был дать оценку этой брошюры, чтобы читателю было видно, идентичны ли его взгляды с аргументами г-на Зайцева, в противном случае указать на ошибки своего защитника и "секунданта". В былинах часто встречается эпизод: воин переодевается в костюм своего пажа и так вступает в бой. Если его побили, то нестыдно - побили слугу; если он победил, то торжественно поднимает забрало.
В конце главы г-н Зайцев задает мне риторический вопрос, вернее каскад вопросов, в полной уверенности, что он ловко передернул цитаты, как игральные карты  опытной рукой, и теперь остается только трубить победу.
Итак, он риторически вопрошает: "Что это, по мнению архим. Рафаила, голос Православной Церкви или, может быть, сказка для детей", "прикрытая ересь" или же выдумка одного из замаскировавшихся модернистов древности, "незаметно" внесенная в Синаксарий - канонический сборник поучений на каждый день церковного календаря?"
Цицерон начал свою знаменитую речь против Катилины с вопроса: "До каких пор ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?" Что же, в отличие от Катилины, привыкшего грозить мечом, постараюсь ответить г-ну Зайцеву.
Господина Зайцева интересует, считаю ли я Синаксарий голосом Православия или "сказкой для детей". Что же, вполне законная любознательность. Я думаю, что на волне любознательности г-н Зайцев изучил всю доникейскую христианскую литературу, патрологию и историю Церкви, и поэтому смотрит на меня свысока, как с нью-йоркского небоскреба.
Отвечу. Синаксарий не "сказка для детей", но г-н Зайцев так исказил его, что сам может называться сказочником, наряду с Андерсеном.
Далее он спрашивает: "...это может быть "прикрытая ересь?" Господин Зайцев хотел уверить читателя на основании искаженного им Синаксария, что после смерти еретика анафема, произнесенная на ересь, смывается с него по молитвам Церкви, и происходит нечто вроде чина присоединения к Православию. А это само по себе является безразличием к ереси, т.е: само пахнет ересью.
Далее он продолжает: "...или же выдумка одного из "замаскировавшихся модернистов древности, "незаметно" внесенная в Синаксарий?" Это выдумка одного из модернистов не древности, а современности, и, надо сказать, в значительной степени разгримированного. Я помню, в детские годы смотрел представление в школьном кружке самодеятельности пьесу о Галлилее. И вдруг во время монолога Галлилея после суда инквизиции, у него отвалилась борода и повисла на одной щеке. Псевдо-Галлилей пытался незаметно приклеить бороду, но усилия были напрасны, и монолог сорвался. То же самое случается с нашими модернистами, когда их ловят в искажении текстов: православная борода спадает и под ней показывается бритое протестантское лицо.
Что касается слов "незаметно" внесенная в Синаксарий", в данном случае происходит другое: незаметно вынесенная из Синаксария, но плохо спрятанная г-ном Зайцевым истина, потому что уничтожить Синаксарий все же не в его силах.
Далее г-н Зайцев пишет, что Синаксарий - канонический сборник. Нам очень приятно, что г-н Зайцев с уважением относится к каноническим сборникам, но к ним все-таки надо присоединять Правила Вселенских и поместных соборов и символические книги Церкви. Жаль только, что для г-на Зайцева канонично то, что ему нравится, например, критика символических книг архиепископа Василия (Кривошеина). Что же, это старая сказка: протестанты, разрушив церковное Предание, не могли придумать ничего лучшего, чем создать собственное неопредание.

Глава XIII. Заключение.
В заключение г-н Зайцев выражает восторг по поводу своих доказательств и говорит, как портной в сказке "О голом короле", что каждый честный человек должен видеть роскошный наряд на модернистах, а кто не видит этого наряда, тот жулик и невежда. Помнится, что придворные короля изо всех сил расхваливали его одеяние, пока один ребенок не крикнул: "А ведь король-то - голый!" И тогда люди поняли, что на самом деле король шел по улице города голышом. Поэтому г-н Зайцев кричит: мы привели доказательства, достаточные для людей, не потерявших "естественную совесть".
Мы все-таки осмеливаемся сказать, что, несмотря на всю свою человеческую греховность, видим, что г-н Зайцев шьет одежду из воздуха, энергично орудуя иглой. Господин Зайцев пишет, что "...излагаемое А.Н. Осиповым учение имеет своими предшественниками не обновленцев (Евдокима, Антонина, Александра Введенского и других), а Святых Отцов Православной Церкви."
Надо сказать, что большинство обновленцев также говорили, что движение имеет целью возврат к жизни древнехристианских общин и обновление Церкви от последующих исторических деформаций (см. например, у Антонина, Введенского, Боярского, и других). Поэтому "богословская революция" в стакане воды всеми силами хочет найти несуществующую для нее опору в творениях Святых Отцов.
Далее г-н Зайцев продолжает: "Это учение - не плод творчества современных церковных "либералов", "реформаторов", и "модернистов", но часть аутентичного богословского и лигургического наследия Православной Церкви".
Вырвать из патристики несколько цитат и склеить из них ленту для монтажа, это вовсе не значит доказать их "аутентичность" Церкви. Приведем такой пример. Когда взорвали храм Христа Спасителя, то часть материала пошла на строительство и облицовку станций Московского метрополитена. Нельзя, указывая на эти камни, доказывать "аутентичность" храма и метро.
Далее г-н Зайцев продолжает: "Напротив, отстаиваемая архим. Рафаилом концепция почти всеобщей гибели человечества есть не что иное, как активно реанимируемое в наши дни мироощущение средневекового католицизма, буквально жаждавшего вечной кары для всех "неверных".
Начну с маленького замечания. Слово "неверный" употребляется не католиками, а мусульманами по отношению к людям, не принявшим ислам. Впрочем, ошибка небольшая, тем более, что у г-на Зайцева знания о католицизме и исламе, похоже, адекватны. В каноническом послании от 1848 года восточные патриархи сравнивали опасность католицизма в наши дни с опасностью арианства для древней Церкви. А я, как известно г-ну Зайцеву, принимаю догматические послания патриархов как символические книги, т.е. образец вероисповедания. И в то же время я должен сказать, что обвинения средневековых католиков в "жажде вечной кары для всех некатоликов", т. е. жажде почти всеобщей гибели человечества - это клевета, выдуманная г-ном Зайцевым и его учителями.
Если мы обратимся к средневековой католической литературе, то увидим там наряду с извращенным духовным мистическим опытом все-таки не торжествующую злобу и ненависть к человечеству, а глубокое сожаление о том, что эти люди обречены на гибель. Пусть г-н Зайцев прочитает средневековых мистиков, и он найдет, что причина инквизиции и жестокости - это следствие неправильного учения о спасении и гибели как награды и наказании. Оно породило учение о чистилище, нравственную ересь в форме индульгенций, кровавые войны с иноверцами и еретиками. Но все это не было выражением торжествующего злорадства. Ведь католические миссионеры нередко шли к еретикам, язычникам и мусульманам, чтобы обратить их в свою веру, и платили за это своей жизнью. Какая же здесь может быть злобная радость о погибели?
Католицизм - деформированная и во многом ложная религиозная система. Реальное насилие во имя кажущегося добра принесло много страданий и горя православным народам от католиков. Зачем же к их действительным грехам приписывать еще несуществующую радость от мысли, что большинство человечества погибнет? Католическая литература не дает нам повода для этих плоских умозаключений. Глупо бороться с идейным противником, обвиняя его не в действительных, а в мнимых грехах. Г-н Зайцев, забывая всякую меру в пылу полемического азарта, громко кричит: "Православные люди, не слушайте архимандрита Рафаила, ведь он такой же людоед, как каждый средневековый католик!"
Далее г-н Зайцев приготовил для читателей психологический аргумент, подобный бомбе. Он пишет: "Невольно возникает вопрос: случайно ли, что на страницах своей брошюры архим. Рафаил столь пренебрежительно отзывается о значении человеческой совести? Или он полностью уверен, что для спасения человеку достаточно одного лишь "внешнего обнаружения" своей православности, а совесть совершенно ни при чем?"
То есть г-н Зайцев говорит: "У самого совести нет, поэтому пишет, что можно спастись лишь одним ритуалом. Он уверен, что для спасения надо только обнаруживать свою религиозность во внешних формах, а совесть здесь ни при чем". Такой остроумный аргумент мало свидетельствует о совести его автора, но он ценен в том смысле, что показывает приемы дискуссии, какими пользуются г-н Зайцев и господа зайцевы. Святитель Дмитрий Ростовский взял эпиграфом для "Четьи-Миней" слова: "Не солгу на святого". Г-н Зайцев хитрит, цитируя святых, т.е. лжет на святых; я был бы удивлен, если бы он изменил своей обычной методологии (тем более по отношению ко мне).
Итак, к сожалению брошюра кончается, и нам надо расставаться с г-ном Зайцевым. Мне кажется, что он "напутствует" меня в заключение следующими словами и, ласково обращаясь ко мне, говорит, последний раз представляя меня читателю:
Дурачина ты, простофиля,
Деревенщина, лыком сшитая,
Рожа дикая, неумытая,
Борода на рогожу похожая.
Тебе только зайцев в степи ловить
И березовый деготь в лесу курить.
Кто наставил тя книжной хитрости,
Научил, начудил счету-грамоте?
Знать, слепой пономарь да глухой звонарь.
Ты своей непутевой книжицей,
Где ф-ита перепутана с и-жицей,
Басней, притчею басурманскою,
Сказкой-присказкой тьму-тараканскою
Насмешил всю Калугу великую -
Константинова града преемницу
И Москвы златоглавой соперницу.
Подбоченясь, смеются бояре степенные,
Звонко вторят им девицы красные,
Слуги их, падше на земь, катаются
И от хохота ножками дрыгают.
А заморский гость пуп от смеха сорвал
И в лечебницу с княжьего пира попал
В руки лекаря Немчуговича,
Побратима Алеши Поповича.
Кто учил тебя правилам лыцарским?
Знать ведмедь косолапый
И зайчишко мохнатый,
Наш бегун-попрыгун голопятый.
Воевать тебе только оглоблею,
А не шпагой изячной гишпанскою,
Не кичись ты пред нашею братией
Богатырской, испытанной ратию.
Бьемся с ворогами мы цитатами,
Будто стрелами звонко крылатыми.
Этих стрел у нас за спиной полный колчан,
А в руке у тебя лишь капустный кочан.
Мы не смерды, а дружники княжские,
Шубы русские, платья варяжские.
Уходи по-добру, по-здоровешку,
Пожалей свою буйну головешку,
И сиди со своими сказками
у себя за горами Кавказскими.
Иногда мне кажется, что я слышу голос профессора, принимающего экзамен, у которого в тот день разболелась печень. В общем, доктринальный тон г-на Зайцева наводит меня на ненужный скепсис...
В заключение г-н Зайцев хвалит себя, восхищается своей эрудицией, и хотя не верит в анафему, но предает меня чему-то похожему на нее отлучением от цивилизованного и прогрессивного мира. На каждой странице брошюры г-на Зайцева "Расспроси ближнего своего прежде, чем грозить ему", как огни неоновых ламп на рекламах, мелькают слова "мы доказали", "мы полностью доказали", "мы исчерпывающе доказали". Не от хорошей жизни приходится подтверждать и награждать аплодисментами самого себя. Есть восточная поговорка: "Хороший товар люди хвалят, а плохой товар продавец хвалит."
Господин Зайцев "великодушно" заканчивает свою речь: "И если бы не тот соблазн, который брошюра "Какое согласие..." может породить в церковной среде, вступать в полемику с ее автором мы не сочли бы возможным".
Благодарю автора за его снисхождение, за то, что он посчитал возможным сойти с олимпийской высоты "долу" ко мне. Напротив, его любезность доставила мне много удовольствий, а самое главное, он еще раз показал мне, какую опасность для Церкви несет в себе теологическая анархия, где под видом возвращения к "древнему православию" намечается новый отход от Православия. Таким образом, каждый богослов, собравши пригоршню цитат, может затем строить собственную модель своего "православия", то есть заниматься богостроительством. Там, где обрываются традиция и преемственность, где прямо или косвенно отвергаются вероучительные образцы, там начинается богословская "отсебятина". В этом хаосе мнений есть свой скрытый смысл - повернуть христианство к гностицизму.
Как поведут себя мои оппоненты? Скорее всего примут вид оскорбленного достоинства для того, чтобы избежать продолжения полемики, в которой могут обнаружиться их подделки, алогизмы, нищета мысли.
Мы учли пожелания г-на Зайцева приводить конкретные ссылки на источники и постарались следовать этому правилу. Легче ли от этого г-ну Зайцеву - не известно. Однако нас больше интересуют общие тенденции и цели модернистов, чем разбор мнений и ошибок их отдельных представителей. Но так как есть категория людей, которые манипулируют словами и могут отказываться от своих собственных высказываний, то нам пришлось в ряде случаев перейти от принципа к частному, от общей патологии - к истории болезни.
Мы ничего не имеем лично против г-на Осипова и г-на Зайцева, но принцип соборности Церкви повелевает нам и налагает на нас обязательство не только хранитъ Православие, но и свидетельствовать о нем.
Существует ригористический императив: "смерть или Православие." Я бы хотел выразить эту мысль в несколько иной форме: без Православия смерть становится неизбежной.

Послесловие.
Итак, наша книга подходит к концу. Мы обвиняем г-на Осипова в том, что он под видом православия методически и целеустремленно вводил в сознание своих студентов и читателей ложные антицерковные идеи, прикрытые псевдохристианской риторикой. Поскольку эта духовная ложь приобрела в его лекциях последовательную систему и методологическую продуманность, то возможность случайных ошибок здесь оказывается минимальной, тем более на них указывали г-ну Осипову не только его коллеги, но даже студенты. Здесь мы видим цель: под видом православия расшатать устои Православия, бросить в сердца своих слушателей семена скепсиса и недоверия к православному богословию, т. е. незаметно убрать из их сознания веру в единую Православную Церковь, без которой невозможно спасение.
Всякая революция начинается с популистской критики прежних структур и институтов. Поэтому экуменическая революция в Православии должна начаться с дискредитации вероучительных основ, чем постоянно занимается г-н Осипов под видом "возвращения" к святоотеческому учению, а на самом деле - к богословскому хаосу. Вспомним, что с подобных призывов началось протестантское движение в Европе.
Софистика означает в современном ее понимании извращение логики, незаметное нарушение логических законов с целью во что бы то ни стало доказать свое мнение, даже утверждая бессмыслицу. Он (софист) постоянно путает философскую терминологию, или не зная ее сам, или рассчитывая на незнание своей аудитории. У него ноумен превращается в субстанцию, а феномен - в акциденцию.
Мысль святого Афанасия Великого о "единстве существования сотворенного мира" г-н Осипов превращает в единоприродность и единосущие Божественного творения по той простой логической ошибке, что он приравнял подлежащее к его предикату, между тем, как сотворенный мир является логическим подлежащим, а существование или бытие - его сказуемым и предикатом, а отождествить существительное с предикатом - это значит заменить доказательство недоразумением. Но если в отношении богословия мы склонны считать ошибки г-на Осипова вполне осознанным и целенаправленным действием, то в отношении философии мы все-таки приписываем эти ошибки некомпетентности.
Содержание требует определенной формы. Нельзя преподавать математику танцуя; нельзя преподавать богословие - учение о Божестве и метафизическом мире, то, что должно быть священно для человека и требует благоговения, как соприкосновение со святыней и тайной, употребляя шутки и вульгаризмы, вроде выражений "надо здорово почесать затылок" и тому подобное. Язык, перемешанный с вульгаризмами в стиле Зощенко, не такая безобидная вещь, как кажется с первого взгляда. Такой подход к святыне уничтожает у слушателей чувство благоговения перед высотой рассматриваемых вопросов и постепенно приучает их относиться с дерзостью и развязанностью, с каким-то вульгарным панибратством к метафизическому миру. Представьте священнослужителя, который, одевшись в священную ризу и войдя в алтарь, начинает рассказывать анекдоты или же во время проповеди допускать шутки, вызывающие хохот.
Всякое религиозное образование - это прежде всего образование человеческой души и сердца. В каких учебниках богословия г-н Осипов нашел шутки и анекдоты? Иногда мы можем встретить такую иронию у св. Григория Богослова и св. Григория Паламы в полемике с врагами Православия. Но эта ирония была лишена вульгаризмов и представляла собой скорее доказательство от противного, т.е. логическое раскрытие мысли своего противника, которое обнаруживает ее противоречие и нелепость. Мы считаем, что научить человека фамильярничать с Богом - это значит закрыть для него возможность истинного познания Бога.
Христос победил мир и сатану - "князя этого мира", который выступал в древних мифах и мистериях под именем Пана. "Пан" означает "все, всеобъемлющий"; он является основой и сущностью всех языческих пантеонов. Есть сказание языческого историка о том, что во времена императора Тиверия один мореплаватель услышал на берегу необитаемого острова рыдания и плач. Это нимфы и сатиры оплакивали смерть Пана. Корабельщик "получил" повеление известить императору и миру, что Пан умер. Император созвал всех философов и жрецов, и они после долгого совещания решили, что Пан действительно умер. Это было во времена земной жизни Христа Спасителя.
Но Пан - это старый лис, который только притворился мертвым, чтобы незаметно продолжать свое дело. Он невидимо присутствовал в гностических общинах и оккультных союзах; ему поклонялись богумилы и альбигойцы; он шептал свое учение Плотину и Оригену; он обитал в подземельях тевтонских замков, и теперь он готовится к последней битве с Христом. Ему нужно разрушить Православие, чтобы затем объединить человечество в одну космическую "церковь", где он сам будет ее главой и главным жрецом. Он уничтожил дух истинного благочестия у допотопных людей, смешав два рода - сифитов и каинитов; и теперь он хочет смешать ложь и правду воедино, где поклонялись бы вместе Христу и Люциферу, но на самом деле - ему. Если раньше Пану надо было прятать свои ноги в сапоги тамплиеров, а рога - под капюшоны иоаннитов, то теперь он чаще выступает в своем обличии - освободителя людей от Бога.
Но, конечно, этот процесс далеко не завершен,- на пути Пана стоит Церковь, и поэтому Пан погружен в раздумье. Не все, кто продолжают дело Пана, понимают, какую "новую церковь" строят они, но всех их объединяет одно - духовная гордость. Впрочем, оставим задумчивого Пана с его "всеспасением" в аду. Будем помнить, что Христос победил мир и дал нам как врата к спасению Православную Церковь. Но в то же время не будем забывать о том, что Пан еще не умер.
ПРИМЕЧАНИЯ

К III главе "О вероучительных источниках"
Примечание 1     (к с. 24 ориг.)
Одним из самых основных вопросов современного богословия, который во многом определит его завтрашний день, является вопрос о церковном Предании и ориентирах этого Предания. Традиционалисты утверждают, согласно свидетельству святого Иринея Лионского, что апостолы передали в Церковь, вложили в нее, как в сокровищницу, все, что слышали от Христа; что Дух Святой, пребывающий в Церкви, хранит священное Предание, а внешним ориентиром Предания являются те вероучительные истины, которые Церковь содержала везде и всегда. Разумеется, это не исключает догматических определений, того, что и раньше содержалось в св. Писании и св. Предании.
Вторым принципом в познании истины является соборность Церкви, где хранителями веры всегда были церковная иерархия и народ в их единстве и ответственности каждого члена Церкви за чистоту веры.
Третий - постановления соборов Вселенских и поместных, которые были приняты осознанием и полнотой всей Церкви, а также правила святых апостолов и святых отцов, вошедшие в законодательства Церкви. Четвертый принцип - согласие всех Отцов или большинства их по данному вопросу. Пятый принцип - богослужение как ориентир богословия, при этом учитываются книги, вошедшие в общецерковный богослужебный устав, в "церковное предание", а не проба пера подхалимов перед властями (например, Феофан Прокопович) и модернистов (например митрополит Никодим Ротов). Шестой принцип - древние Символы веры и Никео-Царьградский Символ, как их завершение. Седьмой - символические книги и катехизисы, составленные, в основном, как раскрытие Символа веры. Хотя в этих книгах могут быть отдельные фрагментарные неточности и терминологические нечеткости.
Надо сказать, что модернисты стараются дискредитировать символические книги, - не уточнить, а перечеркнуть, так как символические книги, несмотря на некоторые несовершенства, являются стеной Православия, стоящие на пути модернистов - богословских кочевников.
Восьмой принцип - преемственность. Богословские труды, написанные в наше время, должны быть в согласии с богословами прошлых веков. Если линия преемственности прерывается, то богословие перестает быть потоком единой реки. Оно становится отражением гипотез, субъективных представлений авторов и становится недостоверным.
Модернисты стоят на другой точке зрения по всем этим вопросам. Они заявляют, что символических вероисповедальных книг в Церкви вообще не существует. Они клянутся в своей преданности Православию, но на деле оказывается, что под Православием они подразумевают собственные интерпретации Священного Писания и Святых Отцов, безграничный интеллектуальный разгул, ревизию основ христианства. Притом это делается, как правило, под дымовой завесой православноподобных слов и выдернутых из текстов цитат. Модернисты заявляют: надо принимать Предание, как все, что написали Святые Отцы, т.е. на основании субъективно понятых или умышленно искаженных или представленных в виде монтажа святоотеческих изречений. Они, в сущности говоря, составляют новые религиозные системы, которые выдают за древнее православие.
Между тем, Святые Отцы искали истину как через личный внутренний подвиг жизни, так и через внешнее обучение. Они писали под неодинаковым воздействием благодати, а иногда допускали неточности и ошибки. Когда у прп. Серафима Саровского спросили, ошибался ли он в ответах людям, то он сказал: "Ошибался, когда говорил "от себя", не воспросив Бога". На ошибки Святых Отцов или неточности догматических определений указывали еретики в оправдание своего лжеучения. Некоторые из Отцов переходили в Православие от платонизма, другие - от арианства. Святые Отцы совершенствовали свои знания. Они находились в тесном общении друг с другом, исправляли друг друга, а нередко их переписка была похожа на дискуссию.
Последовательность духовного становления ярко видна в творчестве великого богослова V столетия св. Кирилла Александрийского, которое можно разделить на три периода: ранний период его творчества - до 30-х годов; затем период третьего Вселенского собора и последний третий, продолжавшийся до смерти александрийского первоиерарха - поиск соглашения или сближения с Иоанном Антиохийским и восточными Отцами. Это был самый плодотворный период в богословии св. Кирилла. И надо сказать, что поздние творения св. Кирилла настолько отличались от раннего учения этого Отца, что часть последователей святого Кирилла отошла от него.
Модернисты пользуются цитатами без всякого исторического анализа, именно пользуются ошибками и неточностями Святых Отцов - тем, что оставила Церковь за своим порогом. Некоторые из модернистов заявляют: все, что написали Святые Отцы - свято. Здесь под видом благочестия и благоговения к Святым Отцам мы видим другое: ложный метод, который ведет к разрушению церковного Предания и догматики.
Если все, что написали Святые Отцы свято, то, значит, правилен догмат о Христе свт. Кирилла Александрийского: "Одно лицо и одна природа", или гипотеза свт. Григория Нисского о предсуществовании душ. Этот великий христианский философ отрицал пользу паломничества христиан по святым местам ("место не приближает к Богу"). Святой Кирилл Александрийский, попавший под влияние своего дяди Феофила, сравнивал свт. Иоанна Златоуста с Иудой,-  это тоже по благодати?
Святой Епифаний Кипрский считал свт. Иоанна Златоуста оригенистом - это тоже правильно? Блаженный Феодорит написал на смерть свт. Кирилла Александрийского памфлет, а вернее сатиру, где писал, что смерть Кирилла обрадовала живущих на земле и огорчила находящихся в аду, потому что к ним пришел такой неспокойный человек. Может эти слова тоже патрологическая находка для модернистов? Даже  такой великий ум, как Григорий Богослов сравнивал Отцов Второго Вселенского Собора со стаей галок. Между тем, именно отцы Второго Собора предвидели притязание римской кафедры на особое место в Церкви и положили этому преграду.
Некоторые из древних Отцов прилагали к Святой Троице неточные формулировки, которые могли быть поняты, как субординация Божественных Лиц. Неужели все это входит в священное Предание?
У сектантов и модернистов один принцип подхода к текстам - выборочность, игнорирование того, что не соответствует их взглядам, произвольная интерпретация текстов, монтаж цитат. Модернисты, как и протестанты, хотят разрушить Предание. Они говорят, что Символ веры можно дополнить, так как Дух Святой живет в Церкви (т.е. под видом наития благодати можно переиначить Символ веры). Они учат, что  постановления Вселенских Соборов были обусловлены уровнем современных им знаний, носят на себе ограниченность эпохи и поэтому не могут являться для нас несомненным авторитетом.
Что касается богослужения, то у модернистов оно занимает второстепенное место, и поэтому они мало обращают внимания на его свидетельства. Особенное раздражение вызывают символические книги. Чтобы вызвать недоверие православных к символическим книгам, модернисты идут на обычный популистский прием: они говорят, что эти книги носят на себе печать католицизма, между тем как в "Посланиях Восточных патриархов" от 1848 г. католицизм отвергается как пагубная ересь. По своим разрушительным действиям в новое время модернизм можно сравнивнить с древним арианством.
Модернисты игнорируют труды по богословию, написанные в ХIХ столетии именно потому, что богословие прежних веков, несмотря на отдельные недочеты (все человечество несовершенно), было построено на священном Предании и являлось голосом Православия, который они хотят заглушить своими петушиными фальцетами.

Примечание 2    С. 32 (ориг.)
Оценка, данная священномученником архиепископом Иларионом Троицким антикатолической деятельности Иерусалимского Патриарха Досифея.
"Так, Российская Православная Церковь XVII века, возглавляемая Святейшим Патриархом, твердо держалась греческого Православия и всеми силами боролась с чуждым латинским богословием, которое заносили в Москву ученые малороссы.
Благодаря неусыпным трудам ревностного Патриарха, в Москве побеждает греческое направление, а все латинское отдаляется от новой духовной школы.
Нужно сказать, что Московский Патриарх был не одинок в борьбе против латинского влияния. Пусть он уже не находил сочувствия в этой борьбе со стороны московского правительства, - с ним заодно были восточные патриархи.
Русская церковь была тогда в весьма оживленных сношениях со вселенскими патриархами, которые лично приезжали в Москву, и обменивались грамотами с русским церковным и гражданским правительством. Восточные патриархи всегда поддерживали русскую иерархию в борьбе с латинством, иногда даже побуждали к этой борьбе и всеми мерами способствовали укреплению и господству в Москве образования православного греческого. В день Рождества Христова 1668 года от лица присутствовавших в Москве патриархов было произнесено слово "О взыскании премудрости Божественныя".
Здесь патриархи скорбят о том, что в православном роде российском пренебрегается изучение греческого языка и настойчиво убеждают Царя, иерархов и весь народ позаботиться об устройстве в Москве греческого училища. "Положи отныне,- обращаются патриархи к царю Алексею Михайловичу,- в сердце твоем училища - греческие и иные - создать, спудеов милостию си и благодатию их умножить, учителей благоискусных найти и их честью за трудолюбие поощрять, если увидишь их старание, а по прошествии немногого времени примешь, даст Бог, плод стократный и полныя рукояти от сих семян".
Но особенно следует упомянуть Иерусалимского Патриарха Досифея, великого ревнителя православия в XVII веке, зорко следившего за русской церковной жизнью и часто писавшего послания русским Патриархам, Царям, даже отдельным церковным и гражданским деятелям. На Россию Патриарх Досифей смотрел как на опору всего вселенского Православия, а потому России прежде всего необходимо во всей строгости и чистоте держаться православной веры. С большой тревогой и великим опасением смотрел патриарх на усиливающееся в Москве западное, преимущественно католическое, влияние. О католичестве Патриарх Досифей мыслил весьма определенно: "Папежская прелесть однозначна безбожью, ибо что есть папежство и что есть учения, если не явное безбожие?". "Беззаконные папежники хуже нечестивых и безбожных; они безбожны, ибо два Бога предлагают - одного на небе, а другого на земле".
"Папежничество есть не что иное, как несомненное безбожие". "Латиняне, вводящие в веру, в Таинства и во все постановления церковные новости, суть явные нечестивцы и раскольники, потому что частную церковь делают вселенскою, и вместо Христа почитают главою Церкви пап, и римскую церковь, которая есть частная церковь, они почитают вселенскою. И потому, по словам отцов и учителей Церкви, они суть обманщики, негодные и бесстыдные люди, не имеющие любви, враги мира Церкви, клеветники православных, изобретатели новых заблуждений, непокорные, отступники, враги истины, завистники, упорные, непослушные, какими признают их Отцы, а потому достойны презрения". Вполне понятно, что Патриарх Досифей рекомендовал московскому правительству самые решительные меры для пресечения католического влияния.
"Если великое твое царство,- писал Досифей уже Петру,- имеет намерение учинить избрание Патриарха, повели, чтоб не учинилось избрание особы из казаков, и малороссиян, и сербян, и греков, так как они много смешены и сплетены с схизматиками и еретиками, и не имеют неложного и чистого православного догмата, но повели быть избранию особы из москвичей, и чтоб был стар и доброго гражданства, так как пока были патриархи-москвитяне, то хранили в чистоте Православие".
В Москве, узнает Патриарх Досифей, появились в большом изобилии западные книги и он пишет Патриарху Московскому Иоакиму в 1689 году: "Внимайте с великим прилежанием, чтоб никто из верных, как от великих, как и от малых, не читали и не держали у себя такия книги, в которых содержится "скверное и безбожное учение папиных поклонников, или безбожное и скверное учение лютеранов и кальвинов, так как они наполнены лести и лукавства, и в притворении благочестия имеют учение безбожества". Через два с половиной года, в начале 1682 года, Патриарх Досифей снова пишет Патриарху Иоакиму: "Храни, храни, храни стадо Христово чисто от латинского письма и книг, так как все в них есть учение антихристово, и полно нововведений". <Сноска: Архимандрит Иларион Троицкий. Книга "Да не будут тебе бози инии". Ст. "Богословие и свобода Церкви". С. 325-329.>

К V главе, "Естественный закон"

Примечание 1
Является ли Климент Александрийский Отцем Церкви и учителем веры? В книге "Историческое учение об Отцах Церкви" архиепископа Филарета (Гумилевского) есть характеристика Климента Александрийского, которая, мягко говоря, не сходится с дифирамбами, содержащимися в брошюре г-на Зайцева, расчитанными на то, чтобы читатели могли воспринять ошибки Климента как голос древнего Православия.
Вот мнение арх. Филарета: "Излишняя наклонность его (Климента) к таинству могла довести и доводила его до следующих ошибок:
а) кроме общего Предания церковного, которого, по его же словам, держится общая вера, объясняя им Св. Писание и обличая им ереси, он допускал еще какое-то предание тайное, доступное одному ведению (гносис), предание, которое будто бы Спаситель передал только некоторым ученикам; а они также передавали только избранным;
б) отселе баснословныя апокрифические книги, как-то проповедь Петрову, откровение Павла приводил он как книги, заслуживающие особенного доверия; слишком возвышает цену сивиллиных книг, присовокупляя даже, что они одобрены ап. Павлом;
в) из доверия к подобным книгам произошли и его мысли: об одногодовом продолжении земного служения Христова и другие исторические ошибки; г) Климент любил философию для того, чтобы служить ею небесной истине; но увлекаемый своим направлением иногда указывал там истину Христову у философов и поэтов, где ее нет, указывал ведение (гносис) там, где были только ошибки". <Сноска: Указ. соч. С.178. Примечание 36.>
Климент Александрийский именно потому, что "иногда указывал там истину Христову.., где ее нет" оказался находкой для г-на Осипова, который, в отличие от Климента, не "иногда", а часто указывает на истину там, где ее нет.

Примечание 2
О недостаточности одной естественной совести для спасения и необходимости веры, участии в Таинствах Церкви и благодати Божией.
В книге "Письма о христианской жизни" св. Феофана Затворника содержится следующее определение веры как главнейшего условия для спасения: "Первая здесь обязанность есть иметь веру или религию, то есть знать определенным образом Бога и образ Его почитания... Кто не имеет никакой веры, тот есть человек поганый.., ибо религия есть святыня, освящающая всю природу нашу, равно как отсутствие ее искажает и низвращает ее...
Обязанность иметь веру еще не определяет самой веры. Потому к сему должно еще прибавить, что человек обязан иметь не какую-нибудь веру, как-бы всякую без различия, а именно одну определенную, единую истинную веру. Ибо если Бог един есть и не изменен, и человеческая природа одна есть, или единосвойственна: то и отношение между Богом и человеком истинное может быть только одно, а потому и выражение сего отношения, или исповедание истинное, есть едино.
Сие то единое и должно содержать человеку. Иначе что он будет содержать? Ложь, призраки, мечтания. А в этом какое достоинство? Это тоже, что бедный и ничего не имеющий, которому однако ж во сне мечтается, будто он обладает несчетными сокровищами. Ложная религия есть посмеяние над человеками. Ложно исповедающий то же, что сумасшедший, который бурлит, потому что ему видится то и то. Но беда этим не ограничивается.
Тут кроется  обман непростой, не такой, т.е. какой разрешается смехом, а жалостный, терзающий, отчаянный, ибо в религии все чают найти окончательное свое успокоение и вечное свое облаженствование. В сей уверенности всякий крепко держит свою веру и дорожит ею. Но известно, что прикосновенность лжи возможна только здесь; по смерти тотчас откроется, как прочно то, на чем кто основывал свою надежду... Какое же ужасающее и раздирающее будет состояние того, кто увидит тогда, что он был обманут. Потому, пока есть время, пока мы еще на пути к решительной и неизменной вечности". <Сноска: Святитель Феофан Затворник. Указ. соч. Ч. I. С. 298-299.>
"Христианская жизнь не есть жизнь только естественная - общечеловеческая, а новая - вышеестественная: если кто во Христе,- новая тварь (Кор. 5, 17). Однако ж она жиждется на тех остатках добра в человеке, которых не силен заглушить самый грех, творится, так сказать, из тех стихий, которые и по падении сохранились неистребленными в его духе. Благодать Божия извлекает из плена тления (повреждения) и, восполняя недостающие в них, созидает в каждом христианине нового человека". <Cноска: Там же. С. 208.>
"Уже по тому самому, что грешник отделился от Бога, должно ожидать, что совесть у него не может быть исправна; ибо, если она есть, то голос Бога в душе (законодатель), то око Его (свидетель), то наместница Его правосудия (судия и воздаятель): то при отпадении от Него все сие Божественное, так сказать, на нас чрез дух - должно ослабеть и умалиться в числе и силе. Сверх того, совесть не действует одна, отдельно, а берет себе в посредники и орудия другие силы: рассудок. волю, силу, чувствования. Если они расстроены в путях своих, то и от совести нельзя ожидать правой деятельности". <Сноска: Там же. С. 283.>
"Коль скоро надлежит судить свои страстные дела, суд совести всегда крив". <Сноска: Там же. С. 287.>

Примечание 3   (к с. 74 ориг.)
Епископ Феофан "Письма о христианской жизни"
"Уже по тому самому, что грешник отделился от Бога, должно ожидать, что совесть его не может быть исправна. При отпадении от Него (Бога) все сие божественные, так сказать божественные наития, на нас через Дух, должны ослабеть и умалиться в числе и силе. Сверх того совесть не действует одна отдельно, а берет себе в посредники и орудие другие силы: рассудок, волю, силу чувствования.
Если сие расстроены в путях своих, то и от совести нельзя ожидать правой деятельности. Как мало у совести силы победить волю к исполнению своих предписаний, ясно даже сознаваемых, о том и говорить нечего. Это она еще может как-нибудь сделать, если не встречается с какой-нибудь страстью и склонностью. Но коль скоро есть подобное столкновение, голос ее не слышится и силой его одного человек не может преодолеть себя...
Предписание совести сознается в виде требований. Так как и другие последовательности, естественные или привитые после, тоже выставляют свои требования, то не удивительно, что человек при смятении царствующим в нем по падении, не может иногда разобрать, чему повиноваться...
Совесть в падшем состоянии - разбитое зеркало. Как разбитое зеркало и теперь она не представляет дела наши и нас как бы следовало. Когда совесть сама по себе судит о частных случаях, то здесь суд ее еще бывает по временам не неверен, но коль скоро надлежит судить свои страстные дела, суд совести всегда крив". <Сноска: Указ. соч. IV часть. С. 282-285.>
"Оставшиеся на лжи всезаблуждающиеся в вере: язычники, магометане, иудеи, особенно натуралисты, те которые думают, что для познания Бога и своего спасения достаточно естественных сил человека, своего ума и самодеятельности. Это заблуждение иначе называется рационализмом. Он есть самое очевидная глупость и безумие... Большая часть рационалистов без твердого ясного убеждения смутным сознанием верности своей мысли, заносчиво проповедует неизвестно что ( не знать что ), чтобы только заставить говорить о себе: "вот всеобъемлющий гений"...
Эти гордые умы, библейские рационалисты, возносящиеся на ум Божий, непокоряющиеся ему, не хотящие послушать веры потому суть то же, что неверны. Ибо неверие, собственно, и есть непризнание истинным того, что вера признает истинным. По своему духу - это разбойники во граде Божием, пролазящие от инуде (со стороны) кое пришедшими туда вместо смиренного пребывания своевольно рвут, разбрасывают все Божие сокровища. Все еретики, пописты, протестанты всех родов и другие - естественный плод неверия и своемыслия или своенравия ума в делах веры". <Сноска: Святитель Феофан Затворник. Указ. соч. С. 321-322.>
А вот мнение на этот счет Святого Отца древности: "Да уверится же всякий грешащий, что он не увидит и не познает Бога, если он умрет в этой тьме и в этом неведении, то воскреснет потом не для чего другого, как для вечного мучения, вечного потому, что там не будет более смерти, чтобы пресечь это мучение" <Сноска: Преподобный Симеон Новый Богослов. Слова. Слово IV. C. 52.>
В этом же слове Симеон Новый Богослов перечисляет добродетели, необходимые для спасения, и затем говорит: "Но таким ни один человек не может быть, если не соделается причастным благодати Божией по вере во Христа" <Сноска: Там же. С. 53.>
"Вход в царство Божие дается не за одни добрые дела, но и за веру" <Сноска: Там же. С. 46.> "Всякий, кто не укрепившись прежде силою Святого Крещения, возьмется творить заповеди Христовы, всуе (напрасно) будет трудиться". <Сноска: Там же. Слово 51, С. 461.> "И кто тому, кто не укреплен силою Святого Крещения, повелевает исполнять заповеди Христовы, буй (безумный) есть и слепец". <Сноска: Там же.>
"Без веры никто не может делать истинно добрых дел и угодить Богу, потому что ради веры приходит благодать Господа нашего Иисуса Христа в того, кто уверовал в Него". <Сноска: Там же. Слово 18, С. 170.> "Великое благо есть веровать во Христа, потому что без веры во Христа невозможно спастись". <Сноска: Там же. Слово 37. С. 315.>

К VII главе, "Сошествие во ад"
Примечание 1   к с. 89 (ориг.)
Спор г-на Осипова со свт. Игнатием (Брянчаниновым)
"Падшее человечество приступает к святой истине верою; другого пути нет к ней" <Сноска: Святитель Игнатий (Брянчанинов). Творения. Т. I. C. 119.>
Господин Осипов возражает: я открыл другой путь к спасению - без веры. Это - загробная встреча с Христом, где вера уже не нужна, там будет визуальная очевидность. Произойдет такая встреча в духе католического экстатизма: грешник бросится в объятия Христа, там же его покрестят, а затем Ангелы вознесут на небо, если только грешник не будет отказываться и не скажет: "Я хочу нырнуть в огонь".
"Вера во Христа - жизнь. Питающийся верою, вкушает уже во время странствования земного жизнь вечную, назначенную праведникам по окончании этого странствия" <Сноска: Там же. С. 177.>
Г-н Осипов считает, что такой взгляд напоминает средневековый католицизм, и что можно спастись в других конфессиях, питаясь не верой, а естественной нравственностью. Кто сомневается в том, что мусульманина может спасти Святая Троица, в Которую мусульманин не верит, и говорит, что у Бога нет ни жены, ни детей,- тому грозит двойка по Основному богословию. Кто посмеет возражать, что талмудиста спасает Христос, Которого тот считает сыном прелюбодеяния,- получит единицу. Тот, кто не понимает, как безбожный Будда может вдруг признать в Христе своего Бога и Спасителя и принять крещение в аду, получит не только нагоняй за отсталость, но и переэкзаменовку.
Г-н Осипов верит в то, что без веры в Христа можно спастись: люди узнают на том свете обо всем необходимом для спасения задним числом, так сказать "постскриптум", и за добрые дела получат крещение и вечную жизнь.
Насчет мифической встречи с Христом в аду св. Игнатий говорит: "Нет никакой пользы видеть Господа телесными очами, когда слепотствует ум, когда вера - эта сила духовного зрения -- не действует" <Сноска: Там же. Т. IV. С. 273.>
Добавим еще несколько мыслей из творений свт. Игнатия (Брянчанинова).
"Все добрые дела человеческие немощные, нисходящие во ад, заменены одним могущественным добрым делом: верою в Господа нашего Иисуса Христа". "Признающий возможность спасения без веры во Христа, отрицается Христа и, может быть не ведая, впадает в тяжкий грех богохульства".<Сноска: Там же. С. 471.>
"Наши души, по разлучении их с телами, присоединяются - соответственно усвоенным ими в земной жизни добрым или злым качествам - к Ангелам света или к ангелам падшим". <Сноска: Там же. Т. III. С. 71.>
У г-на Осипова насчет этого другое, особое мнение: души встречаются в аду с Христом.
"...Воздаяние как праведников, так и грешников весьма различно... Не только небесных обителей бесчисленное множество... но и ад имеет множество различных темниц и различного рода мучения". <Сноска: Там же. С. 72.>
Г-н Осипов считает это выдумкой Фомы Аквинского и тем самым косвенно обвиняет св. Игнатия Брянчанинова в средневековом католицизме. "Видимый мир - только предуготовительное преддверие обители, несравненно великолепнейшей и пространнейшей. Здесь, как в преддверии, образ Божий должен украситься окончательными чертами и красками, чтобы получить совершеннейшее сходство с своим всесвятейшим, всесовершеннейшим Подлинником, чтоб... войти в тот чертог, в котором Подлинник присутствует непостижимо". <Сноска: Там же. Т. II. С. 129.>
Господин Осипов не согласен со свт. Игнатием (Брянчаниновым). Он считает, что образ Божий проявляется в добрых делах, которые совершил человек, или, вернее, образ Божий - это прежде всего естественная совесть человека, а остальное маловажно для спасения. "Время земной жизни нашей бесценно: в это время мы решаем нашу вечную участь". <Сноска: Там же. Т. IV. С. 38.>
Господин Осипов считает, что это не так; а все решает встреча с Христом в аду. Церковь учит, что Христос вознесся на небеса человеческой природой и пребывает в одесную Отца. Г-н Осипов имеет на счет этого не то интеллектуальные, не то мистические откровения. Он говорит, что Христос вознесся не ввысь, а вниз и пребывает не с Богом Отцом на небесах, а среди демонов и грешников в аду, где встречает души умерших людей.
"Вход в Царство Небесное, которое Святым Крещением насаждено в сердце каждого христианина, есть развитие этого Царства действием Святого Духа". <Сноска: Там же. Т. I. С. 194.>
"Ересь есть грех, совершаемый преимущественно в уме. Грех этот, будучи принят умом, сообщается духу, разливается на тело, оскверняет самое тело наше, имеющее способность принимать освящение от общения с Божественной благодатью и способность оскверняться и заражаться общением с падшими духами". <Сноска: Там же. Т. IV. С. 82.>
"В Крови Христовой - душа Его. Ясно ощущается при Причащении Св. Тайн прикосновение души Христовой к душе причащающегося, соединение души Христовой с душой причащающегося". <Сноска: Там же. С. 121.>
"Взоры, для которых доступно небо,- вера, ею мы усматриваем духовное небо: учение Христово". <Сноска: Там же. С. 431.>
А вот мнение по этому вопросу Святых Отцов древности. Святой Григорий Палама в Омилии 21 на Вознесение так объясняет сокровенный смысл слов Они подали Ему часть печеной рыбы, и сотового меда. И взяв, ел пред ними (Лк. 24, 42-43): "Как мед собран в соты, так он (христианин) имеет в душе и теле сокровищественную благодать Божественного Духа. Вкушает же от них Господь: потому что приятной бывает для него снедью спасение каждого из участников Его естества; вкушает же Он не все, но - от сотового меда, т.е. некую часть, ибо не все уверовали. И не сам Он вземлет эту часть, но то, что Ему дается учениками, ибо и ученики приводят ему только уверовавших, отделив их от неверующих". <Сноска: Святитель Григорий Палама. Беседы.>
"И само Cлово Божие с бывшими до Моисея патриархами беседовало сообразно с Своим Божеством и славою, а для подзаконных Оно представляло священнический и богослужебный чин, после же сего, сделавшись Человеком, ниспослало на всю землю дар Святаго Духа, покрывая нас Своими крылами". <Сноска: Святитель Ириней Лионский. Сочинения. 1871. С.312.>
"Какое нестерпимое прибавление к страданию: никогда не ждать освобождения, ибо тот огонь неугасим! Что же означает оное насильственное влечение? Ибо оный огонь, как видится, подобен реке, все далее и далее уносящей от Бога; посему Христос не сказал: "уйдите", но идите (т.е. непрестанно удаляйтесь) от Меня проклятые (Мф. 25, 41). <Сноска: Святитель Григорий Палама. Омилия 4. О втором пришествии Христовом. С. 53.>
"Вход в царство Божие дается не за одни добрые дела, но и за веру". <Сноска: Преподобный Симеон Новый Богослов. Указ. соч. Слово IV. Т. I. С. 40.>

Примечание 2   к с. 98 (ориг.)
Колыбельная песня г-на Осипова под название "Спи, младенец" о том, что после смерти человек, не веровавший в Христа и чуждый Церкви, может получить христианские Таинства в аду, не может быть согласована с церковным учением о посмертном состоянии души, в частности, прохождением души по мытарствам. Надо сказать, что иером. Серафим (Роуз), на которого ссылается г-н Зайцев как на авторитет, на самом деле в вопросе о посмертном состоянии души стоит на позиции православного традиционализма.
В своих письмах иеромонах Серафим (Роуз) отмечает, что попытки опровергнуть и устранить православное учение о мытарствах является одним из знамений времени, которое, по-видимому, "показывает, насколько шатким стало положение православной традиции в последнее время - хорошо укоренившееся  в ней быстро исчезает и из-за этого выскочки богословы могут создать бурю в стакане воды" <Сноска: Журнал "Православная Русь". № 7. 2003.>
Я не касаюсь здесь вопроса о церковной позиции вышеупомянутого журнала, но хочу только сказать, что иеромонах Серафим (Роуз) в вопросах о посмертной жизни души, об авторстве св. Дионисия Ареопагита, о тактике модернистов обвинять несогласных с ними в тайном католицизме и др., не будучи знаком с г-ном Осиповы, так сказать, "превентивно", обличает его взгляды.
Заупокойоное богослужение Православной Церкви основывается на церковном Предании о посмертном пути души через мытарства, о сопутствии Ангелов, о видении небесной Церкви и поклонении Христу на девятый и сороковой день, о частном суде над душой и о значении молитв для усопшего.
Если бы мнение г-на Осипова имело бы какое-либо основание в Священном (следовательно и литургийном) Предании, то Церковь, освящающая своими молитвами все главные этапы земной и загробной жизни человека, употребляла бы специальные чинопоследования о незнавших Христа или еретиках и раскольниках, чтобы их души в аду познали бы Христа, обратились бы к Нему и через оглашение и Крещение в аду спасли бы от ада.
Хочется напомнить слова прав. Иоанна Кронштадтского, который пишет: "Страшная истина - грешник в будущем веке связывается по рукам и ногам (говорится о душе) и ввергается во тьму кромешную, как говорит Спаситель: ...связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю (Мф. 22. 13), т.е. он совершенно теряет свободу всех сил душевных, которые будучи созданы для свободной деятельности, терпят какую-то убийственную бездейственность для всякого добра".
"Время действия благодати (для пробуждения благодати) - только здесь: после смерти - только молитвы Церкви, и то на раскаянных грешников могут действовать - на тех, у которых есть приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которым может привиться благодать Божия или благодатные молитвы Церкви". <Сноска: Цит. по: Пестнев Н.Е. Как избежать ада. С-П. 2001. С.7-8.>

Примечание 3     к с. 102 (ориг.)
Господин Зайцев пытается доказать, что г-н Осипов, утверждая, что причиной пребывания грешников в аду является их собственное желание, придерживается святоотеческого учения и взгляды г-на Осипова совпадают со взглядами св. Николая Кавасилы. Затем г-н Зайцев приводит ампутированную с двух сторон цитату из книги св. Николая Кавасилы "О жизни во Христе" в собственной интерпретации.
Приведем эту цитату в более полном виде: "И иным еще способом, по некоему суду и правде воздвиг Господь сей трофей и даровал нам сию дверь и сей путь. Ибо он не силой похитил пленных, но дал за них выкуп и связал сильного не тем, что имел большую силу, но осудив его судом праведным, и воцарился в доме Иакова, разрушив в душах людей насильственную власть не потому, что возмог разрушить, но потому, что справедливо было разрушить ее. И на сие указал Давид, говоря: правда и суд уготование престола (Пс. 88, 15). Правда не только растворила сии врата, но и достигла через них до  нашего рода.
Ибо в первые времена, прежде нежели Бог пришел к людям, нельзя было найти правды на земле. Ибо проникал с неба и искал ее Сам Бог, от Которого она не могла скрыться, если бы только была, но несмотря на то, не нашел ее: Все,- сказано,- уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного (Пс. 13, 3). После же того, как истина от земли воссияла сидящим во тьме лжи и тени, тогда и правда с небес пришла , в первый раз истинно и совершенно явившись людям.
Мы были оправданы, освободившись прежде всего от уз и наказания, когда Несотворивший неправды защитил нас смертию крестною, в которой понес наказание за то, что сделали мы дерзостного. Потом через оную же смерть сделались мы и друзьями Божиими и праведными. Ибо Спаситель Своею смертью не только освободил нас и примирил с Отцом, но и дал нам власть быть чадами Божиими, соединив с Собою естество наше посредством Плоти, которую воспринял, каждого из нас соединяя со Своею плотью силою Таинств. И таким образом Свою правду и жизнь низвел в души наши, так что посредством Священных Таинств возможно стало людям и познавать и совершать истинную правду.
Если же, по Писанию, были многие праведные и други Божии прежде пришествия Оправдывающего и Примиряющего, нужно разуметь сие преимущественно по отношению к их поколению, а потом по отношению к будущему, именно, что они соделались таковыми и приготовлены были прибегать к имеющей открыться правде и освобождены, когда даровано было искупление, узрели, когда явился свет, и отрешились от образов, когда открылась истина.
И в том различие между праведными и злыми, которые в одних находились узах и тому же подлежали рабству, что одни с неудовольствием переносили оное порабощение и рабство, и молились, чтобы разрушено было узилище и разрешились оные узы, и желали, чтобы глава тирана сокрушена была пленниками, а других ничто настоящее не только не казалось странным, но они еще утешались, находясь в рабстве. И в оные блаженные дни были подобные им, кои не приняли воссиявшего в них Солнца, и старались, сколько можно, погасить Его, делая все, что по их мнению могло уничтожить лучи Его. Почему одни освободились от рабства в аде, когда явился Царь, другие же остались в узах.
Как из болящих те, кои всячески ищут врачевания и с удовольствием видят врача, обыкновенно бывают лучше и терпеливее тех, кои даже и не знают, что они больны и удаляются от лекарств, ибо таковых , кажется мне, врач, еще не врачуя, назовет уже выздоравливающими, если только не осознает, что его искусство бессильнее болезни; таким же образом в оные времена Бог призывал праведных и некоторых возлюбленных Ему. Ибо со своей стороны они сделали все и показали возможную правду, что и соделало их достойными разрешения, когда явится Могущий разрешить, но не разрешило их. Если бы это была истинная правда, то и они, отложив сие тело, были бы в мире и в руке Божией, говорит Соломон (см. Прем. 3, 13); теперь же, когда отходили они отсюда, их принимал ад" <Сноска: Николай Кавасила, архиепископ Солунский. О жизни во Христе. Слово 1. С. 12-14.>

Примечание 4    к   с. 114
Обратимся к книге прав. Иоанна Кронштадского "Христианская философия", чтобы убедиться в том, что Святые Отцы говорят о поврежденности грехом человеческой природы.
"Какими грехами ни растлил, ни обезчестил, ни осквернил враг рода человеческого природы нашей, созданной по образу Божию, святой, прекрасной, целесообразной, чистой, неблазненной, достойной всякого удивления? И вот, он продолжает доселе растлевать, обезображивать, искажать ее всякими грехами - скверными помыслами, невоздержанием, пьянством, блудом, заражать болезнями безчисленными, и делать наши души и тела орудиями своей нечистоты, мерзости, злобы, зависти, издевательства!" <Сноска: Указ. соч. С. 23-24.>
"Царство Христово на земле, или Церковь подвизается в борьбе с царством сатаны, состоящим из безчисленного множества бесов (легион в одном бесноватом человеке)... А находящимся в расколах, ересях, сектах или в других религиях - как побеждать врагов спасения, сильных своею прелестию, ложью, хулою, клеветою на Бога и на Его Церковь? Как там спастись? Невозможно" <Сноска: Указ. соч. С. 125.>
"Нравственное чувство - это духовный щит, которым Творец защитил от приражения зла всякого человека и для сохранения его нравственной духовной и телесной чистоты; это чувство особенно дано христианину чрез благодать Крещения и миропомазания; в язычниках, магометанах и неправославных христианах оно неправильно и весьма слабо и зависит от воззрений или учения веры и изменяется по качеству верований; иногда оно бывает совершенно извращено". <Сноска: Там же. С. 210-211.>

Примечание 5    на с. 116
Господин Зайцев ссылается как на авторитет на епископа Илариона (Алфеева), с которым у г-на Осипова много общего. Епископ Иларион приводит в своей книге "Таинство веры" цитаты из современных обновленцев и "богоискателей". Так, например, цитируемый им протоирей Александр (Туринцев) пишет: "Скажем прямо: идея вечного ада и вечных мучений для одних, вечного блаженства, безразличного к страданию, для других - не может больше в живом и обновленном христианстве оставаться такой, как ее некогда изображали наши катехизисы и наши официальные учебники богословия".
Отец протоирей подтверждает, что учение о конечной дифференциации добра и зла - это учение Церкви, зафиксированное в катехизисах и официальных учебниках богословия. Только слово "некогда" надо переменить на слово "всегда", потому что он не смог бы назвать такого периода в истории Церкви, когда катехизисы и официальные учебники по богословию заключали бы в себе другое учение, кроме, разумеется, современных модернистических опытов.
Он продолжает: "Это устаревшее понимание, пытающееся опираться на евангельские тексты, трактуя их буквально, грубовато, материально..." Во-первых, что за странный релятивизм, как будто идеи возникают, стареют, изживают себя, и на смену им приходят другие вероисповедательные истины. С кем мы имеем дело - с православным священником или с эволюционистом в религии? Во-вторых, выражение "трактуя их буквально, грубовато, материально" относится к обычному лексикону гностиков или спиритуалистов-платоников, как Ориген, которые хотели заменить прямой смысл евангельских слов собственными аллегориями. Напомним, что христианская герменевтика не упраздняет буквального смысла речей Господа, а только расширяет их, помогая человеку глубже проникнуть в смысл этих слов. Протоиерей Александр (Туринцев) договаривается до того, что катехизисы, якобы, заставили нас поверить в то, что "подвиг Христа это неудача". Таким образом, прот. Александр проповедует гностический апокатастасис, осужденный и отвергнутый как ересь на Вселенском и нескольких поместных соборах.

Примечание 6 (там, где цитируются Отцы)
Святой Николай Кавасила свидетельствует, что посмертное обращение к Христу души, чуждой Ему в земной жизни, невозможно: "Жизнь во Христе; зарождается в здесь и начало принимает здесь, а совершается в будущей жизни, когда мы достигнем оного дня! И ни настоящая жизнь не может совершенно вложить ее в души людей, ни будущая, если не получит начатков ее здесь, на земле. Ибо поскольку в настоящей жизни помрачает плотское, и здешний мрак, и тление, не могущее наследовать нетление, то Павел посчитал лучшим разрешиться, дабы со Христом быть (Флп. 1. 23).
А жизнь будущая, если и примет людей, не имеющих сил и чувств, которые нужны для нее, то нисколько не послужит благополучию таковых, но как мертвые и несчастные будут они обитать в блаженном том и бессмертном мире. Причина же та, что хотя свет сияет и солнце испускает чистый луч, но не образуется тогда глаза ни у одного человека, и благоухание запаха изливается обильно и распространяется повсюду, но чувства обоняния от сего не получает тот, кто не имеет его.
Посредством Таинств возможно в день оный сообщиться с Сыном Божиим друзьям Его, и узнать от Него то, что слышал Он от Отца; но и приходить к Нему нужно будучи другом Его и имея уши (Мф 11, 15). Ибо там нельзя начинать дружбу, и отверзать уши, и приготовлять брачную одежду и прочее, что нужно в том брачном чертоге, но местом для приготовления всего этого служит настоящая жизнь. И у кого не будет сего прежде отшествия, у тех нет ничего общего с оной жизнью.
Свидетели сему - пять дев и человек, званый на пир: поскольку они пришли, не имея елея(Мф. 25, 10- 12) и одежды (Мф. 22, 11-12), то и не могли уже приобрести их. Подлинно внутреннего нового человека, созданнаго по Богу, носит во чреве мир сей; и зачатый здесь, и совершенно уже образовавшийся, рождается он в оном нестареющемся мире.

Примечание к VIII главе, "Сосуществование двух Заветов"
Господин Осипов считает, что Ветхий Завет не закончился, а сосуществует вместе с Новым Заветом и христиане могут принадлежать к Новому или Ветхому Заветам по внутреннему расположению их души. Кроме того, к Ветхому Завету могут принадлежать иноверцы, старающиеся следовать голосу "естественной совести", при этом само понятие Ветхий Завет у г-на Осипова имеет не метафорическое, а реальное значение.
Тот факт, что Ветхий Завет является союзом Бога с человеком, включающим в себя вероучения, заповеди, ритуалы и т.д. - г-н Осипов игнорирует. Главным святоотеческим подтверждением своей теории он считает рассказ св. Иоанна Кассиана Римлянина о благочестивом земледельце Феоне, который любил посещать монастырь и жертвовал на нужды обители десятую часть от своих доходов. Феона имел молодую супругу, свой дом и хозяйство.
Игумен монастыря, видя усердие Феоны, сказал ему, что исполняющий заповеди еще находится под законом и не достиг евангельских совершенств. Он убедил земледельца, что жизно по благодати состоит в том, чтобы продать свое имени и раздать бедным, а себя всецело посвятить служению Богу. Услышав об этом, Феона сразу же загорелся желание достигнуть евангельского совершенства и принять монашество. Придя домой, он стал уговаривать жену отречься от мира, на что она не согласилась. Тогда Феона, оставив супругу, ушел в монастырь.
На каком каноническом основании игумен благословил Феону оставить семью, нам неизвестно. По-видимому, это было исключение. Такое действие, не соответствующее постановлениям Гангрского собора и анафематизмам против Евстафия Севастийского, впадшего в ложный аскетизм, почему-то понравилось г-ну Осипову, который на основании слов игумена и поступка Феоны решил обосновать свое экстравагантное учение о сосуществовании и взаимопроникновении двух Заветов.
В самом тексте, приводимом прп. Иоанном Кассианом Римлянином, евангельские заповеди названы законом, а евангельские советы - совершенной жизнью по благодати. Таким образом, сравнение двух периодов жизни Феоны с двумя Заветами представляет собой метафору - средство речевого изображения, которое часто употребляется как в Священном Писании, так и в патристике. Надо сказать, что блж. Августин, которого г-н Осипов не жалует, в аналогичном случае поступил по-иному. Некоему сицилийцу, который хотел оставить супругу и против ее воли уйти в монастырь, иппонийский святитель сделал строгий выговор и велел вернуться в свою семью.
Приводим текст из творений прп. Иоанна Кассиана Римлянина, начинающийся с беседы игумена с Феоной.
"Глава 5.
Итак, Христос никого необходимою заповедию не принуждает к достижению верха добродетелей, но призывает желающих по свободному произволению, пользой совета воспламенять желание совершенства. Ибо где заповедь, там необходимость, а где необходимость, там и трудность, где трудность, там и нерадение, где нерадение, там и грех, а где грех, там и наказание. А соблюдающие то, к чему принуждаются строгостью закона, избегают скорее наказания, которым он угрожал, нежели получают воздаяние или награду.
Глава 6.
Благодать Евангелия как совершенным дает царство небесное,  так милостиво поддерживает немощных.
Итак, евангельское слово как сильных возводит на высоту совершенства, так и немощным не попускает опускаться низко, совершенным воздает полноту блаженства, а немощным дарует прощение. Закон исполняющих его заповеди поместил как бы в некоторой середине между тем и другим воздаянием, т.е. наградой и наказанием,- насколько удаляет от осуждения преступников, настолько же отлучает и от славы совершенных. Как эта доля низка и как жалка, это можете видеть из сравнения состояния настоящей жизни, в которой считается самым жалким тот, кто только о том старается и трудится, чтобы только не считаться виновным между почетными людьми, а не богатым, почетным и славным.
Глава 7
В нашей власти состоит, хотим ли состоять под благодатью Евангелия или под страхом закона Моисеева
Посему теперь находится в нашей власти - состоять ли под благодатью Евангелия или по страхом закона. Ибо всякому необходимо по качеству своего действования пристать к той или другой стороне. Превосходящих закон воспринимает благодать Христова, а низших закон удерживает, как своих должников и повинных ему. Ибо виновный против заповедей закона никак не может достигнуть евангельского совершенства, хотя бы и хвалился, что он христианин и освобожден благодатью Господа, но напрасно. Ибо надобно считать еще состоящим под законом не только того, кто отказывается исполнять заповеди закона, но и того, кто довольствуется только соблюдением повелений закона и вовсе не приносит плодов, достойных звания и благодати Христовой, в котором (звании) не говорится: приноси Господу Богу твоему десятины твои и начатки (см. Втор. 12, 6), но: пойди, продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах и приходи, и следуй за Мною (Мф. 19, 21). При этом по причине величия совершенства просившему ученику не дозволяется и на короткое время отлучиться для погребения отца, и обязанность человеческой любви не предпочитается добродетели Божественной любви (см. Лк. 9, 59-62).
Глава 8
Как Феона убеждал свою жену, чтобы и она отреклась от мира.
Услышав это, блаженный Феона, воспламенившись неугасимым желанием евангельского совершенства, воспринятое плодоносным сердцем семя слова сокрыл как бы в глубоких и умягченных браздах, смирившись и сокрушившись особенно от того, что старец сказал, что он не только не достиг евангельского совершенства, но едва исполнил и заповеди закона.
Хотя он десятину своих плодов обыкновенно в каждый год приносил в экономию монастыря, а о принесении начатков, думалось ему, он и не слышал. Впрочем, хотя бы он и это также исполнил, однако же смиренно сознавался, что он, по мнению старца, далеко отстоит от евангельского совершенства.
Итак, возвращается домой печальный, пораженный той скорбью, которая производит неизменное покаяние ко спасению (см. 2 Кор. 7, 10) и, не сомневаясь уже касательно своей воли и решимости, он всю заботу и попечение обращает на спасение супруги, и подобным увещанием начал склонять ее к тому желанию, каким сам воспламенился, дневным и ночным плачем убеждать, чтобы вместе послужили Богу в чистоте и святости, говоря, что обращение к лучшей жизни никак не должно откладывать, потому что суетная надежда на незрелый возраст не избавляет от необходимости нечаянной смерти, которая младенцев, отроков, юношей похищает так же, как и старцев.
Глава 9
Как Феона удалися в монастырь, когда жена не согласилась на его убеждения".

Если согласиться с концепцией г-на  Осипова о сосуществовании двух Заветов, основанной главным образом на рассказе о Феоне, то придется признать, что христианские святые, не оставившие свои семьи и не раздавшие всего своего имущества бедным, находятся... в Ветхом Завете.

Примечания к IX главе, "К вопросу о границах Церкви"
Примечание 1        к с. 148

Главным вопросом между православными традиционалистами и модернистами является вопрос о том, можно ли спастись вне Православной Церкви, т.е. иноверцам, еретикам и атеистам. Г-н Осипов утверждает, что это вполне возможно, лишь бы человек был добр в своей жизни. Мы знали о двух аспектах единой Церкви - небесном и земном,- Церкви торжествующей и Церкви воинствующей. Г-н Осипов предложил нам свой экклезиологический вариант - третью модальность церкви, находящуюся в аду;  древнее изречение, ставшее синонимом ада -"Оставь надежду навсегда", переделал в новое наименование ада: "Место надежды и спасения".
Такой богословский футуризм удивил нас по двум причинам: об этом пишет не авангардист в религии, не новый богостроитель, а профессор православной Духовной академии; и второе: это теософское учение он хочет представить как святоотеческое, прикрываясь, как делают в подобных случаях, несколькими фразами, выдернутыми из творений христианских писателей. Напомним, что все секты опираются на выдернутые цитаты, с одной стороны, и на отрицание вероучительных книг Церкви - с другой.
Если прочитать брошюру г-на Зайцева "Расспоси ближнего...", выступившего в роли адвоката г-на Осипова, то можно прийти к удивительному выводу: что кроме блаженного Августина и католических богословов, в частности, средневековых схоластов, все Святые Отцы учили о спасении людей по их нравственным качествам независимо от веры. Отвага г-на Зайцева доходит до того, что людей, утверждающих о единственной возможности спасения в Православной Церкви, он сравнивает с средневековыми католиками, разумеется, в популистских целях, поэтому мы предлагаем к вниманию читателей выдержки из произведений святого Игнатия (Брянчанинова), которого ни г-н Зайцев, ни г-н Осипов не смогут упрекнуть в тайной приверженности к средневековому католицизму или в незнании святоотеческой литературы.
Мы выбрали святого Игнатия Брянчанинова, потому что он жил в то время, когда революционный либерализм проникал во все слои государственного организма и начинал просачиваться даже в Церковь. Св. Игнатий не только описал духовный упадок современного ему общества, но благодаря своей духовной проницательности, которую мы назвали бы предвидением, предупредил нас о том, что ждет православие в дальнейшем, каким испытаниям - внешним и внутренним, подвергнется Церковь. Я пользуюсь письмом св. Игнатия Брянчанинова, озаглавленным "О невозмож-ности спасения иноверцев и еретиков", из брошюры, изданной Почаевской Лаврой, "Слово о Православии" святителя Игнатия Брянчанинова.
Одна дама, видимо из круга либеральной интеллигенции, обратилась к святителю Игнатию с вопросом: почему иноверцы не могут спастись, если между ними есть нравственные люди. Вопрос был поставлен так, словно анонимная дама предвосхитила концепцию г-на Осипова почти за полтора столетия. В своем ответе свт. Игнатий Брянчанинов категорически утверждает, что учение Православной Церкви не допускает даже надежды на спасение иноверцев и еретиков. Обратимся к самому тексту.
"Достойное горького рыдания зрелище: христиане, не знающие в чем состоит христианство! Вопрос, предложенный вами, теперь предлагается сряду. "Отчего не спастись,- пишите вы,- язычникам, магометанам и так называемым еретикам? Между ними есть предобрые люди. Погубить этих добрейших людей было бы противно милосердию Божию!..
Да! Это противно даже здравому разуму человеческому! А еретики - те же христиане. Считать себя спасенными, а членов прочих верований погибшими, это - и безумно, и крайне гордо!" Постараюсь отвечать вам в немногих по возможности словах. Вот истинное учение об этом предмете, учение Святой Вселенской Церкви: спасение заключается в возвращении общения с Богом. Это общение потерял весь род человеческий грехопадением праотцов.
Весь род человеческий - разряд существ погибших. Погибель - удел всех людей, и добродетельных и злодеев. Зачинаемся в беззаконии, родимся в грехе... Чтоб восстановить общение человека с Богом, иначе, для спасения необходимо было искупление... Все добрые дела человеческие немощные, нисходившие во ад, заменены одним могущественным добрым делом: верой в Господа нашего Иисуса Христа... Верой, одной верой мы можем войти в общение с Богом при посредстве дарованных Им Таинств.
Напрасно же, ошибочно вы думаете и говорите, что добрые люди между язычниками и магометанами спасутся, т.е. выступят в общение с Богом! Напрасно вы смотрите на противную тому мысль, как бы на новизну, как бы на вкравшееся заблуждение! Нет! Таково постоянное учение истинной Церкви - и ветхозаветной, и новозаветной. Церковь всегда признавала, что одно средство спасения: Искупитель! Она признавала, что величайшие добродетели падшего естества нисходят во ад...
Всмотритесь в Новый Завет и вообще во все Священное Писание: вы найдете, что оно требует исполнения заповедей Божиих, что это исполнение называется делами, что от этого исполнения заповедей Божиих вера в Бога делается живой, как действующая; без него она мертвая, как лишенная всякого движения. И напротив того, вы найдете, что добрые дела падшего естества - от чувств, от крови, от порывов и нежных ощущений сердца - воспрещены, отвергнуты! А эти-то именно добренькие дела вам и нравятся в язычниках и магометанах! За них, хотя бы то было с отвержением Христа, вы хотите им дать спасение.
...Странно ваше суждение о здравом разуме! С чего, по какому праву вы находите, признаете его в себе? Если вы христианин, то должны иметь об этом предмете понятие христианское, а не другое какое, самовольное или схваченное не ведь - где!
Евангелие научает нас, что падением мы стяжали лжемнимый разум, что разум падшего естества нашего, какого бы oн ни был достоинства природного, как бы ни был изощрен ученостью мира, сохраняет достоинство, доставленное ему падением, пребывает лжеименным разумом. Нужно отвергнуть его, предаться водительству веры!..
Называемый же вами здравый разум мы, христиане, признаем разумом столько болезненным, столько омрачившимся и заблудшим, чтo уврачевание его иначе и не может совершиться как отсечением всех знаний, его составляющих, мечем веры и отвержением их. Если же признать его здравым, признать на каком-то основании неизвестном, шатком, неопределенном, непрестанно изменяющемся, то он, как здравый, непременно отвергнет и Христа. Это доказано опытами.
...Веруем, что можем знать о Боге только то, что Бог благоволил открыть нам! Если бы был другой путь к богопознанию, путь, который могли бы мы проложить уму своему собственными усилиями,- не было бы даровано нам откровение. Оно дано, потому что оно нам необходимо. Суетны же и лживы собственные самосмышления и скитание ума человеческого!..
Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душой, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелью. Ересь - грех ума. Ересь - более грех диавольский, нежели человеческий; она - дщерь диавола, его изобретение - нечестие, близкое к идолопоклонству...
Конечно, в ереси вы не видите ни разбоя, ни воровства! Может быть, единственно поэтому не считаете ее грехом? Тут отвергнут Сын Божий, тут отвергнут и похулен Дух Святой - только! Принявший и содержащий учение богохульное, произносящий богохульство не разбойничает, не крадет, даже делает добрые дела естества падшего,- он прекрасный человек! Как может Бог отказать ему в спасении!..
Вся причина последнего вашего недоумения, так как и всех прочих, - глубокое незнание христианства!.. При незнании истинного христианского учения, как раз может принять мысль ложную, богохульную за истинную, усвоить ее себе, а вместе с нею усвоить и вечную погибель. Богохульник не спасется! И те недоумения, которые вы изобразили в письме вашем,- уже страшные наветники вашего спасения. На сущность - отречение от Христа! Не играйте вашим спасением, не играйте! Иначе будете вечно плакать". <Сноска: Святитель Игнатий Брянчанинов. Указ. соч.>
А вот мнение священномученика Илариона Троицкого, который в своих экклезиологических трудах ближе всего стоял к священномученику Киприану Карфагенскому и чаще всего цитировал этого автора.
"Святой Киприан высказывает даже такую решительную мысль: вне  Церкви не может быть и учения христианского, не только христианской жизни. Только в Церкви есть чистая вера. Церковь Киприан и называет "истиной". Единство веры нельзя отделять от единства Церкви. Истина одна, как одна и Церковь. Тому, кто не придерживается единства Церкви, нельзя думать, что он сохраняет веру. Всякое отделение от Церкви непременно связано бывает и с искажением веры.
"Враг изобрел ереси и расколы, чтобы ниспровергнуть веру, извратить истину, расторгнуть единство. Служители его возвещают вероломство под предлогом веры, антихриста - под именем Христа и, прикрывая ложь правдоподобием, тонкою хитростью уничтожают истину". "Как диавол не есть Христос, хотя и обманывает Его именем, так и христианином не может почитаться тот, кто не пребывает в истине Его Евангелия и веры". "Еретик рассекает Церковь, разрушает веру, он вооружается против Церкви, изменник в отношении веры, в отношении благочестия, святотатец, непокорный раб, сын беззаконный, брат неприязненный".
"Если рассмотреть веру тех, которые веруют вне Церкви, то окажется, что у всех еретиков совсем иная вера, даже, собственно говоря, у них одно изуверство, богохульство и прение, враждующее против святости и истины".
Быть вне Церкви и оставаться христианином, по убеждению св. Киприана, невозможно. Вне Церкви - вне стада Христова.
Отступившие от Церкви и действующие против Церкви - антихристы и язычники. Вот, например, что пишет св. Киприан Антониану о Новациане: "Ты желал, возлюбленнейший брат, чтобы я написал тебе и касательно Новациана, какую ересь он ввел. Знай же, что прежде всего мы не должны любопытствовать, чему он учит, когда он учит вне Церкви. Кто бы и какой бы он ни был, он не христианин, как скоро он не в Церкви Христа". "Как может быть со Христом тот, кто не пребывает с невестою Христовой, не находится в Церкви Его." Наконец, в трактате "О единстве Церкви" читаем мы знаменитые слова: "Тот не может уже иметь отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь".
Святой Киприан совершенно отказывает всем стоящим вне Церкви в названии "христиан", как бы повторяя решительное восклицание своего учителя Тертуллиана: "Еретики не могут быть христианами!" <Сноска: Архимандрит Иларион Троицкий. Статья "Христианство или Церковь". В кн.: "Да не будут тебе бози инии". С. 74-75>
Экклезеологические взгляды самого священномученика Илариона Троицкого:
"Евангелие и Христос противопоставляются Церкви, которая к чему-то называется "исторической", как будто есть или была когда-нибудь другая, "неисторическая" Церковь! Воистину здесь сатана принял образ ангела светла. Он показывает вид, будто заботиться о благе истины Христовой, будто правду Христову очистить хочет от неправды человеческой.
Невольно вспоминается при этом мудрое изречение прп. Викентия  Лиринского: "Когда увидим, что некоторые приводят апостольские или пророческие изречения в  опровержение вселенской веры, мы не должны сомневаться в том, что устами их говорит диавол", "а чтобы незаметнее подкрасться к простодушным овцам, прячут они свой волчий вид, не покидая волчьей лютости, и, как руном, окутываются изречениями божественного Писания, чтобы чувствуя мягкость шерсти , никто не побоялся их острых зубов".
На самом деле противопоставление Евангелия Церкви  и замена Церкви неопределенным понятием христианства имеет много самых плачевных результатов: жизнь христианская иссякает, оказывается только одно лишнее учение в бесконечном ряде учений древних и новых, притом учение весьма неопределенное, ибо без Церкви открывается возможность несчетного множества его пониманий самых произвольных и даже друг другу противоречащих.
"Поэтому нет ничего легче, как по своему вкусу перетолковывать учение Христово и сочинять "христианство", выдавая под эти названием мечты своего сердца и образы своей досужей фантазии" <Сноска: Архимандрит Иларион Троицкий. Указ. соч. С. 88-89.>
"И много можно дивиться тому, как далеко заходят люди в своем "истолковании" христианства. Чего только ни захотят они, тотчас все это и находят в Евангелии. Оказывается, что всякую свою праздную мечту и даже злономеренную мысль можно прикрыть евангельским авторитетом.
Нет, вера Христова становится только тогда ясна и определена для человека, когда он нелицемерно верует в Церковь; только тогда бисер этой веры бывает чист, только тогда не смешивается он с кучей грязного мусора всевозможных своевольных мнений и суждений. Об этом ведь говорил еще ап. Павел, когда Церковь Бога Живого называл столпом и утверждением истины (см. 1 Тим. 3, 15).
Таким образом, в отделении от Церкви даже и учение христианское оказывается чем-то весьма неопределенным, неуловимым, по желанию постоянно изменяющимся" <Сноска: Архимандрит Иларион Троицкий. Указ. соч. С. 90.>

Примечание 2    к с. 156
Житие и подвиг святого и блаженного отца нашего Григория, папы Римского <На грузинский язык переведено св. Евфимием Святогорцем; взято из Церковных рукописей №№ 121, 167>.
Пространный анализ жития св. Григория принадлежит академику Латышеву. <Сноска: Византийская Царская Минея. Петроград. 1915. С.164, 168.> Как видно из этого анализа, грузинская редакция отличается от всех других известных "житий". Должно быть она более близка к той редакции, метафраз которой издал В. Латышев.
Текст не указывает на родство св. Григория с императором Траяном. Он начинается следующими словами: "Богоносный и блаженный отец наш Григорий был родом гражданином великого города Рима, сыном великого князя, которого звали Гордиан.
...Сказал Ангел ему: не бойся. Господь прислал меня, чтобы быть всегда с тобой, пока ты в этом мире. Теперь всякую просьбу, которая будет у тебя перед Богом, от меня сообщим Богу...
...И дано было преподобному и святому Григорию перед Господом большое дерзновение. Всякое чудо, что он просил от Господа, сразу слышал Бог, как обещал св. Ангел, пока не случилось следующее.
Как-то шел великий Григорий в другой поселок за церковными делами. Дорога, которой он шел, была сделана царем Траяном. Все было в мраморе. Дорога была приятна для путников. Дело царя понравилось святому. Он стал молиться и горячо просить Господа освободить душу Траяна от вечных мучений. А царь этот был идолопоклонником и безбожником. И когда он продолжал горячо молиться, услышал с неба голос: "Услышал твою просьбу и спас душу Траяна от мучений. Но ты больше не проси меня за безверных". После этого предстал перед ним св.Ангел и сказал: "Просьбу твою услышал Бог. А ты больше не проси Бога за безбожников и идолопоклонников". <Сноска: Памятники грузинской агиографии. Ч. I. Кименс. Т. I. С. 130-131.>

Примечания к X главе, "Погибнут ли некрещеные младенцы?"
Примечание 1
"Веруем, что Святое Крещение, заповеданное Господом и совершаемое во имя Святой Троицы, необходимо. Ибо без него никто не может спастись, как говорит ....Господь: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 5). Посему оно нужно и младенцам, ибо и они подлежат первородному греху и без Крещения не могут получить отпущения сего греха. И Господь, показывая сие, сказал без исключения, просто: кто не родится, то есть по пришествии Спасителя Христа, все имеющие войти в Царство небесное, должны возродиться." <Сноска: Послания Восточных патриархов. 1723. Глава 16.>
"Неведение Бога - смерть для души,- говорит св. Василий Великий,- но некрестившийся не просвещен, а без света как глаз не видит того, что можно ему видеть, так и душа не способна к созерцанию Бога" <Сноска: Святитель Василий Великий. Т. 4. Бес. 13. С. 225.>
Святой Кирилл Иерусалимский: "И кто, хотя и заслуживает похвалу за дела, но не принял запечатления в воде, тот не войдет в царство небесное. Смело слово сие, но не мое: так определил Иисус." "Если не принял кто Крещения, то не имеет спасения за исключением одних мучеников, которые и без воды приобретают царствие". <Сноска: Святитель Кирилл Иерусалимский. Слова огласительные. М. 1855. 3-е огласительное слово. С. 41 и 45.>
"Мы начинаем существовать оскверненными и грешными... Мы рождаемся умерщвленные душею, с семенами смерти в теле...  Одним словом мы падшие и погибшие от самого рождения нашего". <Сноска: Святитель Игнатий Брянчанинов. Богословские труды. Слово о человеке. М. 1989. С. 297.>
"...Возникают у дитяти страсти и начинают тревожить его с раннего времени. Дитя еще не говорит, не ходит, только приучилось сидеть и брать игрушки, но уже серчает, завидует, присвояет себе, особится и прочее, вообще являет действие страстей". <Сноска: Святитель Феофан Затворник. Путь к спасению. М. 1996. С. 41.>
"...Тот, кто не имеет благодати Св. Духа, мертв в порядке Божием, и никак невозможно, чтобы он имел жительство на небесах, потому что всякий мертвый в каком-либо порядке бездейственен (безжизнен) в нем. Потому-то необходимо всякому человеку, верующему во Христа, креститься, чтоб быть Духом Святым воссоздану и обновлену и стать новой тварью. Кто же не родится свыше, тот, как говорит Господь, не может увидеть царствия Божия (Ин. 3, 3), а кто видеть его не может, для того еще невозможнее получить его..." <Сноска: Святитель Симеон Новый Богослов. Указ. соч. Слово 4. С.46.>
"Человек с первого дня рождения своего (с момента зачатия) подлежит уже тлению и смерти, и потребна великая и Божественная сила, чтобы возсоздать его к нетлению и бессмертию... Теперь малое и незлобивое дитя имеет нужду в Божественной силе, чтоб освободиться от тления..." <Сноска: Там же. Слово 38.>
"Жизнь во Христе зарождается в здешней жизни, и начало приемлет здесь, а совершается в будущей жизни, когда мы достигнем онаго дня. И ни настоящая жизнь не может совершенно вложить ее в душу людей, ни будущая, если не получит начатков ее в сей жизни... А жизнь будущая, если примет людей, не имеющих сил и чувств, которые нужны для жизни оной, то для таковых нисколько не послужит к благополучию, но как мертвые и несчастные будут они обитать в блаженном оном и бессмертном мире."
"...Ибо рождение в Крещении есть начало будущей жизни, и приобретние новых членов и чувств, есть приготовление к тамошней жизни. А приготовиться к будущему не иначе можно, как здесь уже получив жизнь Христа, Который сделался Отцом будущего века, как Адам настоящего, ибо к жизни в тлении довел людей он. Ибо как никому нельзя жить жизнью человеческою, если не получит чувств Адама, и человеческих сил к жизни; подобным образом нельзя живущему перейти в блаженный оный мир, если не приготовится жизнью во Христе и не будет образован по виду Его и по образу Его". <Сноска: Святитель Николай Кавасила. Семь слов о жизне во Христе.>

Примечание 2       с. 193
"У нас есть основание ненавидеть Новоциана (Новата). Он расколол Церковь и увлек некоторых братьев в нечестие и богохульство, ввел нечестивейшее учение, клеветнически объявив безжалостным милосерднейшего Господа Иисуса Христа; а кроме того, он отверг Святое Крещение, отбросил предшествующее ему с верой произносимое исповедание и из признавших его полностью изгонял Духа Святаго". <Сноска: Евсевий Памфил. Церковная история. Письмо св. Киприана Карфагенского к св. Дионисию Александрийскому. 2001. С. 311-312.>
"По его (Новату) поводу в Риме собрался очень большой собор 60 епископов, гораздо больше священников и диаконов, а в остальных церковных округах местные пастыри - каждый - обдумывали, как поступить. Всеми принято решение: считать чуждым Церкви Новата и превозносящихся вместе с ними, предпочитавших братоненавистническое и бесчеловечное мнение этого человека". <Сноска: Там же. С. 294.>
Итак, Новат и его последователи были преданы анафеме, т.е. отлучены от Церкви.
"Все эти люди, хорошо поняв Новата и воочию видя его злобность, двоедушие, клятвопреступничество, лживость, его неумение жить с людьми и волчью дружбу, вернулись в Святую Церковь и пред множеством епископов, священников и мирян открыли все его уловки и злые дела, давно им замышленные. Они скорбели и каялись, что, поверив этому злонравному и лукавому животному, на короткое время покинули Церковь". <Сноска: Там же. С. 295-296.>
Далее там же письме описывается как Новат, которого автор иронически называет "блистательным человеком", дал страшные клятвы, что он не домогается епископства, а затем в каком-то глухом уголке Италии напоил вином двух епископов и "...когда они напились, их, совершенно охмелевших, Новат силой заставил чрез возложение рук дать ему мнимое, ложное епископство, вытребованное хитростью и мошенничеством и ему неположенное". <Сноска: Там же. С. 296.>
Как считает г-н Осипов, Новат, согрешая против Духа Святаго, сознательно шел против истины или нет? Если грех против Духа Святаго, который совершил Новат, погубивший столько душ и умерший без покаяния под анафемой, может быть прощен, то значит самые злостные еретики и раскольники также должны получить прощение. Здесь г-н Осипов идет против собственной концепции о том, что грех против Духа Святаго, как сознательное противление истине, остается непрощенным. Здесь он отвергает право Церкви на отлучение и извержение тех, кто по вере и делом своим не может называться христианином. Цитируя прп. Григория Богослова (где речь идет о Новате) и ложно понимая огненные муки как действительное Таинство Крещения, г-н Осипов, или представляющий его Зайцев, подписывает амнистию Новату. Если Новат может спастись, то тем более остальные грешники. Таким хитроумным способом г-н Зайцев упразднил вечные муки, помахал на адский огонь конспектами лекций г-на Осипова, и тот погас.

Примечание к "Заключению"
Если мы сравним богословие XIX столетия с богословием XX века, то увидим поразительную разницу. Богословы XIX столетия не только по своей эрудиции стоят выше ученых последующего века, но в их произведениях явно чувствуется цельность и гармония, объективность и непротиворечивость.
Тип мышления людей исторически меняется. Если для предыдущих веков характерным было более синтетическое восприятие мира и уважение к первоисточникам, то в XX веке церковную науку поразил тот же недуг, который подтачивал гуманитарные науки уже с XVIII столетия: это рационализм и сомнение, вылившееся в панкритицизм. Этот процесс происходил постепенно, но в XX веке накануне революции произошел взрыв.
Казалось, что ученые одержимы революционным порывом ломать все прошлое, чтобы строить на руинах новый мир, отчасти используя старые кирпичи. Не только мелкие умы поддались этому искушению, но такие эрудиты, как Бердяев, Флоренский, Булгаков. Так называемые "религиозные мыслители" - философы в богословии - потеряв духовные ориентиры, или, если угодно, не сумев приобрести их, с одной стороны, заинтересовали интеллигенцию вопросами религии, а с другой, внесли в эти вопросы необыкновенную путаницу. Богословие в какой-то степени отражает духовный уровень современного ему времени. Поэтому кризис интеллигенции вызвал определенный кризис в кругах церковных ученых.
Это был прежде всего переход от синтетического мышления к аналитическому, от целого - к частному, от основополагающих идей - к фрагментам. Появилось то, что можно было бы назвать "нервозностью богословия". Оно не захватило глубины Церкви, а только ее поверхность, как ветер поднимает волны, но глубина моря остается спокойной. Большинство верующих, почти все, хотели одного - сохранить чистоту Православия. Поэтому Церковь осталась тождественной себе самой и выдержала удары тарана революции.
В 20-х годах пышно расцвели ядовитые цветы модернизма; обновленчество отвергло Предание, пыталось реформировать богослужение и превратить Церковь в полигон для своих экспериментов. Это было проверкой Православия. Народ и большинство духовенства отвергли обновленчество и оно оказалось деревом без корней. И теперь повторяются подобные процессы: модернисты утверждают, что в Церкви не существует богословских и канонических ориентиров,что достаточно найти несколько цитат, вырванных из контекста, чтобы обосновать свое мнение и стилизовать его под Православие. Таким способом можно доказать все, что угодно: ведь всякая ересь основана на произвольном монтаже цитат, выбранных из Священного Писания.
То же самое хотят сделать и с патристикой. Неужели богословы XX века могут с пренебрежением смотреть на богословов XIX и  XVIII столетий, когда у людей были более глубокие духовные интуиции, а жизнь - более аскетической и соединена с ритмами церковного богослужения. Модернисты хотят доказать, что у нас нет ни твердой догматики, ни образцов веры, называемых символическими книгами, ни Предания, поэтому "Послания Восточных патриархов" и "Катехизис" митрополита Филарета стал для них стеной на пути, которую надо разрушить до основания.
Все человеческое несовершенно, если символические книги были бы совершенны, то они равнялись бы Евангелию, но они даны для того, чтобы отличить истину от лжи. Свет маяка - это не солнце, но он достаточен, чтобы корабль не разбился о прибрежные рифы.
Религия несравненно глубже философии, поэтому ее терминология остается менее четкой и конкретной. Семантика терминов меняется, и поэтому в символических книгах надо пояснять и уточнять отдельные положения, неизменно придерживаясь их учения, принципов и выводов. А здесь мы видим другое: желание дискредитировать и упразднить эти книги, чтобы очистить поле для других учений. Символические книги Православной Церкви, утвержденные соборами, ни одним собором до сих пор отвергнуты не были. Критика символических книг остается только частным мнением людей, а отвержение их - противопоставлением субъективизма в богословии принципу соборности, то есть антицерковным явлением, так как соборность - это любовь в единстве, дыхание Церкви как живого организма.

Источник